Девушка сникла.

– Но что же… Что же мне делать…

И это прекрасно, боги, прекрасно, что они не влюблены друг в друга. Если б единственные на Минбаре центаврианин и центаврианка полюбили друг друга - это было б слишком пошло. Снова его оценка женщины вошла в противоречие с центаврианской традицией, показав чувство возвышенное и лишённое даже намёка на эротику. Восхищение, уважение, сочувствие, приязнь - без желания обладания. И свежесть этого чувства не сравнима ни с чем.

– Убивать себя – не вариант точно, от смерти потом так просто не вылечишься. Ты рейнджер. Не сдавайся, дерись! Докажи Дантории, что он недостоин тебя, что если ты и выйдешь замуж не по большой любви – так уж точно не за него. И … откройся ему.

– Кому?

– Да уж не Дантории. Тому, кого ты любишь. Ты подобна цветку тлол, что большую часть своей жизни держит свои лепестки плотно сомкнутыми, будто сросшимися. Ты скрываешь свою веру, и ты скрываешь свои чувства. Но знаешь ли ты, что однажды и цветок тлол распускается, и тогда его чудный армат далеко разносится за пределы сада? Кто знает, как сложится. Быть может, это будет твоей последней возможностью рассказать о чувствах. Это как ночь перед боем, Амина. Есть лишь этот миг.

Приняться снова за работу не получалось никак - мысли и эмоции не давали. Всё то, что он узнал, и в большей мере то, чего он пока не знал, что только смутно угадывалось за разрозненными фактами. «На Центавре что-то происходит»… На Центавре всё время что-то происходит, и хоть бы раз что-то хорошее. Не стоит и спрашивать, как вообще там узнали, где сейчас находится Амина, если её имя пока не успело прогреметь по вселенной, вообще лагерь Эйякьян ничем не выделяется в ряду других кроме того, что находится возле Тузанора. Не стоит и спрашивать, откуда сведенья о происходящей на Центавре подковёрной борьбе. Разведка. Чего стоит разведка для миров, которые практически не контактируют между собой, тоже не надо объяснять. И это естественно, коль скоро стороны едва ли могут ожидать друг от друга приязни и дружелюбия. Нет, отсюда он видит несомненным, что Альянсу делать нечего, как нападать на Центавр, а вот оттуда многие вещи видятся иначе. Вот если подумать - а почему проблемную новобранку оставили здесь, а не услали куда-нибудь на дальние рубежи, которых и на карте-то не найдёшь? С одной стороны - в центре, под боком, её уберечь легче… Только вот анлашок - не то место, где кого-то берегут. Может быть, резонное допущение, что Амина с её жалостной историей - разведчик Центавра? Держи друга рядом, а врага ещё ближе… А может, чтоб её саму использовать для получения сведений о Центавре? При её простодушности, она и ненамеренно выдаст всё… Тогда главный вопрос - простодушна ли Амина. Сколько общего с реальностью имеет его впечатление о ней как о девушке умной, но слишком искренней и честной? а сложившееся впечатление о Шеридане, Ивановой, Альянсе в целом? Недостойно центаврианина так говорить, быть может, но если это впечатление ложно, то лучше умереть с этой иллюзией вместе, чем пережить её смерть.

Если б Амина была хитра, она б ухватилась за его предложение. Что там, любая нормальная центаврианка на её месте ухватилась бы за него с визгом восторга! Трона ему, может, и не увидать, ну так и синица в руках, как говорят земляне, не дурной вариант - солидное состояние и в перспективе управление колонией тоже завидный куш для дочери главы маленького городишки… Кого б там ни любила Амина, он совершенно точно иномирец, и даже если это землянин - для Центавра это гарантированный скандал. Возможно, кому-то и нужен скандал…

Но скорее - прав он, отходя от привычных шаблонов восприятия. Иногда бывает так, что цели, проблемы, потребности одного человека, его одинокая, отчаянная борьба удачно ложится на волну общих исторических процессов, вскрывает противоречия, дошедшие до критической точки ещё до его рождения, и служит не удобным поводом для тех или иных сил, хотя и это тоже, а спусковым крючком для выстрела, который всё равно должен был однажды прозвучать… И как ни пытается разум избежать, ускользнуть от этой темы - приходится признать, ты не можешь отменить неизбежное, ты можешь только определить своё отношение к нему.

