Михаил спросил Василису:

— А вы с медведем встречались, страшно?

— У нас все охотники встречались, — ответила она скромно.

— И вы убивали? — удивился Сухоруков.

— Приходилось, — ответила Василиса, поняв, что он не отстанет, — в прошлом году с шатуном встретилась. Просто повезло, мало, кто после таких встреч в живых остается. Его собакой не поднимешь, не встает на дыбы. Я платок сняла с головы, если на морду удачно бросить, то пока смахивает его, можно стрелять. Кинула платок, а порыв ветра его поднял, шатун за ним на дыбы, я и всадила ему в упор дуплетом в сердце. Час отходила, руки дрожали, не слушались. Успокоилась, шкуру сняла и мяса, сколько смогла забрать. Бог спас, с шатуном такие штуки не проходят, зверь голодный, в ярости. Но у нас жил раньше в Грязновке Степан, он на белку пошел с мелкашкой и с шатуном встретился. Медведь у него винтовку из рук выбил, не успел Степан в глаз ему выстрелить, на землю упал, голову руками обхватил и локти к животу с боков прижал. Мишка его пытается перевернуть, чтобы кишки выпустить и скальп содрать, а он выбрал время и ножом по горлу махнул. Кровь Степану прямо на затылок льется из медведя, потом он стал свою кровь лакать и ушел. Степану глаз один выдрал, немного живот порвал, лайки домой прибежали одни, привели к нему людей. Ничего выжил, ножом медведя зарезал, нашли шатуна неподалеку мертвого. Кому как повезет, тут не до боязни, дрожь потом пробирает.

— Точно, — подтвердил Яковлев, — был такой случай, помню.

Светлана обратила внимание, что Василиса, рассказывая историю с медведем, совсем не смотрит на Михаила, ожидая реакции от ее мужа. У нее промелькнула мысль — для кого вырядилась? Родители и я не в счет, это точно, поглядывает изредка только на моего…

Михайлов включил телевизор, Президент заканчивал свое поздравительное выступление.

— Миша, разливай шампанское, скоро куранты забьют.

Бокалы сошлись в центре стола, с Новым Годом… каждый выпил за загаданное желание. Вот и наступил следующий год, всем хотелось, чтобы он принес счастье, здоровье и удачу.

Они выскочили на улицу, обратив внимание, что деревенские уже ждут их. Михаил выставил пять петард в ряд, поджег по очереди, деревня впервые за всю историю существования принимала праздничный салют.

Сельчане перешептывались между собой: «Гляньте, Василиса у Михайловых гуляет, кончился траур»… «Из наших никого не позвал»… «Че тебя звать — ухажер к ней приехал, вот и позвали. Не век же ей одной жить». «А ночевать к ней пойдет»? «Если и пойдет, тебе-то что, завидно? Пять лет одна жила, хватит».

А Василиса, правда, переменилась резко — радовалась, смеялась и веселилась вместе со всеми. Светлана больше не замечала ее изучающих, призывных взглядов на мужа и успокоилась — показалось. Надо тоже себе платьев купить хороших летом, мужика всегда лучше держать в завлекательном тонусе, подумала она.

После салюта еще посидели немного и родители засобирались домой, почувствовав, что дочери требуется отдых, все-таки рожать через полтора месяца. Стали одеваться и Михаил с Василисой. Полдеревни наблюдало тайно из дворов, что полковник ушел с Яковлевыми. Кто-то обрадовался, а кто-то вздохнул…

Василиса пришла домой, упала на кровать, не раздеваясь, обняла подушку и долго лежала, уткнувшись в нее. Ее любимый мужчина был счастлив с другой, а муж говорил терпеть, не твой он. Сколько терпеть, чего ждать, что имел в виду муж, Василиса не понимала? Если бы он пришел к ней вчера — отдалась бы ему вся безраздельно, а сегодня она думала уже и о Светлане. Михаил… прекрасная пара… но не тянуло ее к нему, не тянуло совсем. На завтра, вернее уже на сегодня, она снова приглашена. Идти? Она так и уснула в раздумьях, не раздеваясь.

Михайловка дымила трубами на рассвете, подавая признаки жизни старинным способом. Дороги, как таковой, не было и в самой деревне — шли от дома к дому узкие людские тропинки, по которым легко определить: кто к кому ходит.

Не та стала деревня, которую помнил Борис с детства. Без транспорта какие могут быть дороги — тропинки, сходящиеся на одном дворе, словно в Риме. Единственная улица без проезжей части и тротуаров.

Сейчас от каждого дома тянулась лыжня в лес через речку: охотники ушли в тайгу за пушниной. Остался нетронутый лыжами снег у Михайловского, Яковлевского, Василисиного и тетки Матрены дворов, да Колькина лыжня шла в поселок на работу.

Часто думал о судьбе деревни Михайлов. Чтобы там не ворковал и не названивал флюгер, он понимал прекрасно, что таким деревням не выжить в этом веке. Он еще не говорил со Светланой, но знал, что через семь лет уедет отсюда — появится ребенок, окрепнет на деревенском воздухе и пище, настанет школьная пора. Увезут они с собой и родителей, купят квартиру в городе.

Из ста домов осталась лишь четверть со стариками, дети которых не имеют возможности забрать к себе в город самых близких людей. Село будет развиваться, но вблизи шоссейных и железных дорог, а такие, как Михайловка, исчезнут с лица земли. Наверное, через сто-двести лет опять приживутся здесь люди, а пока стареет и умирает глубинка.

Василиса с теткой Матреной приступили к выделыванию шкурок соболя, оставляя белки на последнюю очередь. С ними возни много, а стоимость в разы ниже. Михайлов обеспечил их всем необходимым для выделки шкур, и они благодарили его в душе за предоставленную работу. Трудовые будни не давали скучать и, казалось, летели, как птицы.

Василиса достаточно хорошо разбиралась в соболиных шкурках и радовалась их высокому качеству. Густой, мягкий, шелковистый черно-бурый цвет с блеском ласкал глаз.

— Раньше мы никогда мех не выделывали, для себя только, — заговорила тетка Матрена, — зачем это все Михайлову?

— Тебе деньги не нужны? — ответила вопросом Василиса.

— Я же не про это.

— Выделанные шкурки стоят дороже, тем более, что он их в город повезет.

— Почем в городе? — спросила Матрена.

Василиса пожала плечами.

— Не знаю, мне все равно.

— Михайлов, наверно, хорошо заработает, если нам такие деньжищи платит. Я двадцать пять тысяч отродясь в руках не держала.

— Матрена, — усмехнулась Василиса, — ты чужие деньги не считай. Получишь свои и радуйся, а то бы сидела просто так всю зиму.

— Я радуюсь, но все-таки интересно, — не унималась Матрена.

— Сходи к Михайлову и спроси, если интересно.

— Не, страшно. А твой летчик сколько денег получает?

— Матрена!.. — Василиса поставила руки на бедра, — мои все на кладбище лежат или забыла? Возьми терку и чеши об нее язык, если хочется, а ерунды не болтай — говорилку отрежу.