— Какие могут быть проблемы в деревне, Света, о чем ты? — он усмехнулся, — телевизор, говоришь, смотрят. Соседи приходят — разместить некуда. Пристрой теплый надо следующим летом рубить, гараж сделать, а то зимой машину не заведешь. С детства помню, что и до пятидесяти тут бывает мороз. — Он помолчал немного, продолжил: — Дождь кончится, подсохнут дороги, надо отцу постепенно начинать наступать на ногу, пока еще с аппаратом. Четыре недели прошло, еще недельку походит с ним и уберу.

— Хорошо бы, тебе помощник нужен и ему тоже. Пойдем в дом, прохладно что-то. Скоро соседи потянутся, надоели уже, не клуб же у нас все-таки. Грязи натащат, каждый раз приходится мыть. И деваться некуда, — незлобно ворчала Светлана.

После обеда потянулись деревенские парами — Матвей и Валентина Наумовы, Антон и Анисья Степановы, Мирон и Степанида Петровы, Назар и Марья Андреевы. Разувались на веранде, скидывая сапоги и проходя босиком в комнату, усаживались на стулья и табуреты, смотрели телевизор. Все, примерно, одного возраста — от пятидесяти до шестидесяти пяти лет.

Хозяйка не разрешала курить всем в доме, мужики собирались на веранде, заодно говорили. Борис поставил там две деревянных скамейки.

— Андрей, давно хотел спросить тебя — ты уже месяц с такой ногой ходишь, — начал с вопроса дед Матвей, покрутив головой и не увидев Михайлова, — она у тебя че, распухла так сильно, загноилась или че?

— Вона как — в штаны еле входит, — подтвердил вопрос Назар Андреев.

Он давно ждал этого и верил, что все равно спросят. Видел, как мужики с интересом ждали ответа.

— Любопытно? — ответил вопросом на вопрос Яковлев, — не боись, не зараза.

— Дак я че, из интереса, — ответил Матвей Наумов.

Андрей Яковлев, поерзал на скамье, повертел больной ногой, прикурил новую сигарету, тянул время, стараясь придать ответу значительность.

— Пришел как-то ко мне зять, посмотрел больную ногу…

— Че ее смотреть-то, — перебил его Назар Андреев, — хирурги же смотрели.

Мужики понимали, что здоровую ногу уже не вернешь, собственными глазами видели, что выпирала кость ниже перелома на целый сантиметр в сторону.

— Глупый ты, Назарка, он же Голова, сами выбирали. А Голова все должен знать.

— Это верно, — поддержал Андрея Антон Степанов.

— Так я и говорю — пришел как-то зять ко мне, посмотрел ногу, потрогал, повертел. Вы сами видели, что срослась углом — ни встать не опереться. Принес два полешка и положил на них ногу, чтобы перелом посередине был. А потом хрясь кулаком по ней — я и отключился сразу. Пришел в себя, нога уже замотана вот так, — он снова повертел ей, — сказал, что через полтора месяца сам ходить стану, без костылей. Че он там намотал, накрутил — не знаю. Наверное, ткнул кость на место и завязал, чтоб не сдвинулась.

— Врешь, — не поверил Назар, — это же уметь надо.

— Сам ты врешь, — огрызнулся Андрей, — на то он и Голова, чтобы уметь.

— Эт точно, — поддержал его дед Матвей, — че спорить — поглядим скоро.

— Поглядим, — загалдели мужики хором, соглашаясь.

Андрей глянул зло на Назара, ухмыльнулся чему-то и пошел в дом, остальные потянулись за ним.

К ужину разошлись все. Нина Павловна спросила мужа:

— Ты че такой хмурый Андрей, с мужиками что ли поцапался?

— Не, сказал, что скоро на ноги сам встану, а Назарка Андреев не верит. Мужики тоже говорят — поглядим.

— Давай, сейчас и поглядим, — вмешался в разговор Борис, — можно уже, вставай, отец, на обе ноги и костыль убери.

Яковлев встал с табурета, как обычно, опираясь на костыль, некоторое время стоял, потом потихоньку перенес вес тела на обе ноги, лицо расплылось в улыбке:

— Не больно, стою и не больно.

— Хватит, — оборвал его Михайлов, — а то еще запрыгаешь сейчас и все испортишь. Сегодня так постоишь несколько раз и достаточно. Завтра начнешь ходить немного, по несколько шажков по комнате. Послезавтра по двору. Если все хорошо будет, то сниму аппарат через неделю.

Андрей Савельевич сел обратно на табурет, перечить даже не думал.

