— Я достаточно обеспеченный человек, Леонид Кузьмич, поэтому прием будет условно бесплатный в «Медицинском центре», рублей за сто, не более.

— Чем же хуже у нас? — спросил Юрий Филиппович.

— «Медцентр» — моя клиника, — ответила она.

— Ваша!? — удивленно воскликнул Ларионов.

— Если быть точной — то моего мужа. Я могу обратиться к вам с просьбой, профессор и к вам, доктор?

— Конечно, — враз ответили они.

— Не рассказывайте обо мне в ярких красках — не поверят, а мне реклама не требуется. До свидания.

— Это точно, — произнес со вздохом Ларионов после ухода девушки, — сам до сих пор не верю. Если только действительно медицина будущего…

Вечером Ковалевы посетили Степаныча с Катей.

— Тук-тук, белок с гостинцами принимаете? — спросил Николай, входя в гостиную с Вероникой.

— О-о, орешки принесли, это хорошо, без орешков не пропускаем, — ответила с улыбкой Екатерина, — уже почти все со щелкали. Занятие затягивающее, полезное и отвлекающее от усердного труда.

Николай поставил мешочек на стол, сел в кресло рядом с Вероникой.

— Как настроение, самочувствие? — спросила она.

— С вашим приходом улучшилось, — ответил Степаныч, — чайку?

— Нет, мы по делу пришли, надо несколько комнат или кабинетов выделить в «Медцентре» для приема пациентов — Вероника станет вести прием, — пояснил Николай.

— Собственнику я не могу не выделить помещение, — ответила Воронцова, — но у Вероники же нет медицинского образования.

— Я сегодня сдала экзамены, через три дня получу лицензию на прием больных, как экстрасенс. Профессор Ларионов долго мучал, но все же свое добро дал.

— Ларионов… это невероятно, — удивилась Воронцова, — он сам был инициатором идеи выдачи новой лицензии. Но как ты смогла правильно поставить диагноз без диагностических методов исследования? У него, насколько я знаю, ни один врач подобную лицензию получить не смог.

— Катя, ты несколько путаешь понятия врача и экстрасенса. Любой экстрасенс может выучиться и стать врачом, а вот экстрасенсом может стать далеко не каждый доктор, — ответила Вероника. — Сейчас много сплетен и толкований экстрасенсорики, кто-то называет ее биоэнергетикой, кто-то колдовством, но не в названии дело. Все понимают, что это особая диагностика и лечение, где широко распространено шарлатанство. Существует условная граница заболеваний, где может помочь экстрасенс, а где не может. Мы с Колей подумали — терять шесть лет на учебу: зачем, чему и кто там меня может учить? Ларионов тоже предложил учиться, но потом согласился, что мне учиться у него нечему. Я попросила его языком лишний раз не болтать, а то загремит в психушку, не смотря на то, что профессор. У нас это просто делается — начнут колоть седативные и транквилизаторы и сойдет человек с ума. Есть, Катя, необъяснимые вещи, например, будет у тебя неоперабельный больной или другой, которому терапевтическое лечение пользы не принесет. Запущенная стадия и так далее. Но зачем же такому умирать, если ему двадцать или пятьдесят лет? Жить ему еще, да жить… Ты таких ко мне направляй — станут от меня уходить здоровыми после одного приема.

Вероника улыбнулась, поглядывая на Воронцову, продолжила:

— Ларионов тоже ко мне отнесся с недоверием, если мягко сказать, но позже все выяснилось, и он полностью со мной согласился.

— Наверное, не стал спорить — у него больное сердце, вздохнула Катя, — ему операция необходима, причем в срочном порядке. Он в нашей клинике через неделю на операцию записан. Извините, это строго между нами — все-таки врачебная тайна. Но я обязана знать, как ты, Вероника, профессора уговорила, я член этой самой комиссии, на которой ты сегодня была. Конечно, я поставлю свою подпись, если Леонид Кузьмич на этом станет настаивать. Но честно скажу, только потому, что он больной человек, а не потому, что вы, господа, извините, владельцы клиники. Я все-таки врач прежде всего…

Она отвернулась и замолчала.

— Ну вот, на тебе… — вмешался в разговор Степаныч, — я давно тебя, Николай, знаю и привык ничему не удивляться. Но лезть во врачебное дело человеку без образования — это уж слишком.

— Тогда мне пора подвести итоги и высказать резюме. Я хочу сказать следующее — Вероника не обиделась, воспринимает все адекватно. Сказанное ею — чистая правда. Завтра господин Ларионов объяснит ситуацию Екатерине Васильевне, как члену комиссии, а когда удивитесь и посмеетесь над собой — ждем в гости вечерком.

— Так это шутка была? — спросила Воронцова, — вот дура, а я приняла все за чистую монету.

Ковалевы ничего не ответили и ушли. Катя занервничала:

— Степаныч, чего ты молчишь? Я хорошего человека обидела зря, а ты тоже хорош: лезть во врачебное дело человеку без образования — это уж слишком, — передразнила она его.