Удивительно ли, что они с Дэвидом всё больше стали понимать друг друга, всё ближе становились по мере его взросления? Можно сказать, связаны круговой порукой преступления - оба жаловались на недостатки своих миров и закрывали глаза на сомнительное поведение друг друга. Правда, для Дэвида Земля мир второй и необязательный, а вот теперь уже второй претендент на трон Центавра показал себя как совсем не патриота…

Ну и Нарн с ним, если честно. У него своё понятие патриотизма, и в нём не прикрытие очевидных недостатков, а отчаянное сопротивление им - естественная реакция патриота. Те, кто хвалит Центавр таким, какой он есть, кто пытается скрыть и замолчать то, от чего вся их несчастная родина стонет непрерывным стоном - те, видимо, на враждебные державы как раз и работают. Раз хотят, чтоб величие Центавра оставалось глупой, пустой фразой, вызывающей усмешку у своих и чужих…

Винтари беззвучно рассмеялся, оформив в голове эту мысль. Опасная грань, да… Но кажется, он её уже перешёл. Когда решил, что будет служить величию родины так, как сам считает нужным. И если его осудят, заклеймят, проклянут за это - что за беда, для сына проклятого императора? Есть особая сладость в том, чтоб поддержать чужих, а не своих, встать под сенью флага Альянса, с распущенными, без гребня, волосами. Амина останется здесь. Останется. Даже если весь Центавр будет против… полно! Двор - это не весь Центавр.

- Вы здесь, Диус? Или… я не вовремя нарушил ваше уединение?

Хорошо, что это Дэвид. Очень хорошо. Кому-то другому было б сложно объяснить, но их давно сроднило то, что сложно говорить взрослым, мудрым, патриотам своего мира.

- Очень вовремя. Я как раз думал о том, что… помните, первое время я постоянно пытался обратиться к вам как… к равному по рангу, так скажем. К счастью, вы не посчитали, что я пытаюсь вас проклясть.

- О чём вы?

- Не важно. Теперь я думаю, что вам повезло в сравнении со мной. У вас есть Земля, которую вы ненавидите, и Минбар, который вы любите. У меня есть Центавр, который я и люблю, и ненавижу разом.

- Не всё так просто, Диус, но если вы видите это так, пусть будет так.

Не так это, конечно. В этой же беседке было уже несколько их разговоров, когда Дэвид рассказывал о своих обидах на земной мир, а он - о своих, на родной. Об этом, надрывном и больном, говорить почему-то становилось всё легче и легче. Но тяжелее говорить о… лёгкой обиде на несбывшееся. В самом деле, куда проще было бы всё, если б они любили друг друга. О, десяти тысячам Данторий было б его не остановить, он как дрался бы как безумный за такую девушку. Но теперь его останавливает то, что кто-то есть в её сердце, и это не он. Первые месяцы здесь - вот не слышал этого Арвини - бывало непросто. Юность в их мире - пора развлечений, порой безудержных, разнузданных, однако все слова мудрого старика запоздали. Тогда, когда органы под тонким минбарским покрывалом тёплыми летними ночами свивались, как сумасшедшие змеи - в чём центаврианину проще, чем землянину, знал он, так это в возможности самоудовлетворения - быть может, они возымели бы эффект. Тогда временами на него накатывала безумная лихорадка, и знай он тогда об Амине - верно, это было б непреодолимей притяжения магнита, это виделось бы судьбой. Разве не прекраснейшей романтической историей это могло б быть, разве было б хоть одно сердце, которое она б не тронула? Но Амины не было тогда в его мире, и пожалуй, это скорее хорошо, чем плохо. И он, после быстрой, чисто механической разрядки принимался за работу - за языки, за практику чтения или словари… Медитации, конечно, ерунда, это для минбарца медитация спасение, а центаврианину нужна деятельность. И теперь он способен постичь счастье, всё ещё неведомое многим жителям его мира - жажду видеть женщину не любовницей, а другом. Этого Дэвиду пока не понять, просто по возрасту.