Через какое-то время Беляна устала считать повороты, подъёмы, спуски, открывающиеся простенки. Наконец, остановились снова перед глухой стеной. Жихарь, молодецки поплевав на ладони, с кряканьем толкнул камень вправо. Эффекта не было. Он повторил процедуру, но теперь давил в другую сторону. Стена стояла… как стена.

Молчан спокойно отодвинул парня в сторону, как-то по-хитрому надавил на оба края сразу, десяток рядов камней провалился вперёд и плавно двинулся влево. В глаза сразу ударил свет.

Девушка увидела Платона. Любимый похудел, его явно били. На руках и лице не осталось здорового места. Длиннополый серый кафтан, в Калаче таких не носят, был изорван в клочья. И как ещё на плечах держался?

Для девушки мгновенно пропало всё вокруг. Она видела только одно – её суженый мелкими безвольными шажками двигался в сторону страшного чёрного камня. Ещё недавно ей все уши прожужжали о том, что в шатре Игната Феоктистова стоял такой же каменный чёрный алтарь и злой колдун приносил на нём жертвы неизвестному тёмному божеству. Тогда любимый спас и Молчана, и других людей. Он разрушил алтарь и победил колдовство. А сейчас Платон против своей воли брёл, чтобы самому оказаться принесённым в жертву.

Девушка не выдержала, глаза закрылись сами собой, руки протянулись вперёд.

– ПЛАТОН!!! – во весь голос закричала она и сделала шаг.

Тут же перед Беляной, как лесовик из коробочки, возник Жихарь, преграждая путь, а на плечи с двух сторон, удерживая, легли две руки.

Платон двигался медленно, собирая силы, чтобы сделать решающий рывок, победить проклятое наваждение. Вот только бы силы нашлись до того, как он ляжет на алтарь. А то ведь потом уже ничего никогда не захочется. Ни жить, ни дышать, ни двигаться. Ни даже любить.

– ПЛАТОН!!!

Он резко, не задумываясь, откуда взялись силы на рывок, обернулся и увидел Беляну. Настоящую, не во сне. В тот же миг девушку заслонили чьи-то широкие плечи и только тогда молодой человек сообразил, что любимая пришла не одна. Рядом стоял едва ли не целый десяток.

Камень был уже перед ногами. Справа надрывались своей песней четверо служителей, слева бормотал что-то монотонное жрец. Ещё шаг и можно не думать о пришедших спасти его друзьях, о любимой, что не побоялась скакать в Москву, пошла ночью ему на выручку… Забыть о Беляне… Нет!

Платон крутнулся и изо всех сил ударил связанными руками жреца в челюсть, пробивая себе дорогу обратно. Певцы изумлённо замолчали. Старик оборвал свой речитатив на полуслове и, картинно раскинув руки, в гробовой тишине, повалился спиной на алтарь. Раздался звучный стук и из-под головы упавшего показалась тёмно-красная лужа. Кровь, не успевая натечь, быстро, как вода в песок, впитывалась в камень алтаря. Тот становился ещё темнее, хотя, казалось, куда уж.

Смирнов замер, завороженно глядя в космическую черноту.

Четвёртый певчий, странно, их же, вроде, трое в начале было, вдруг откинул капюшон и окликнул очень знакомым голосом:

– Не стой, младен. Вон меч твой, в стене торчит.

В чёрном балахоне в конце строя певцов стояла Подана. Вдруг она смяла ладонями воздух и бросила в молодого человека настоящий снежок. Точно такой же, как в детстве. Он попал точно в лоб, раскрошился, обильно насыпав снега за шиворот. Сон пропал мгновенно.

Платон обернулся на Подану, непонятно, как затесавшуюся в хористы, потом очнулся и побежал к пустой доске, на которой должна была разместиться голова Кати. Взялся за ручку, приготовился от души дёрнуть, и повалился на спину. Киркелин выпал из камня, как из ножен, без малейшего сопротивления.

– Надо же, а нам никому не поддался, – раздался спокойный, уверенный голос.

Кардинал держал в руке короткую металлическую палочку. Сразу после его слов из обоих концов палки ударил синий свет. Мазарин крутнул своё оружие над головой и во все стороны полетели уже знакомые Платону молнии.

Свои три молодой человек отбил. Никакого безволия не осталось. Наоборот, от рукояти меча, казалось, исходит живительная энергия.

