Михайлов принес одну бочку на сто пятьдесят литров из дома, как раз хватит на сегодня. Мать сама посолила рыбу прямо в леднике, придавив крышкой с камнем. Работала с удовольствием — мужик в доме появился. Если еще Андрей на ноги встанет, то вообще замечательно.

Постепенно обживался Михайлов, входил в деревенскую жизнь всем своим существом и хозяйством. И деревня принимало его, впуская медленно, но верно.

Он присел покурить на крылечко, к нему подсела Светлана. Любила вот так посидеть рядышком, прижавшись к плечу, чувствуя запах любимого мужчины.

— Я как-то не спросил тебя, Света, когда мы на рыбалку поехали — с рыбнадзором здесь как? Сейчас запрет на ловлю до двадцатого июня.

— С рыбнадзором в порядке, нас он не трогает. Мы на продажу не ловим, только для себя, — поясняла Света, — как же без рыбы? Они это понимают. Ловят и деревенских, кто спекулирует, но в сезон нереста им не разорваться, мало их. Раньше наши мужики им помогали, а сейчас некому. Закон есть закон, но покушать нам дают. — Она помолчала немного, потом продолжила: — Смотрю на мать — прямо летает, светится вся. Конечно… два года… Ты знаешь, что у нас и рыба, и мясо есть. Дед Матвей нас снабжает, они с отцом друзья, спасибо ему большое, доброй души человек. Я вроде бы умею и знаю все, но не бабье это дело на сохатого или козу ходить. Отец тоже доволен, естественно, но по-другому, с грустью пока смотрит, ждет… и ты знаешь, Боря, верит, что на ноги встанет. Не сразу поверил, чего там скрывать.

Она обняла мужа, прижала крепко к себе, целуя в щеку, встала и ушла в дом.

Подошел конец мая, время пахать и садить огороды. Если раньше к двадцатому числу заканчивали посадку картофеля, то сейчас даже не начинали. Сдвинулась ось земная, тепло приходит и уходит позднее. Старики помнили, как на Первомай ходили в рубашках…Теперь не ходили… и в рубашке холодно.

Подошел трактор с плугом и бороной из поселка, начал пахать с начала деревни всем по порядку. Народ постепенно стал собираться у дома Михайлова. Сердце у Светланы забилось от волнения, радости и гордости. В деревне не проводили выборов, люди сами, не сговариваясь, шли за советом и помощью к самому уважаемому жителю.

Постепенно собралась вся деревня, вначале обменивались никчемными фразами о здоровье, да как живешь, потом враз все уставились на деда Матвея. Он сразу понял, что хочет от него народ.

— Дак я то че? Я ни че… Я… не мое это, Андрею надо идти. Его зять.

Люди уважали деда Матвея больше, но и родственные отношения учитывали. Решили однозначно — надо идти обоим.

Борис увидел в окно собирающуюся толпу, удивился, сказал Светлане:

— Что-то люди столпились у ворот, пойду, узнаю, в чем дело.

— Не нужно никуда ходить, сами придут, — она взяла его за руку, — выберут сейчас делегата и отправят к тебе.

Она смотрела ему прямо в глаза, у самой уже потекли слезы.

— Да что случилось, Света, ничего не пойму?

Она ответила ему с радостным всхлипыванием:

— Когда в деревне надо решить важный вопрос или беда какая приходит, все идут к самому уважаемому человеку. Его выбирают душой, сердцем и головой, конечно. Это что-то вроде пожизненного старосты. Сейчас они пошумят немного, погалдят, потом выберут тоже самого уважаемого, после тебя теперь, и отправят на переговоры. Я думаю, что придет дед Матвей и отца отправят, как тестя.

— Я здесь причем? — все еще не осознавал происходящее Михайлов.

— Теперь ты избранный Голова, Глава, староста — как хочешь называй. Люди тебе верят и ждут помощи.

— Почему я?

— Деда Матвея бы выбрали, но он уже в возрасте. А ты молодой, крепкий, со здравым умом и, главное, наш, михайловский.

— Понятно. Но что случилось?

— Сейчас сам все узнаешь.

В дом вошли дед Матвей с Яковлевым.

— Доброго здоровьица вам, Борис Николаевич и вам, Светлана Андреевна.

— И вам здравствовать. Дед Матвей, ты чего, почему по отчеству называешь? — спросил Борис.

— Дак… нельзя теперича по-другому, Андрей может вас по имени называть, как тесть, мне не положено. Мы вот че пришли…

— Проходите в комнату, на пороге неудобно разговаривать.

Он провел их, усадил на стулья.

— Дак я… мы вот че — трактор поселковый огороды пашет, картошку сажать надо. Зинка самогонкой ему отдавала, а ей заранее приносили кто мясо, кто рыбу…

— Понятно, дед Матвей, сколько самогонки надо?

— Со двора по бутылке.

— Ясно, а Зинке уже что-то приносили в этот раз?

— Дак все приносили.

— Я заплачу трактористу, не переживайте.

— Дак тут это, — заерзал на стуле дед Матвей, — доллары или рубли ему ни к чему, твердая валюта нужна.

Михайлов рассмеялся на всю избу.

— Понятно. Пойдемте к людям, поговорим.

Он помог отцу подняться, втроем вышли на улицу.

— Здравствуйте, люди добрые, — начал Борис, — спасибо за оказанную честь и низкий поклон всем, — он поклонился и продолжил: — Я знаю, что вы уже рассчитались с Зинкой. Поэтому поступим по совести — всю самогонку экспроприируем. Тетка Матрена покажет, а Колька все принесет мне во двор. С трактористом рассчитаемся, не переживайте. Еще хочу сказать вам, что трактор, который я к Андрею Савельевичу загнал во двор, мы восстановим, будет у нас своя техника — дрова привезти, огород вспахать. Не надо кланяться поселковым и от кого-то зависеть.

— Правильно, Борис Николаевич, правильно, это дело, — послышались голоса.

— Тогда все, люди добрые, спасибо еще раз всем.

Он вернулся с отцом в дом. Народ постепенно расходился, одобряя собственный выбор и нахваливая Михайлова — молодец, вник в ситуацию и решил проблему качественно и быстро.

Светлана встретила его с мокрыми глазами, обняла, крепко прижавшись к груди.

— Волновалась за тебя — с деревенскими непросто говорить, это не с солдатами или городскими. Но ты был достоин. На высоте!

Михайлов закурил, что в доме делал крайне редко, Андрей Савельевич задымил тоже.

— Вы, отец, посмотрели, какие запчасти нужны для трактора? — спросил он.

— Посмотрел. Головка нужна, карбюратор с проводами, свечи, аккумулятор и все. Давно хотел сказать тебе — неудобно, когда ты обращаешься на «вы».

— Хорошо, отец, договорились. Колька пришел, пойду, встречу.

Он вышел во двор, Николай стоял с двадцати литровой бутылью самогона.

— Поставь ее прямо здесь, все равно отдавать сегодня. Еще есть?

— Есть, Борис Николаевич, десять бутылок еще.

— Тащи все, и не вздумай себе припрятать.

— Не-е, как можно — обчественное.

«Ишь ты — обчественное, — прошептал он с улыбкой, провожая Кольку взглядом, — пьяница, а понимает».

К вечеру трактор Беларус подкатил к воротам Михайлова. Тракторист вытащил из кабины пустую двадцати литровую бутыль. Видимо, такой уговор у них был с Зинкой — она ему полную, он пустую. Конечно, таких емкостей не напасешься.

— Теперь вы главный в деревне… я заберу? — он кивнул на стоящую бутыль.

— Забирай, конечно, потом вернешь пустую, — ответил Михайлов.

Тракторист снова кивнул головой, ставя бутыль в кабину, привязывая и обкладывая ее тряпками, чтоб не разбилась по дороге.

— Прощевайте, — он помахал рукой и осторожно поехал.

— Пока, — крикнул ему вслед Михайлов.

К осени надо плуг где-то приобретать, подумал Борис, своих дел по горло, а тут еще обчественные, как говорит Колька.

Огород тракторист вспахал всем, шел без выбора, в том числе и Борису. Он потом прошелся «Кротом» по месту расположения грядок, земля получалась пуховая, без комков. Так же перепахал у деда Матвея и у родителей.

Легкий туман стелился над рекой, обещая днем солнечную, ясную погоду. Петухи еще продолжали кукарекать вовсю, будили деревню, а Михайлов уже выезжал со двора на машине.

Встали не рано, он всегда так вставал, следом поднималась Светлана, готовила ранний завтрак. Кушали, пили чай и принимались за работу, которую в деревне не переделать. Он не жалел, что уже месяц жил здесь. Что делать в городе здоровому мужику, у окна сидеть?