Конечно, работать звали — в университет на кафедру, госпиталь предлагал, больницы. Но он решил по-своему и действительно не раскаивался.
Без прицепа машина бежала быстрее. К полдню уже были в городе. Светлана достала список, глянули вместе, определяя порядок действий. Борис решил элементарно — по мере движения берем необходимое. К вечеру закупили все и обсудили вопрос обратной дороги.
— Квартиру я сдал в аренду, там не переночуешь. В гостиницу сто процентов не пойдем. Остаются два варианта — едем в гости на генеральскую дачу, а утром домой, или сразу домой, ты как считаешь?
— Что за генеральская дача? — спросила Света, — твоя?
— Нет, не моя. Друг у меня генерал-лейтенант, ему я звонил, когда участковый приезжал, а он уже местному начальнику полиции позвонил. Воевали вместе, он тогда полком командовал, а я начмедом был. Его тяжело ранили, я его оперировал, но из десанта его списали. Он в академию поступил полицейскую, сейчас генерал-лейтенант полиции, начальник МВД области. Нас примет с радостью.
Светлана подумала, ответила, не торопясь:
— В гостях хорошо, а дома лучше. Одно беспокоит — устал ты…
— Я понял, едем. Не переживай, сейчас шесть вечера, в полночь вернемся и выспаться успеем.
Через сто тридцать пять километров машину остановил сотрудник ГИБДД. Подошел, представился, попросил водительское удостоверение и техпаспорт. Михайлов подал ему права через окно, но решил выйти, размять тело. Потянулся, наклонился, выпрямился… Боковым зрением заметил, что гаишник расстегивает кобуру. Понял, что он увидел оружие на его поясе.
— Все нормально, лейтенант, не переживай, разрешение есть, — он протянул ему документ.
— ПММ? — спросил гаишник, — это что?
— Такой же пистолет, как у тебя, только двенадцати зарядный. Хочешь посмотреть?
— Если можно.
Михайлов достал, вынул обойму, передернул затвор и нажал спусковой крючок, протянул пистолет лейтенанту. Тот повертел его в руках, прочитал надпись на привернутой табличке: «Генерал-майору Михайлову Б. Н. за боевые заслуги».
— Извините, товарищ генерал, можете ехать, — лейтенант козырнул, вернул документы и пистолет.
— Чего я еще не знаю? — спросила Светлана с улыбкой, когда они отъехали от поста.
Михайлов пожал плечами.
— Все знаешь. Разве каждую мелочь упомнишь.
Она рассмеялась.
— Естественно, ордена, наградное оружие — это мелочи.
Михайлов включил радио, ехали дальше молча, слушая музыку. В полночь уже были дома, Борис загнал машину в сарай, и сразу легли спать — устали.
Утром разбирали привезенные вещи: что-то унося в дом, что-то оставляя в машине, чтобы не таскать лишний раз туда-сюда. Радостная Светлана встречала родителей, раздавая им подарки. Матери — туфли, чулки, нижнее белье, платье… Отцу сапоги, рубаху, ботинки, камуфляжную форму зимнюю и летнюю для охоты… Обеим родителям по безрукавке, чтобы не ходили в обрезанных телогрейках. Они охали, причитали, радовались. Михайлов решил немного остепенить их:
— Отец, завтра буду тебя оперировать, поэтому ни капли самогонки. Утром сходишь в туалет, попьешь чайку с сахаром и достаточно, кушать не надо. Все понял?
— Понял, Борис, — он вздохнул, — жду этого дня и боюсь. Ты знаешь — верю и все равно боюсь, хоть что со мной делай.
— Это нормально, отец, так и должно быть. Только дураки не боятся, любой герой страх испытывает, но преодолевает его. Нина Павловна, дома есть пятилитровая стеклянная банка и два тазика пластмассовых? Один сами принесем.
— Банка есть в подвале с огурцами и тазики пластмассовые есть, а зачем?
— Надо банку освободить и вымыть хорошо вечером сегодня, тазики промыть с мылом и оставить до утра сушиться. Еще потребуются чистые простыни, одной хватит, я думаю. Это для операции надо, для раствора — руки мыть, инструменты стерилизовать. Пол с белизной в комнате вымойте.
— Сделаю, сынок, все сделаю.
— Вы тогда идите домой с отцом, Светлана завтра мне помогать будет, надо ее научить элементарным вещам. Завтра ждите нас утром после завтрака.
