— По-вашему, это правдоподобно, Янов?

— В этих легендах может содержаться истинное ядро, но кто знает, что в него входит?

— Я никогда не встречал в истории имя Бенболли, а вы?

— Я тоже, но знаете, во времена Поздней Империи доимперскую историю умышленно скрывали и уничтожали. Императоры последних беспокойных веков Империи стремились уменьшить местный патриотизм, они считали — и не зря — что местный патриотизм оказывает дезинтегрирующее влияние. Поэтому почти во всех секторах Галактики история с датами и точными записями начинается с тех времен, когда стало заметным влияние Трантора и данный сектор присоединился к Империи или Империя его захватила.

— Не думал, что историю так легко урезать.

— Во многих отношениях это невозможно, — согласился Пелорат. — Но сильное и решительное правительство может многое из истории изъять. После этого история начинает зависеть от разрозненных материалов и склонна вырождаться в устные предания. А предания обязательно наполняются преувеличениями, в которых доказывается, что данный сектор очень древний и был когда-то могущественным. И какой бы глупой ни была легенда, вера в нее среди местных жителей становится вопросом патриотизма. У меня есть предания со всех концов Галактики, которые рассказывают о первой колонизации непременно с самой Земли, хотя ее не всегда называют этим именем.

— А как еще называют?

— По-всякому, иногда Единственной, иногда Древнейшей. Или называют "Подлунным миром", что, согласно некоторым авторитетам, указывает на гигантский спутник. Другие утверждают, что это означает "Подлинная планета", в смысле первоначальная, от которой все пошло.

— Остановитесь, Янов, — мягко сказал Тревиц. — А то вы будете рассказывать до бесконечности. Вы считаете, что в этих легендах заключена правда?

— О да, мой дорогой друг. Безусловно. Достаточно познакомиться с ними, чтобы почувствовать, как люди по своему обыкновению, начав с зерна истины, окружили затем его слой за слоем разными выдумками. Совсем как устрицы Рампоры, которые строят жемчужины вокруг песчинки. Эта метафора пришла мне в голову, когда я однажды…

— Янов! Подождите! Скажите, компореллонские легенды отличаются чем-нибудь от остальных?

— А? — Пелорат непонимающе посмотрел на Тревица. Отличаются? Они утверждают, что Земля относительно близко, и это необычно. На большинстве планет о местонахождении Земли — или как ее там называют — высказываются неопределенно или помещают ее в какой-нибудь несуществующий край. — Да, — заметил Тревиц, — вроде того, как нам сказали на Сейшелах, что Гея находится в гиперпространстве.

Блисс хихикнула, и Тревиц бросил на нее быстрый взгляд.

— Это правда, — сказал он. — Нам так сказали.

— Я не сомневаюсь. Просто это смешно. Нас, конечно, устраивает, что на Сейшелах в это верят. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое, а какой может быть для этого лучший способ, чем поселиться в гиперпространстве? И неважно, где мы живем на самом деле, если сейшельцы верят, что мы там!

— Да, — сухо сказал Тревиц. — И точно так же что-то заставляет людей верить, что Земли нет, или что она очень далеко, или что ее поверхность радиоактивна.

— С тем лишь отличием, — вставил Пелорат, — что компореллонцы полагают, что Земля находится в их секторе Галактики.

— Но при этом наделяют Землю радиоактивной поверхностью. Так или иначе, все народы в своих мифах считают Землю недоступной. — добавил Тревиц.

— Это более или менее верно, — сказал Пелорат.

— На Сейшелах, — продолжил Тревиц, — многие думали, что Гея недалеко. Некоторые даже правильно указывали ее звезду, но все же считали, что Гея недостижима. Может быть, есть компореллонцы, которые верят, что Земля мертва и недостижима, но могут показать ее звезду. Тогда, какой бы недостижимой они ни считали Землю, мы ее достигнем. Как было с Геей.

— Но Гея стремилась вас заполучить, Тревиц, — сказала Блисс. — Вы были в наших руках, хотя мы не собирались причинять вам вреда. А что, если Земля так же могущественна, но недоброжелательна?

