Дальше работали молча. Тетка Матрена сопела что-то там про себя, но вслух ничего не говорила. Брала вымоченную шкурку, натягивала ее на деревянную правилку и скоблила тупым специальным ножиком, замачивала в мыльной воде, стирала и принималась за пикелевание в растворе уксусной эссенции и соли. Василиса сушила их, отминала, проводила нейтрализацию в растворе гипосульфита, затем прополаскивала, дубила, жировала и окончательно отминала.

Процесс трудоемкий и по времени затяжной, но ничего не поделать.

Мороз немного отпустил, и температура установилась на несколько дней в пределах двадцати градусов. Михайлов с тестем собирались в лес, настала пора заготовить бревна для сруба. Но уехать так и не получилось, неожиданно нагрянул Пономарев.

Михайлов ожидал его приезда с поздравлениями перед Новым Годом. Все-таки стал директором судостроительного завода, но он так и не появился. Почему приехал сейчас? Видимо, нужда заставила пробиваться сквозь снежные заносы на дороге, которой не было видно совсем.

Пономарь осунулся, похудел, под глазами появилась синева от недосыпания и усталости. Несладка директорская жизнь и Михайлов уже понял причину приезда — станет жаловаться и ждать совета. Он зашел, поздоровался без привычной угодливости, радости или страха в глазах, передал пакет с подарками, пояснив, что лучше поздно, чем никогда. Присел на предложенный стул за столом, отказался от чая и перешел сразу к делу:

— Извините, Борис Николаевич, за нежданный приезд — жизнь заставила, не стану скрывать.

— Я внимательно слушаю, Ефим Захарович, — ответил Михайлов, не удивляясь.

— Завод, практически, банкрот на данное время. Кузнецов присвоил себе около пятисот миллионов и пытался скрыться, но вовремя задержан и арестован. Мало того, он еще и по-другому нагадил, сообщив заказчикам о предстоящем банкротстве. В результате заказов нет, денег нет, завод стоит, рабочие возмущаются. Им сложно объяснить, что это не моя вина, им зарплата нужна, а не пояснения.

— Понятно. Что Кузнецов на следствии говорит — собирается возвращать деньги? — спросил Борис.

— Какие деньги? Он вообще дурачка включил и отрицает очевидное. Наверное, хочет, как Ходорковский, отсидеть и потом жить припеваючи.

— Да, я смотрел пресс-конференцию Президента, ему как раз задали вопрос — не жалеет ли он, что помиловал этого типа? Ответ, конечно, правильный был, осужденный ссылался на больную мать, т. д. и т. п. Но у меня свое мнение по этому поводу. Зачем давать какой-то конкретный срок? Верни все деньги и гуляй себе на здоровье. Без денег он бы и за границу не поехал, что ему там делать — посуду мыть или таксистом работать? Такие, как Ходорковский, потери всех наворованных денег боятся больше срока.

— Вы хотите сказать?..

— Абсолютно верно, дай понять Кузе, что не стоит доводить процесс до большого срока, условия в камере обеспечь соответствующие, у тебя такие ресурсы есть. Он завод и рабочих поимел, вот и пусть его там тоже имеют. Полагаю, что ты вполне можешь с ним договориться и деньги вернуть.

— Да, я тоже думал об этом, но все не вернет, согласится на часть, — пояснил Пономарев.

— Ты сразу ему скажи — или все, или ничего. Пообещай условный срок. Он откажется, а через несколько дней ответит. Знаешь, как?

— Согласится?

— Конечно, — улыбнулся Михайлов, — ответит ку-ка-ре-ку-да. Мне лично таких не жалко.

Пономарев даже не улыбнулся и не засмеялся, видимо, ситуация его конкретно достала.

— Хорошо было бы, — ответил он, — рабочим зарплату выдать, замороженный заказ доделать, а там бы и новые пошли.

— Конечно, хорошо… Вы строите суда класса река-море и заказов, как я понял, немного. Разверни новую линию для прогулочных яхт на три-четыре каюты. Предложи не просто стандарт, а, например, яхта под стиль старинного купеческого судна или фрегата какого-нибудь. Выйди в интернет с таким предложением и обговаривай конкретно с заказчиком характеристики судов, сроки и цены. Не переживай, жизнь наладится, скрытых возможностей у завода вполне достаточно.

Михайлов наблюдал за реакцией Пономарева, который из лидеров ОПГ превратился в заботливого директора завода. Выходит, не ошибся он в человеке и это радовало.

