Бравлин выскочил вперёд с мечом в руке и с хода нанёс удар по лапе демона. Лезвие чуть замедлилось, проходя сквозь желеобразное тело. Тёмный бог махнул только что разрубленной лапой, и воевода с четырьмя длинными порезами на груди откатился в сторону.

Беляна рвалась к любимому, даже не задумываясь, чем может помочь. Трое бойцов с трудом сдерживали девушку.

Минотавр сделал медленный, картинный шаг назад, снимая грудь с меча. Рана исчезла тут же, как и не было. Рявкнул на Платона так, что молодой человек присел, чтобы не упасть. Раскалённое лезвие меча светилось ярко красным цветом, рукоять хотелось перекидывать из руки в руку, как горячую картошку.

Рубить в этом состоянии не было никакого смысла. Из толпы вывернулся неизвестный Платону молодой воин в форме дружины Владигора и с палицей в руке. Он с хеканьем замахнулся.

Демон поймал оголовок палицы на лету и сжал обеими руками. Тело его изменило цвет, краснота стала ярче. Железо в руке раскалилось. Нападавший с криком бросил палицу и, прижав обгоревшие ладони к железу нательной брони, согнувшись, кинулся вглубь строя.

Палица осталась в ладонях быкоголового, краснея всё ярче и меняя форму. Вот она уже больше походила на теннисную ракетку.

Тут кинулись сразу шестеро. С минуту они ожесточённо прорезали мгновенно срастающуюся плоть чудища клинками. Тот даже не отбивался, давая возможность противникам убедиться в его неуязвимости. Потом махнул рукой в сторону атакующих, выпуская молнии. Дружинники еле успели увернуться. Одна досталась лежащему на полу Бравлину.

– Демид! – в отчаянии крикнул Платон. – Морозь!

– Кого?

– Его морозь, прямо по шее!

Демон не оставил выкрики без внимания. Он раскалился докрасна и угрожающе вытянул руки в сторону Смирнова. Тот отчаянно замахал мечом, многократно рубя вновь срастающиеся конечности.

Когти зверя удлинились, раскалились добела. Платон ударил по ним клинком. Но враг оказался быстрее. Он полоснул правой лапой прямо по лицу противника. Платон еле успел отвести голову. Потому и получил только по плечу и груди.

Боль на мгновенье отбросила сознание в темноту. Когда он пришёл в себя, тело уже падало. Молодой человек с трудом удержался на ногах и сейчас же заметил, что шея чудовища стала другого оттенка.

– Ещё, Демид, ещё! – говорить было сложно. Боль в груди мешала движениям челюсти, отдаваясь при каждом звуке. Сердце норовило выскочить из распоротой груди. С вытекающей из раны кровью уходили силы. Меч внезапно стал будто втрое тяжелее.

– Да не могу я! Мочи нет, – в ужасе закричал мальчишка.

– Через не могу. Хоть на чуть-чуть.

– Да!!! – Демид прокричал это слово хрипло.

Похоже, что мальчишке крик нужен был, чтобы влить в импульс больше сил. Шея зверя стала почти чёрного, каменного цвета, движения замедлились. И в этот момент Платон ударил со всего размаха.

Раздался грохот, похожий на выстрел и голова чудища отлетела в сторону. Из отрубленной шеи в потолок ударила струя светло-жёлтого пламени. В зале сразу же стало светло и невыносимо жарко. Ноги чудовища медленно темнели, остывая. Пара секунд и огонь утих, оставив на потолке выплавленный в камне круг.

Быкоголовый, хотя теперь уже безголовый, до пояса представлял из себя каменную статую. Шевелились лишь руки, да и те еле-еле. Ещё немного, и полностью застывшее изваяние с дробным стуком рухнуло на пол и разлетелось на части.

Платон обнаружил, что лежит на боку, а из ран на груди и плече льётся кровь. Дышать тяжело. И снова хочется спать… Рядом, всхлипывая и что-то приговаривая, суетится Беляна, чуть в стороне, на дрожащих ногах, стоит бледный Демид. Его поддерживают двое из дружины, что-то говорят…

В себя Смирнов пришёл в привычной уже постели, в доме Фёклы Марковны. Рядом чуть слышно спорили два знакомых женских голоса. Собственно, сама хозяйка и Беляна.

Молодой человек чувствовал себя отлично, ничего не болело, энергии было, хоть отбавляй. Он попытался сесть в постели, но голова сразу же пошла кругом, замутило. Силы куда-то исчезли, и он снова откинулся на подушку. В то же мгновение разговор стих, и Беляна сидела у изголовья.

– Платоша, милый, живой. А я уж боялась, в себя не придёшь. Почитай, третий день лежишь. Вот, выпей взвару куриного.  Волхв велел, как проснёшься, сразу дать.

Смирнов хотел сказать, что его мутит, аппетита нет совершенно, и вообще, лучше бы ещё полежать в тишине. Но увидел умоляющий взгляд любимой и взял из её рук миску. Сделал глоток, потом второй, и не заметил, как выхлебал весь бульон. Жить стало легче, в животе разлилось благословенное тепло. Молодой человек улыбнулся, и сказал:

– Хорошо, что ты приехала. Я скучал. Как там Владигор? Успокоился? Свадьбу можем играть?

К последним словам он всё-тки немного запыхался, но всё равно улыбался.

– Платон, – лицо любимой стало строгим, даже слегка побледнело. – Скажи мне серьёзно. Где ты взял бронь с чёрным грифоном?

– Ты считаешь, сейчас это самый важный вопрос?

Девушка кивнула с абсолютной уверенностью.

– Ответь, и я объясню, почему.

Платон приподнялся на подушке, опёрся на локоть и посмотрел на любимую. Беляна была очень серьёзна. Похоже, чего-то он про своё имущество не знал.

– Снял с одного бандита, – он безразлично пожал плечами.

Невеста продолжала сверлить его взглядом. Молодой человек не понимал, что ещё от него хотят, поэтому продолжил.

– В Туровом ущелье это было. Ну, где я Киркелин из скалы выдернул. Подошли они втроём и потребовали меч им отдать. Я потом все их вещички себе забрал. Мы же с Поданой почти голые туда добрались, как раз из клетки сбежали. Вот у самого главного эта бронь и была. Его ещё, кажется, Черноусом звали.

Беляна кинулась ему на шею и поцеловала так крепко, что Платон чуть не задохнулся. Лицо девушки было счастливо. Она, не оборачиваясь, сказала чуть в сторону:

– Жужа, я знаю, ты всё слышал. Беги к тятеньке, передай.

– Да что случилось-то? – не понимал Платон.

Лицо Беляны стало торжественным. Она взяла любимого за руку и, отбивая пальцем по его ладони каждое слово, спросила:

– Помнишь, я тебе про матушку рассказывала.

– Конечно.

– А как того разбойника звали, помнишь?

– Ну… э… Карагоз, кажется.

И тут до него дошло.

– Стой! – закричал он скорее сам себе. – Не черноус! Это я, похоже, тогда не расслышал. Тогда… – молодой человек задумался. – Его что же, Чёрным Гусём прозывали?

– Верно. А была на нём именно эта бронь. Коназ его целый год искал, отомстить хотел за маму. И никто не знал Карагоза в лицо. Только бронь с чёрным грифоном.

– Так это он меня!? – Платон откинулся на подушку и тихо засмеялся. – А спросить нельзя было?

– И ты пойми, – начала оправдывать отца девушка. – Год искал и как сквозь землю. А тут ты. Неизвестно, кто. Неизвестно, откуда. Да ещё и с награбленным в чугунке. И в броне.

– Да уж… – Платон попытался поставить себя на место Владигора.

Вот если бы так с Мирославой? Стал бы он разбираться? Вряд ли. Взял бы Киркелин и… Киркелин! Меча возле кровати не оказалось. Молодой человек повертелся, обшаривая взглядом комнату, потом спросил у невесты:

– А меч мой где?

– Так не нашли его. Уж дядька Бравлин чуть не по камешку всю кирху раскатал с ребятами. Так и не сыскали.

– А в стенах смотрели? А то он любит от чужих в камень прятаться.

– Смотрели. Везде смотрели. Воевода хмурый ходит, как туча. Тумаки направо и налево раздаёт.

Девушка смущённо замолчала. Платон тоже не подавал голос. Он думал о том, каким чудесным образом пришёл к нему меч Мары. И чудесным ушёл. Что дружинные могли украсть его оружие, не было и мысли. Не такие там люди, да и Молчан при них, Бравлин. И потом. Ну, неужели непонятно, что такой знатный меч позже и не показать никому будет. Так и придётся всю жизнь в схроне держать и следить, как бы кто не увидел.

– Платон, там к тебе девка твоя пришла, – нарушила молчание Фёкла Марковна. – Уж полдня под дверью на коленях стоит, плачет.