— Раньше приступить слегка на ногу не мог, а сегодня встал. Понимаешь, Нина, всем весом встал и не больно, — радостно говорил он.

— Это хорошо, — произнес Михайлов, — дел слишком много, захирела деревня совсем, коров никто не держит. Как вы, Нина Павловна, насчет коровы думаете?

Она искренне удивилась такому вопросу. Светлана, услышав разговор из кухни, пришла в комнату, присела на диван, тоже желая послушать, к чему завел беседу муж.

— Корова, конечно, хорошо, что тут скажешь. Молоко, сметана, творог… Кто сено косить будет, на чем привозить его?

— Вы же раньше держали скотину…

— То раньше. Лошади были, трактора в деревне. Корову держали, поросят, уток, гусей. Сейчас куры остались и то кормить нечем — ни зерна, ни круп привезти не на чем.

— Не знаю, как там насчет уток гусей и поросят, это вы сами решайте, а корову заводить надо. Сезон еще не прошел, сено накосим, трактор отремонтируем. Дети пойдут у нас — как без молока жить?

Он посмотрел на Светлану, она покраснела и отвернулась, а Михайлов продолжил:

— Следующим летом пристрой надо к дому рубить, чтобы спальня и детская были отдельно. Трактор сделаем, бревна навалим и привезем.

— Старенький трактор-то, сколько еще протянет, одна морока с ним будет, — подсказал Яковлев.

— Годик протянет?

— Годик протянет, — ответил он, — а дальше? Не на год же корову заводить. Можно лошадь взять, но на ней особо бревна не навозишь. Не рентабельной она станет для одного двора. Можно и соседям помогать, но что с них возьмешь, кто сейчас бесплатно коня давать станет?

— Правильно, Андрей, — поддержала его жена.

— Ты что молчишь? — спросил Борис Светлану.

— Чего воздух попусту трясти. Хоть и недолго мы вместе живем, но кое-чего от тебя набралась. Ты уже все решил и наметил. Вроде бы делишься с нами мыслями, чтобы перед фактом не ставить. Я заранее согласна — дурного не предложишь. Выкладывай, чего решил.

— То ли поругала, то ли похвалила, — с улыбкой сказал Михайлов.

Светлана встала с дивана, подошла к мужу сзади, положила руки на плечи, прижалась.

— Тебя поругаешь, как же… Не заслужил еще.

Он взял ее руки, поцеловал одну. Предложил:

— Пойдемте на улицу, курить хочется, на скамейке договорим.

Мужчины закурили, после нескольких затяжек Михайлов продолжил:

— Как я понял, все упирается в трактор. Будет хороший трактор, будет и корова, и пристрой к избе, и прочее. Годик, как сказал отец, наш Беларус протянет, а дальше у меня планы грандиозные. Через год новый приобретем, тоже Беларус, но помощнее. С прицепным погрузочным устройством он обойдется в два миллиона рублей. Мы не копейки за него не заплатим, но он наш будет, оформим его официально на Андрея Савельевича. Как, каким образом — пока говорить не стану, чтобы не сглазить, но очень надеюсь, что получится. Еще раз повторю — сто процентной уверенности нет, но надежда большая. Не повезет — что ж, забьем корову на мясо, особо много не потеряем. Отец тракторист в прошлом, ему и карты в руки. Разве плохо иметь личный трактор? Не колхозный и не общественный.

— Да-а, — протянул Яковлев, — это была бы сказка. Представляешь, Нина, у нас собственный новый трактор. Мечта… На нем можно и в поселке работать.

— Отец, ну зачем тебе работать — дома дел за глаза хватит, — возразил Михайлов.

— Пенсия у нас с Ниной на двоих четырнадцать тысяч — маловато для семьи, — ответил он.

— Вам двоим хватит на одежду. А моей пенсии и нам со Светланой хватит. Проживем.

— Не спрашивал, но интересно — сколько у генералов пенсия?

— Разная она у генералов. У меня пятьдесят семь тысяч рублей. Плюс боевые и ордена — получается шестьдесят четыре.

— Ни фига себе! — воскликнул Яковлев, — конечно, с такой пенсией можно не работать.

— Вот и договорились, — подвел итог Борис, — пойдемте в дом.

Светлана вошла в дом, вздохнула.

— Надоели мне эти гости хуже горькой редьки — ходят и ходят. Опять полы мыть надо. Заставила обувь снимать, так носками своими всю комнату провоняли, не продохнешь. Что у нас, кинотеатр что ли? Ты что скажешь, Борис?