Степаныч рассмеялся. Николай выпил и стал закусывать. Когда он немного поел, Степаныч ушел в раздевалку, приглашая и его за собой.

— Пора раздеться и в парнушку, потом бассейн и порнушка. Разница всего в одну букву, а смысл совершенно разный.

В парилке он надел буденовку и сидел минут пять, нагреваясь. Потом подкинул парку и стал охаживать себя березовым веничком. Николай тоже от него не отставал. Потом выбежали вместе и плюхнулись с размаху в воду под кучи брызг и девичий радостный визг. Поплавали немного и с девчонками вернулись к столу.

— Девоньки, себе и нам с Колей наливайте, ешьте, пейте без тостов и приглашений, — предложил Степаныч.

Через некоторое время две девчонки рядом с Николаем начали тихо и тайно подхихикивать. Степаныч заметил, спросил:

— Чего веселимся?

— Так у него колом простынь встала, — сквозь смех ответила одна из девчонок.

— И че смешного? — урезонил ее Степаныч, — две со мной остаются, а остальные с Николаем на траходромчик и быстренько.

Часа через три Степаныч уснул, а Николай до рассвета попробовал всех и пошел по второму кругу. Он так и не уснул, когда проснулся и встал Степаныч, не увидев ни одной девчонки в своей кровати. Услышав стоны в соседней спальне, он ухмыльнулся — встал рано или еще не ложился? Прошел к Николаю в спальню, пристроился к одной из девчонок сзади и через десять минут встал под душ. Николай подошел позже, ополоснулся, девчонки искупались в бассейне и все сели за стол. Степаныч заметил с каким восхищением смотрели на Николая девчонки.

— Понравился мальчик? — спросил он.

— Понравился — не то слово, он нас всех поимел и неоднократно. Мы таких мужиков никогда не встречали, — с восторгом ответила одна из них.

— Нам то хорошо, но его жене я не завидую, — усмехнулась другая, — больше двадцати раз бабе выдержать можно, но уже не в радость.

Степаныч оторопело посмотрел на Николая:

— Ты че — всю ночь и каждую не раз? Ну ты, блин даешь, вот это силища! Ты, Коленька, меня не перестаешь удивлять. Вчера, девчонки, я ему лом дал, так он его узлом завязал, как ниточку шовную. Вот это мужик! — воскликнул Степаныч.

Вошел Корней.

— За девчонками автобус пришел. Отпускаем?

— Отпускаем, — ответил Степаныч, — проводи.

Когда все ушли, он спросил Ковалева:

— Поспишь немного?

— Ночью высплюсь, я не устал. Что делать надо?

— Да-а, — протянул Степаныч, — ты говорил, что не стрелял никогда. Пойдем — попробуешь.

Они вышли во двор, охранники поставили чурку метрах в тридцати, прикрепили к ней мишень. Степаныч протянул Ковалеву пистолет с глушителем.

— Попадешь или промажешь?

Николай взял пистолет, выстрелил, не целясь. Охранник подбежал к чурке, крикнул оттуда:

— В десятку.

Степаныч уже серьезно и внимательно посмотрел на Ковалева.

— Ты откуда такой — и с бабами, и с пистолетом, и с ломом?

— С какими бабами? — не понял Корней.

— Он еще спать не ложился, ночью всех баб перетрахал и не по одному разу, — ответил Степаныч, — драться умеешь?

— Нет, драться не стану, боюсь силы не рассчитать — ударю, а головенка оторвется совсем или дырку в ней прошибу насквозь.

Охранник услышал слова, подошел к ним.

— Степаныч, надо бы наказать парня за пустой базар, отдай мне его на пару минут — сильно бить не стану, так, поучу немного.

Степаныч стоял в растерянности — этот охранник был лучшим его бойцом, имел черный пояс по каратэ, но он знал силу Николая. Если охранник попадется на кулак, то живым ему действительно не остаться.

Ковалев нахмурился…

— Терпеть не могу бахвалов… разреши, Степаныч, я его бить совсем не стану — поймаю ладонью кулак и раздроблю костяшки. Руку долго лечить будет, но живой останется.

В разговор вмешался Корней:

— Я против, Степаныч, он уже одного поймал за руку, потом ее ампутировали, все кости в муку раздавил, его силу ты знаешь. Зачем нам лучшего бойца терять?

