— Наверное, Василиса на кладбище сейчас, обнимает могилки своих детей, у ней двое было, мальчик и девочка. Крупозное воспаление легких, как сказала тогда фельдшерица.

— Плачет…

— Нет, она давно не плачет, выплакала отмеренное. Никто за последние годы не видел ее смеющейся, улыбающейся или плачущей. Закаменела она с горя, ты не думай, что она отнеслась к тебе плохо, придет время — оттает в деревне, добро и камень понимает, — пояснила Светлана.

— Да… обидно и злостно одновременно… Есть глава поселковой администрации. Он куда смотрит?

— Куда? — усмехнулась Светлана, — в бюджет, вестимо, где бы и как еще что-то прихватить незаметно. Не до Василисы ему. Ты думаешь ей лет пятьдесят?

— С виду так, — ответил Борис, — но я скидку сделал. Наверное, сорок пять.

— Не угадал, ей сорок лет. Пенсию или выплаты какие, не знаю точно, по потере кормильца получает, копейки, а не пенсия. Уехать дальше Михайловки сердце и душа не позволит — дети там у нее лежат. Муж и родители.

Дрова привезли деду Матвею и Василисе в будущий дом. Народ удивлялся, как раньше ей не предложили переехать в Михайловку, жить одной невозможно, а она жила уже целых пять лет.

Видя работающий трактор, Назар пришел к Андрею.

— Надо бы и мне дров привезти, Андрюша, когда сможешь?

— С чего это, Назар, я тебе дрова должен возить? Я что, благодетель какой? — с усмешкой ответил Андрей.

— Трактор обчественный. Все права на него имеют, вся деревня. Не хочешь — давай я сам съезжу.

— С чего это ты взял, что трактор общественный, а, Назар?

— Так Колькин трактор…

— Почему это он Колькин, он что, купил его?

— Ну не Колькин, — согласился Назар, — он на нем работал, трактор поселковый.

— Ты, Назар, дурака не включай. Прекрасно знаешь, что это бывший колхозный трактор и еще при колхозе его списали, как отслуживший свое. Так?

— Ну, так.

— Это не поселковый трактор, они его просто отремонтировали и пустили в работу, средства в него вложили свои и пользовались. Так?

— Ну, так.

— А когда он опять сломался напрочь, его просто кинули, там, где он и сломался, то есть у Кольки. Так?

— Ну, так.

— Когда Борис Николаевич предлагал трактор отремонтировать — ты хоть рубль дал на ремонт? Не дал. Так?

Назар молчал, начиная понимать, куда клонит Андрей.

— Вот тебе и ну так, ты рубля пожалел на ремонт, а сейчас хочешь на нем дрова возить — не выйдет, дорогой. Не выйдет. Иди в поселок, проси, требуй, а я тебе ничего не должен. Ты все себе только хочешь иметь и задарма причем, о других ты не думаешь. Вот и подумай, как дальше станешь жить со своим эгоизмом.

— Вот ты какой, Андрюха, стал, — озлобился Назар, — зятя генерала заимел и теперь права качаешь? Это мы еще посмотрим, трактор у тебя все равно заберем, обчественный будет.

Он повернулся и ушел. В поселок завтра наверняка попрется, кляузничать и трактор вымаливать, понял Андрей. Бутылки не даст, удавится за нее. Потом Кольку просить станет, он снова на тракторе работает. А здесь уже без бутылки никак. «Обчественный… говорить бы хоть правильно научился сначала»…

Андрей оказался полностью прав. Назар сразу с утра направился в поселок, отмахал двадцать верст пешком, заявился к Ветрову Кузьме Олеговичу, главе поселковой администрации. Постучал в дверь, открыл осторожно.

— Можно, Кузьма Олегович?

— А, Назар, заходи. Чего тебе?

— Так я это… трактор у нас в Михайловке обчественный… я вот…

— Чего? — не понял Ветров, — какой трактор у вас, откуда?

— Обчественный… ваш в смысле.

— Какой обчест… тьфу ты черт, какой общественный, ты говори толком, — уже начал нервничать Ветров.

— Я говорю… трактор, на нем Колька еще давно работал, а потом он сломался.

— Ну, знаю я, тебе-то че надо, Назар?

— Так дров привезти надо. Трактор Андрюха Яковлев забрал и не дает.

— Он же сломанный, какой с него толк? Там ни карбюратора, ни головки, ни черта нету, я знаю.

— Так генерал денег дал, Андрюха его наладил и ездит, а мне не дает.

— Почему он тебе его давать должен? — удивился Ветров.

— Трактор ваш был, обчественный, значит, Андрюха не дает, а мне дрова надо привезти, — объяснил Назар, — надо трактор, Кузьма Олегович, у Андрюхи забрать, чтобы вся деревня им пользовалась.

— Вот оно что, — наконец разобрался в ситуации Ветров, — ты совсем, Назар, ополоумел что ли? Ты же бывший колхозник, знаешь, что трактор списанный, мы его в свое время подобрали, вложили деньги, отремонтировали и использовали. Теперь генерал деньги вложил, значит, его сейчас трактор, тесть на нем ездит — все правильно. Ты, наверно, хотел трактор взять и не платить?

— Конечно, — обрадовался Назар, считая, что его поняли и помогут.

— Ты совсем, — Ветров покрутил пальцем у виска, — сейчас нет общественного, коммунизм мы так и не построили. Все имущество у частных лиц, у фирм или у государства. И платить, Назар, ты должен, соответственно, собственнику.

— И че делать теперь? Андрюха Матвею бесплатно привез дрова, а мне не хочет?

Ветров смотрел на этого человека и удивлялся проявляющейся жадности. Двадцать верст пешком отмахал и обратно еще столько же пройдет, но бутылку самогона Андрюхе не даст. А уж если тот деньгами берет, то мерзнуть станет зимой, но рубля не даст.

— Назар, — с трудом сдерживая себя, заговорил Ветров, — дед Матвей Андрея два года снабжал мясом и рыбой, когда он безногий был. Ты хоть рыбку одну ему раз принес? Можешь не отвечать, знаю, что не принес. Это все у нас в поселке знают, тем более в Михайловке. Жадный ты, Назар, и эгоистичный, я прямо тебе говорю, не скрывая. Хочешь нормально жить — измени свое отношение к людям, не бегай по начальникам с кляузой. Хочешь совета — иди к Андрею с повинной, говори, что осознал ошибку, дай ему денег или бутылку. Не знаю, какая у него там такса. Все, Назар, иди, не мешай работать.

Назар вышел, поплелся в сторону дома, шел медленно, прикуривая сигарету. Раздумывал — к кому бы еще обратиться, чтобы трактор забрать. «Почему Андрюха может им пользоваться, а я нет. Права у всех одинаковые. Если у генерала денег больше, то он правее меня? Надо в район идти, а там к кому? Не прав Кузьма, если Андрюха забрал трактор, значит, и я могу забрать. Если Кузьма не прав, точно в район надо».

В район идти не хотелось, еще десять верст, а обратно потом все тридцать. Есть люди, которые находят объяснения и причины под свои желания и Назар нашел повод все-таки в район не идти. Надо найти Кольку, он здесь, в поселке работал, он может трактор забрать.

Нашел он его на деляне, Николай закидывал чурки в тележку, тоже возил дрова поселковым. Рассказал все. Колька хмыкнул, ответил:

— Прав Андрей и Кузьма Олегович прав. Ты, Назарка, если хочешь дрова иметь, готовь триста рублей, я, теперича, самогонкой не беру.

— Триста рублей, — ужаснулся Назар, — это же можно триста раз в лес съездить.

— Как хочешь, — усмехнулся Николай, — иди в район, там пятьсот возьмут и за доставку триста. Правильно Андрюха с тобой дел не хочет иметь, ты уже всех в деревне достал своей жадностью. С колхоза еще.

Он сел в кабину и уехал, не взяв с собой Назара. «Нет, так нет, — быстро нашел объяснение Назар, — пойду к Андрею за двести рублей договариваться».

Он вернулся домой к вечеру, Марья потеряла его, запричитала:

— Ты куда пропал, черт окаянный, где тебя носило целый день. Люди работают, а он прогулки устраивает.

— Где надо, там и был, — огрызнулся Назар, — не твоего бабьего ума дело.

Михайлов сидел на крылечке, курил в раздумьях. Светлана с матерью ушли в лес за голубикой, ягодник недалеко, километра полтора от деревни. Наберут два ведра — вполне хватит. Чуть позже за черникой сходят, как раз орешник посмотрят, много ли кедровок летает.

Эти птицы, размером с сороку, летают стайками. Сядет на шишку, трескочет, сзывая всех, и начинает орехи вытаскивать, заглатывает их целиком в специальный мешочек под горлышком. Иногда до ста штук набивает, а потом летает по лесу — в дупло бросит несколько орешков, под корягу, в норочку, во все щели напихает орехов. Зимой все и не вспомнит, кормятся ее запасами белки, а те, что на земле, разбухают весной и прорастают новым побегом.