— Вы не связываете это с самим Пономаревым?

— Возможно, всякие мысли приходили мне в голову, но конкретных фактов нет. Светлана, вы меня извините, пожалуйста, я, конечно, приехала поблагодарить вашего мужа за блестяще проведенную операцию, но у меня есть к нему разговор.

— Да, без вопросов, — ответила она, вставая из-за стола.

— Ты тоже иди, — попросила Семенова дочку.

Она достала из кармана сигареты, закурила.

— Работа нервная, иногда снимаю стресс сигаретами, — пояснила, как бы оправдываясь, Семенова.

Михайлов закурил тоже.

— Я вас внимательно слушаю, Галина Дмитриевна.

— Вчера ко мне обратился следователь из следственного комитета, он просит санкции на ваш арест, Борис Николаевич.

— Арест?! — искренне удивился он, — и что же я натворил?

— Вы были недавно в городе? — спросила судья.

— Да, рано утром пятнадцатого мая я уехал и вернулся в полдень семнадцатого, — ответил он.

— Пономарев заявил в полиции, что у него пропали три охранника со служебным автомобилем. А вчера двое его людей вернулись из города и сообщили, что видели вас с пропавшими охранниками. У вас возникла ссора, переросшая в вооруженную перестрелку, вы застрелили охранников из своего карабина, сложили тела в машину и увезли. Заявители побоялись следовать за вами, у вас карабин с оптикой, а идти с пистолетами на карабин бессмысленно, так они пояснили. Два лица конкретно указывают на вас, как на убийцу. Единственное, что я могла сделать в этой ситуации — это попросить привести вас в суд завтра, а не сегодня.

— Да-а… ситуация. Какого числа я, якобы, застрелил охранников?

— Шестнадцатого мая, — ответила Семенова.

— Что ж, давайте разбираться, — предложил Михайлов, — я благодарен вам…

— Нет, — перебила его судья, — сначала скажите — убивали или нет?

— Нет и у меня есть железобетонное алиби.

— Слава Богу, — перекрестилась Семенова, — теперь я могу слушать вас.

— Прежде всего, хочу поблагодарить вас, Галина Дмитриевна, за участие в моей судьбе.

— Это я вас должна благодарить, Борис Николаевич, — перебила она Михайлова, — но на время оставим лирику.

— Хорошо, тогда по порядку. Пятнадцатого мая я приехал в город, занимался своими делами и вечером приехал на дачу к своему другу. Ночевал у него, весь день шестнадцатого мая я провел на этой даче безвыездно. Там не только хозяин дачи был, но и другие люди приезжали. Во сколько по времени произошло убийство?

— В девятнадцать, — ответила Семенова.

— О, в это время еще три человека могут подтвердить мое алиби, кроме хозяина дачи, его жены и взрослых детей. То есть всего шесть человек. Мы как раз с мужчинами парились в баньке и пили пиво. А рано утром на следующий день я уехал и в полдень уже был дома.

— Фамилии можете назвать? — попросила Семенова.

— Конечно, хозяин дачи Олег Семенович Распопин, генерал-лейтенант, начальник МВД области, следующий товарищ — начальник следственного комитета области, следующий — это ректор медуниверситета, еще один генерал, фамилию и должность которого мне называть не хотелось бы. Видеть меня, кроме названных людей шестнадцатого мая никто не мог, я с дачи не отлучался. Пусть следователь позвонит своему областному начальнику и спросит, с кем он парился в баньке в момент совершения убийства.

— Слава Богу, — радостно произнесла Семенова, — камень с души спал. Вряд ли следователь решится на подобный звонок, — она улыбнулась. — Я, правда, рада, но почему такой оговор, в чем причина?

Михайлов достал сигарету, прикурил. Семенова закурила тоже.

— Однозначно сложно ответить, Галина Дмитриевна. Не знаю — смогу ли вообще ответить на этот вопрос, но попытаюсь. Я голосовал на выборах за Пономарева, из двух зол выбрал меньшее. Потом по району поползли слухи о моем участи в его судьбе, наверное, слышали, — она кивнула головой, — видимо, ему захотелось самостоятельности, а не моей протекции в судьбе. В народе говорят — сделай добро человеку, и он отплатит тебе злом. Наверное, что-то произошло подобное. Но то, что Пономарь заставил оговорить меня — в этом не сомневаюсь. Я бы сейчас не стал раскрывать карты, пусть следователь скажет заявителям, что надо повременить с задержанием, я все-таки генерал, собрать больше фактов и потом уже задерживать железно. Подключить к этому оперативный состав полиции. Возможно не всем, а кому доверяете. Кстати, забыл спросить — вы следователю верите, он не сольет информацию Пономареву?