— Не очень давно Ковалева знаю, — ответил он задумчиво, — но не раз убеждался в очевидности невероятного. Я так думаю, что это была не шутка и смеяться будем завтра над собственной глупостью и недоверием. Конечно, это была не шутка, вот дурень, не сообразил сразу. Ковалевы такими вещами шутить не станут.

— Степаныч, ты то хоть мне душу не трави. Как может девочка без образования лечить людей, как? Согласна, что повела себя не правильно. Соседи, хозяева помещения, а, главное, хорошие люди, а я со своей принципиальностью. Они же не по работе пришли, а по-соседски, — корила себя Екатерина, — но лечить она все равно не может.

— Ладно, не накачивай себя — я виноват. Ты Ковалевых не знаешь, а я знаю. Надо было как-то намекнуть тебе, подсказать, а я в фарватере поплыл. Лечить она не может, согласен, она станет излечивать за один сеанс, как и сказала. И это факт. Ковалева все Марсианином называют за его реальные инопланетные выходки, а жена у такого землянкой быть не может. Пойдем спать, нечего слова из пустого в порожнее гонять — завтра все прояснится.

Воронцова спала плохо, но не потому, что задумывалась над способностями Вероники. Здесь для нее все было ясно — причуды богачей неисповедимы. Надавила на Ларионова, как хозяйка «Медцентра», ему как раз предстояла операция, вот он и согласился. Бог с ней, с Вероникой, Екатерина тоже была не девочкой и умела играть в сложные игры. Она подпишет, но другие члены комиссии этого не сделают. Ларионов — за, она — за, а лицензии нет, пусть дует потом на воду. Ее волновало совсем другое — только стала налаживаться жизнь… Степаныч ей нравился, а он почему-то стал за Ковалевых горой. Придется поддакивать и соглашаться, но так хочется чистоты отношений. Она уснула под утро, так и не разобравшись в себе, не выработав определенного плана.

Ларионов приехал в «Медцентр» сам — Воронцова этого не ожидала. Причем он пригласил к ней и других членов комиссии. Екатерина решила не начинать сама разговор, спросила лишь о здоровье.

— Спасибо, Екатерина Васильевна, все хорошо. Благодарю членов комиссии, что согласились приехать сюда. Почему я решил и попросил вас собраться именно здесь? По нескольким причинам. Во-первых, на аттестации вчера была хозяйка «Медцентра» Ковалева Вероника Андреевна, во-вторых — самому обследоваться и отменить операцию, которую мне должны были здесь проводить через неделю. В-третьих, чтобы сами во всем убедились. Но все по порядку…

— Леонид Кузьмич, — перебил его кандидат медицинских наук Борзов, — мы вам абсолютно доверяем, тем более, что это хозяйка клиники. Подписываем без вопросов и начинайте обследование — свое здоровье важнее.

— Господа, я бы попросил все-таки выслушать меня и не задавать вопросов. Я уложусь в пять минут, потом спрашивайте о чем угодно. Так вот, не дословно, но по существу и тезисно доложу вам результаты аттестации. Я пожалел о том, что вы не присутствуйте, это было что-то невероятное, но очевидное. Отброшу излишний спор между нами, то есть между мной и Ковалевой, у которой нет медицинского образования. Отброшу мои начальные недоумения и даже возмущения. Когда все закончилось, я оказался в восторженном шоке, а Юрий Филиппович Лавров, заведующий отделением, который тоже присутствовал на аттестации, был просто в ауте. Извините, к делу, — собрался Ларионов, — у Лаврова находился больной с двусторонним воспалением легких. Классическая картина, температура под сорок. Заходим к нему в палату, Ковалева присаживается к нему на кровать, сказала несколько слов и встала. Меряем температуру — норма, слушаю больного — дыхание везикулярное, ни каких хрипов, снимок показывает чистое легкое без затемнений, берем кровь на анализы — никакого лейкоцитоза. СОЭ и вся формула в абсолютной норме. Ничего не понимаю — куда делись все стадии болезни, пациент здоров, как бык. Вернулись ко мне в кабинет, эта Ковалева на меня смотрит и говорит, что у вас, профессор, сложный порок митрального клапана, но я уже все исправила. Камешки у вас в желчном пузыре, но они уже растворились. Простата, возраст, но тоже уже все в порядке. Потом поворачивается к Лаврову и ему — травма колена, менисков нет, но они уже выросли, можете поприседать. Он по лестнице с трудом поднимался, а тут на одной ноге стал приседать. Я ждать не стал и на ЭКГ — на кардиограмме здоровое сердце. Знаю, что в желчном пузыре у меня не камни, а булыжники были, но УЗИ их не обнаружило. Я не понимаю, как она это делает, как ставит диагноз, как лечит? На вопрос ответила, что это медицина будущего, я не пойму. И я действительно ни черта не понимаю. Екатерина Васильевна прекрасно знает, что у меня был сложный порок сердца, но куда он делся за одну минуту? Господа, это невероятно, но это чудо, это факты, это… слов нет. Вы знаете, что мне эта Ковалева сказала, вернее попросила? Смысл в следующем — не болтать лишнего, никто не поверит, а в дурку угодить запросто смогу. Как вам сия аттестация, господа?