— Я должен добраться до нее во что бы то ни стало. Впрочем, это моя проблема. Когда я узнаю, где Земля, то, перед тем как направиться туда, высажу вас на ближайшей планете Сообщества или, если хотите, верну на Гею, а дальше полечу один.

— Мой дорогой друг, — сказал Пелорат огорченно, — не говорите так. У меня и в мыслях не было покинуть вас.

— Как и у меня покинуть Пела, — сказала Блисс. Она протянула руку и ласково погладила Пелората по щеке.

— Что ж, прекрасно. Скоро мы сможем совершить Прыжок к Компореллону, а потом, будем надеяться, и к Земле.

— Тревиц говорил тебе, — спросила Блисс, входя в каюту, что мы с минуты на минуту собираемся совершить Прыжок через гиперпространство?

Пелорат, склонившийся над своим экран-диском, поднял голову и ответил: — Да. Собственно, он только что заглянул и сказал: "В ближайшие полчаса".

— Я волнуюсь, Пел. Я всегда не любила Прыжок. У меня обычно возникает странное ощущение, как будто я выворачиваюсь наизнанку.

Пелорат удивленно посмотрел на нее.

— Я не думал, что ты космическая путешественница, дорогая, — сказал он.

— Не такая уж я путешественница, — ответила Блисс. Я-мы-Гея по самой своей природе не торгуем, не исследуем, не занимаемся туризмом. Но кто-то должен дежурить на космических станциях…

— Ты дежурила, когда нам посчастливилось встретить тебя.

— Да, Пел. — Она ласково улыбнулась ему. — Но иногда по некоторым причинам как правило секретным, приходится посещать Сейшелы или другие планеты. И для этого требуется Прыжок через гиперпространство. А если любая часть Геи совершает Прыжок, это чувствует вся Гея.

— Ужасно, — сказал Пелорат.

— Ну, не так уж, — ответила Блисс. — Гигантская масса Геи ослабляет действие Прыжка. Но я его ощущаю больше, чем вся Гея. Как я уже объясняла Тревицу, хотя вся Гея есть Гея, ее отдельные элементы неодинаковы. И мой организм почему-то особенно чувствителен к Прыжку.

— Подожди, — неожиданно вспомнил Пелорат, — Тревиц мне раньше объяснял. В обычных кораблях ощущение хуже. Там человек при входе в гиперпространство теряет связь с гравитационным полем, а потом возвращается в это поле при выходе в обычное пространство. Но "Далекая Звезда" — гравитический корабль. Он не зависит от гравитационного поля в пространстве, он, по сути, не покидает поля и не возвращается в него. Поэтому мы ничего не почувствуем. Могу тебя в этом заверить, исходя из личного опыта.

— Чудесно! Жаль, что я не догадалась узнать это раньше. Я бы не переживала так.

— И есть еще преимущества, — сказал Пелорат, испытывая душевный подъем от новой для себя роли знатока космонавигационных вопросов. — Корабль перед Прыжком должен в обычном пространстве удалиться от крупных масс. Таких, как звезды. Ведь чем ближе к звезде, тем интенсивнее гравитационное поле и тем сильнее чувствуется Прыжок. Ну, и уравнения для расчета Прыжка, чтобы выйти в заданной точке, тоже усложняются в зависимости от интенсивности гравитационного поля. Однако в гравитическом корабле ощущений от Прыжка нет. И на нашем корабле новейший компьютер, который может искусно, быстро и очень точно рассчитать решения любых уравнений. Поэтому, для того чтобы удалиться от массы вашего солнца и совершить комфортный и точный Прыжок, "Далекой Звезде" вместо двух-трех недель хватает двух-трех дней. Затем тут еще сказывается, что мы не подвержены инерционным эффектам и поэтому можем лететь с очень большим ускорением. Я не совсем это понимаю, но так сказал Тревиц.

— Хорошо, — сказала Блисс, — доверимся Треву в его умении управлять этим необыкновенным кораблем.

— Пожалуйста, Блисс, — слегка нахмурившись, сказал Пелорат, — говори "Тревиц".