— Спасибо вам, Борис Николаевич, за советы и поддержку, пойду воплощать их в жизнь. Надеюсь, что получится.

Он вернулся в район и сразу же появился в следственном комитете.

— Владимир Евгеньевич, — обратился он к следователю, — я бы хотел переговорить с Кузнецовым.

— Интересно, на каком основании я вам разрешу свидание? — ответил он.

— Разве встречу необходимо фиксировать? Вы, как и я, заинтересованы в возврате денег, завод людям зарплату не может выплатить. Не мне — рабочим на встречу пойдите, — уговаривал Пономарев.

Следователь прикидывал в уме варианты — вернет деньги Кузнецов или не вернет: его вина все равно доказана, дело в суде пройдет без запинок. Если разрешить встречу, то потом адвокат может жалобами завалить…

— Нет, это невозможно, — ответил он.

— Выходит, ошибся Михайлов? — спросил Пономарев прищуриваясь.

— Который генерал? — решил уточнить следователь.

— Да, он считает, что вы пойдете на встречу ради блага людей.

Мнение следователя изменилось резко. Пусть адвокат хоть захлебнется жалобами, не докажет ничего, а с Михайловым связываться…

— Хорошо, — он взял телефонную трубку, — его сейчас приведут. Охрана останется в коридоре, если что — зовите.

Кузнецов вошел в кабинет, усмехнулся сразу же, но ничего не сказал, вальяжно усевшись на стуле.

— Финансовой проверкой установлено хищение на сумму в пятьсот миллионов рублей, — начал Пономарев, — возвращаешь все деньги, сразу же выходишь из камеры и получаешь условный срок. Что скажешь?

— Я с тобой, Пономарь, какать на одном поле не сяду, тем более разговаривать, — ответил с ехидцей Кузнецов.

— Деньги нужно вернуть все и сразу, — продолжил Пономарев, не обращая внимания на ответ, — считаешь, что дадут лет пять-семь, отсидишь и станешь жить припеваючи? Не получится. Хотя… наворованных денег у тебя и без этих пятисот миллионов хватит, но один нюансик имеется — деньги тебе совсем не понадобятся, если не вернешь указанной суммы. Я общаться с тобой больше не буду, сроку неделю даю, через следака все деньги вернешь.

— Хрен тебе, Пономарь, а не деньги, — Кузнецов показал фигу.

— Да-а, Кузя, ты совсем оборзел. На воле этого, конечно, не узнают. Узнают другое — бывший депутат, директор завода… совесть загрызла и повесился в камере при свидетелях. Но это не страшно, придется жену навестить, детей…

— Сука, — крикнул Кузнецов, бросившись на Пономарева.

Вбежавшая охрана скрутила его, повела в камеру.

— Помни — неделя сроку тебе, — услышал он вдогонку.

— Ефим Захарович, вы угрожали Кузнецову, почему он на вас бросился? — сразу спросил вошедший в кабинет следователь.

— Помилуйте, Владимир Евгеньевич, на черта он мне сдался, — ответил Пономарев, — вы проверяли его счета и ничего не нашли существенного. Где он мог деньги спрятать? Только на счетах близких, а это жена и дети, которые не работают. Я ему и намекнул, что придется посетить его близких, а он как с цепи сорвался, значит, правильно я подумал, где деньги надо искать.

— Елки-палки, точно, — обрадовался следователь, — сегодня же запрошу банки на эту тему. Спасибо, Ефим Захарович, за подсказку.

Пономарев вышел на улицу в раздумьях. Поймет ли Кузя, что это только псевдо угрозы о его «самоубийстве»? О том, что его «опустят» в камере, преждевременно не говорилось. Следователь не догадался проверить счета родственников — чушь какая, доказал вину и делать просто более ничего не желает.

Родственники, родственники… Я бы деньги на счета жены и детей не положил, рассуждал Пономарев. А куда? Нужно найти лицо, которому Кузнецов доверяет и которое в список близких родственников не входит. Опять же банки не сообщали в налоговую об открытии крупных счетов, они это обязаны делать, иначе могут лишиться лицензии. Он даже вздрогнул от про звучащего в голове Михайловского голоса: «Правильно мыслишь, думай». Пономарев огляделся — никого. Думай, думай… Эврика! Он вспомнил! У Кузи дальний родственник в банке работает… ну, конечно же…