Родители взяли подарки, ушли. Светлана спросила озабоченно:
— Как я тебе помогать буду — я же ничего не умею?
— Элементарно, Ватсон, — с хитринкой ответил Борис, — крови не боишься?
— Нет.
— Тогда все в порядке, надеюсь, в обморок не упадешь, когда я кость ломать стану.
Она пожала плечами, ответила:
— Не должна.
— Окей. На операции будешь крючки держать, я все покажу. Завтра с утра приготовишь раствор у родителей. В стеклянную банку нальешь 170 миллилитров 30 % раствора водорода пероксида и 80 миллилитров 85 % раствора муравьиной кислоты. Смесь в течение часа будешь перемешивать, периодически встряхивая. После этого в банку нальешь колодезной воды комнатной температуры до горлышка. Получится пять литров 2,4 % раствор первомура. В нем будем руки мыть, инструмент стерилизовать, я все остальное покажу на месте, ничего сложного. Запомнила, как первомур готовить?
— Нет, лучше запишу.
Борис повторил сказанное, Светлана записала.
— Что-то я нервничаю больше отца…
— Нормально, — ответил Борис, — так и должно быть — ты же у нас главное ответственное лицо.
— Да ну тебя, — она улыбнулась, но получилось кисло и отвернулась.
Михайлов ушел курить на крыльцо, проигрывая в голове каждый свой шаг.
Утром Борис и Светлана пришли к родителям, отец волновался, курил сигарету за сигаретой.
— Курить больше не надо, иди, отец, на крыльцо, подыши свежим воздухом часок, позовем, когда управимся.
Михайлов выкрутил лампочку в комнате, вкрутил другую на двести ватт, включил свет — нормально. Соединил два стола вместе, постелил клеенку и простынь, рядом поставил тумбочку, чуть подальше три табурета. Светлана готовила раствор. Через час он вылил в два тазика первомур. В третий тазик налил раствор Макси-Септа, бросил в него простынь, порезанную на метровые куски для стерилизации.
— Нина Павловна, вы идите на крылечко. Теперь ваша очередь, если кто придет — в дом не пускайте, — попросил Михайлов.
Отец лег на столы в одной майке и трусах, наблюдая за Борисом и Светланой — оба были в одинаковых белых футболках вместо халатов. Михайлов положил инструменты в тазик с первомуром, потом долго мыл руки щеткой с мылом, как и Светлана. Отжимали нарезанные простыни из тазика, стелили клеенки, раскладывали инструменты…
После инъекции калипсола Яковлев уже не помнил ничего…
После операции Борис ввел ему диазепам, транквилизатор успокаивал, снимая побочные действия калипсола…
Окончательно в себя он пришел на своей кровати. Светлана, сидевшая рядом, сразу же спросила:
— Как чувствуешь себя, папа?
— Нормально… Я… что вчера… много выпил?
— Ты не помнишь?
— Помню. А где Борис, он мне должен операцию сделать?
— На крыльце, папа, он уже все сделал. Позвать?
— Подожди, дочка… голова, как с похмелья. Ты расскажи, как все было, пока его нет, — попросил отец.
— Он разрезал, сказал, что нервы и сосуды в порядке, кости срослись не правильно, — она показала два пальца не встык, — он их сломал, поставил как надо, прикрутил аппарат Илизарова и зашил рану. Вот и все, папа. Сказал, что завтра можешь ходить на костылях, как всегда. Кости срастутся, и побежишь молодцом.
— А ты чего ревешь? — спросил он жену.
— Не реву я, это от радости.
Вошел Борис.
— Проснулся, отец, это хорошо. Операция прошла успешно. Дочка у тебя молодец, не хуже любого хирурга мне помогала. Часа три еще полежи, потом вставать можно. В туалет на ведро сегодня, а завтра с утра жду у себя на перевязку.
Он вышел на улицу, давая побыть им вместе одним.
— Зять-то у нас, Андрей, какой! В больнице ничего не могли сделать, а он в деревенской избе оперирует. Это же надо, Андрюша… Зять-то какой!.. Кто бы подумать мог, что так повезет нам. Как ты, Света, его разглядеть сумела?
— Ничего, мама, я не разглядывала. Я же тоже не знала. И… хватит об этом. Перехвалите мне мужика… скромнее надо быть.