Хористы внезапно запели во весь голос. Десяток бойцов ощутимо замедлил движения. Часть молний всё-таки попала в цель, и кое-кто опустился за плечи соратников.

Платон мгновенно шагнул обратно и одним движением укоротил троих, их снова трое, певчих на голову.

В этот момент Бравлин что-то скомандовал. Отряд разбился на пары. Смирнов много раз видел эту тактику. Ещё во время обучения с Молчаном. Бойцы становились по двое и каждый держал свою сторону. Одолеть сложившуюся пару было очень сложно.

Кардинал, похоже, встречал подобный приём. Он не стал размахивать своим жезлом. Вместо этого, Мазарин мгновенно разбил о каменный пол миниатюрную стеклянную безделушку в виде головы быка. И тут же лёг на пол и прикрыл руками собственный затылок.

Демиду надоело ждать на улице с конями. Он с трудом дотерпел до прихода воеводы Гузкова. Когда прибыла рать, мальчишка уже от нетерпения переминался с ноги на ногу.

– Где Молчан? – коротко спросил князь Михайло.

– Там они, батюшка. Вон, и пролом в стене уже готовый. Я может, тоже побегу? Мои все уж, поди, заждались?

– Беги, малыш, – великодушно разрешил князь.

И действительно, не дело это такому мальцу при государственном перевороте живот свой риску подвергать. Тятька, поди, дома вожжами нахлещет за ночные бдения.

Но мальчик, к удивлению воеводы, не пошёл домой, а ужом юркнул в пролом и исчез в здании. Михайло Гузков почесал затылок и скомандовал начало ночной чистки Москвы.

К Бравлину Демид попал не сразу. Долго плутал по тайным переходам, отыскивая свежий след в пыли, открывая секретные двери, благо, видел, как Молчан это делал. А когда встал незаметно, наконец, за спинами дружинных парней, чтобы не прогнали, то оторопел от увиденного.

По круглому залу пронёсся пронизывающий холодный вихрь. Факелы погасли, помещение осветилось нереальным багровым светом, как перед бурей.

Кардинал на полу зашевелился и начал подниматься. От его головы валил густой пар. Через несколько секунд на ноги поднялся уже не человек. Перед воинами стояло нереальное каменное существо, окутанное паром. От него исходил жар, сквозь водяные клубы пробивался тусклый горячий свет.

Пар сбивался в клубы, формируя огромную, в метр, рогатую голову. Рога, здоровенные, размаха рук не хватит, скребут камень потолка, высекая временами искры. Ноги чудовища стоят на широких как тарелки копытах, а руки заканчиваются длинными острыми когтями. Тело кое-где покрыто обгоревшими обрывками сутаны.

Демон обвёл всех горящими глазами. С одной стороны десяток, с другой один боец с мечом. Взгляд переместился на группу воинов, и чудовище неожиданно крутнулось вокруг своей оси.

Возможно, подобное фуэте смотрелось бы смешно, но не сейчас. Руки разошлись в стороны, оставляя глубокие борозды на стенах, рога высекли целый сноп искр из потолка. Вокруг тела закрутился смерч, само туловище зверя приобрело раскалённый вишнёвый оттенок. В зале стало ощутимо жарче.

Платон рванулся вперёд и ударил наотмашь, стараясь добавить силу меча к импульсу движения противника. Меч провалился как в холодец, отрезая плоть. Тело за ним почти сразу же соединялось.

Быкоголовый издал яростный крик и вытянул в сторону Смирнова руку. С пальцев сорвались знакомые синие молнии.

Киркелин завертелся в руке, выворачивая и ломая кисть, но отбил все. Платон от боли даже упал на колени. Как только магическая атака закончилась, по пальцам прокатилась волна тепла, восстанавливая, смывая боль из пальцев. Молодой человек поднялся на дрожащие ноги. Снова провёл выпад. Меч ударил в грудь демона как в гель. Даже, кажется, чмокнуло. Рукоять стала заметно нагреваться.

Быкоголовый опустил взгляд на торчащий из него клинок и вдруг надулся, как лягушка. Быстро и почти втрое по объёму. Открыл рот и по залу прокатился низкий, на грани инфразвука рёв.

Вибрация была такой силы, что доски с прибитыми головами слетели, как во время землетрясения. Большая часть дружинных присела и зажала уши.