— Согласен, Корней, силы у него действительно немерено.

Но Ковалев заартачился:

— Степаныч, я бить совсем не стану и руку ловить тоже. Раунд две минуты, пусть работает на полный контакт руками и ногами, а в конце второй минуты я ему зуб вырву.

— Как это? — не понял Степаныч.

— Вместо удара я двумя пальчиками зуб поймаю и вырву — за то потом хвалится перестанет. А зуб себе новый вставит.

Степаныч переглянулся с Корнеем, спросил охранника:

— Ты не против, он же тебе зуб точно вырвет?

— Это еще поглядим, кто кому вырвет. Я не вырву, я ему все зубы повыбиваю, — ответил охранник.

Степаныч засек время и объявил бой. Охранник усмехнулся, подошел ближе и резко ударил кулаком в челюсть. Казалось, что только голова Николая отклонилась в сторону, пропуская мимо летящий кулак. Удивленный охранник сделал несколько резких ударов — мимо. Николай даже не принимал бойцовской стойки, стоял, словно вразвалочку. Удары посыпались градом кулаками и ногами, пролетая мимо Николая. В конце второй минуты охранник ойкнул, изо рта пошла кровь. Степаныч объявил конец поединка. Николай стоял с вырванным зубом в руках, но никто не заметил, чтобы он вообще поднимал руки.

— Как ты это сделал? — прошепелявил охранник, сплевывая кровь на землю.

— Протянул руку и вырвал зуб, только сделал это очень быстро, глаз человека не в состоянии засечь подобную скорость, поэтому никто ничего не заметил. В следующий раз не хвастайся пред незнакомым человеком и знай, что есть бойцы получше тебя, — ответил Ковалев.

Степаныч, Корней и собравшаяся вокруг охрана смотрели на Николая с ошеломлением. За две минуты лучший каратист не смог попасть в него ни разу, еще и собственный зуб потерял. Вот это скорость и реакция!

— Ты точно марсианин, — восторженно произнес Степаныч, — такого в кино не увидишь и в фантастике не прочитаешь. Ладно, Лопата, езжай с ним в город, ты знаешь зачем.

Ковалев, которого с восторженных слов Степаныча стали называть Марсианином, постепенно знакомился с его империей и удивлялся мощи и разнообразию его структуры. Щупальца охватывали практически все сферы экономики и единственное, куда официально не лез Степаныч — это политика. Но это официально, фактически неизвестно кто оказывал большее влияние на область — он или губернатор.

Пресса и политики практически не вспоминали о нем, как о воре в законе, его поминали лишь на губернаторских выборах и то в позапрошлый раз. Прошлые выборы прошли без его упоминания, политики и журналисты хорошо помнили слова не самого Степаныча, а его адвоката. Он заявил, что даже мелкие упоминания определенного имени фиксируются и не остаются без внимания. Все, абсолютно все журналисты, депутаты и руководители, упоминающие всуе имя вора в законе или ссылавшиеся на него по любому негативному поводу, получили достаточно большие сроки и отбывали наказание в местах не столь отдаленных.

Многие понимали, что какой-нибудь Иванов или Петров не убийца и не наркобарон, но закон есть закон, с ним не поспоришь, если взяты с поличным и все факты на лицо. Степаныч с законом не спорил, он им управлял.

Не все еще познал Марсианин, но многое и не переставал удивляться изобретательности своего шефа. Как-то он посмотрел фильм, где в порнопритоне содержали малолетних девочек, насиловали извращенно, а потом убивали и сжигали в печи… Много подобных заведений было у Степаныча, но малолеток и насилие он категорически отвергал. Сам бы убил любого, кто посягнет на малолетку.

Основной доход Степанычу приносил нефтебизнес, успешно работало его подпольное казино, по мелочам приносили прибыль гостиницы, рестораны, автозаправки, магазины, строительные фирмы и прочее.

Марсианин стал не личным водителем, как предполагалось ранее, а личным охранником Степаныча и сопровождал его повсюду. Как-то они обедали в одном небольшом ресторанчике, и Марсианин услышал определенный звук.

— Бильярд? — спросил он.

— Да, в соседнем зале играют, — ответил Степаныч.