Семенова затушила сигарету, произнесла после недолгих раздумий:

— Не думаю, не сольет. Мне пора, — она встала из-за стола, — сегодня же соберу всех, приглашу и ФСБэшников. Пусть тоже разомнутся немного.

— Им можете сказать, Галина Дмитриевна, что их генерал тоже со мной в баньке был, это их подстегнет к действиям. Пономарев мог узнать, что я уехал в город только через нашего Кольку, он работает трактористом в поселке. Надо с ним переговорить, узнать, кто интересовался мной, и отследить путь до Пономаря. Скорее всего, меня должны были убрать по дороге в район, это бы решило много проблем для бывшего лидера ОПГ.

— Хорошо, Борис Николаевич, я приму к сведению ваши слова, еще раз спасибо за дочь. Если бы не вы — не знаю, что бы я сейчас делала.

Михайлов проводил председателя суда с дочерью, вернулся во двор, сел на крыльцо, задумался. Выходит, что Пономарь перешел к активным действиям. Из дома вышла Светлана.

— Что она от тебя хотела, что за тайны Мадридского двора?

— Ты же знаешь — приехала поблагодарить и посоветоваться по работе, — ответил он.

— Но ты не юрист, Боря, — возразила Светлана, не удовлетворившись ответом.

— Не юрист, это верно. Закон оставляет судье некие рамки на свое усмотрение. Например, срок по статье от восьми до двенадцати лет. Восемь и двенадцать лет в колонии слишком большая разница, которую судья использует по-своему внутреннему убеждению. Здесь необходим совет не юриста, а обыкновенного порядочного человека. Или ты меня не считаешь порядочным?

— Да ну тебя, — махнула рукой Светлана, — считай, что отвертелся. Не по душе мне тайные разговоры с правоохранительными органами, ничего хорошего они людям не приносят.

Она повернулась и ушла в дом. Михайлов пожалел, что сослался на судейскую работу, надо было сослаться на совет при болях внизу живота, например. Об этом тоже вслух говорить не хочется людям. Но теперь уже ничего не поделать, раньше надо было думать получше.

Семенова вернулась домой и собрала у себя вечером, как стемнело, начальника полиции, следственного комитета со следователем, двух ФСБэшников. Предложила следователю ознакомить приглашенных лиц с возбужденным уголовным делом в отношении Михайлова по статье убийство. Он сразу же заартачился:

— Галина Дмитриевна, я действительно обратился за санкцией на арест Михайлова, но к другой судье, не к вам, так как считаю вас заинтересованным лицом. Вы обязаны Михайлову жизнью дочери и объективность вряд ли возможна в данном случае. Вы извините, но я не собираюсь здесь нарушать тайну следствия и раскрывать секреты уголовного дела. Два человека прямо указывают на Михайлова, как на убийцу, этого вполне достаточно для возбуждения уголовного дела. Я говорил вам, Иван Матвеевич, — следователь повернулся к своему начальнику, — что нельзя здесь обращаться за санкцией в суд, теперь вы видите заинтересованность Семеновой сами. Необходимо немедленно задержать Михайлова, допросить и увезти в город. К сожалению, Галина Дмитриевна, я более не могу находиться в вашем доме, завтра же мой рапорт будет на столе у начальника следственного комитета области. Пусть он решает вашу судьбу в дальнейшем. А присутствующим здесь все итак понятно.

Следователь встал со стула и направился к выходу.

— Товарищ Мамонтов, — обратилась к нему судья, — Сергей Арнольдович, не торопитесь уходить.

— Нет уж, спасибо, Галина Дмитриевна, — ответил он, подходя к двери.

— Задержите его, — приказала она ФСБэшникам.

Один из них мгновенно вскочил, оттеснил следователя от выхода, произнес вежливо: