Нахмурившись, Болдиринфа повернулась к Маджу Самлору:

— Как ты думаешь, что здесь происходит?

— Они совершают жертвоприношение, мать Болдиринфа.

— Жертвоприношение?

— Естественное жертвоприношение. Ветки, фрукты, цветы и тому подобное. Тому, кто погиб, ну, вы знаете об этом джикском парне. Это длится уже два или три дня.

— Они приносят жертвы к месту, где он был убит? — Это было странным. Ее жрицы ничего об этом не говорили. — Отвези меня туда, я хочу посмотреть.

— Но дочь вождя…

— Она может несколько минут подождать. Отвези меня.

Охранник пожал плечами и, развернув карету, направил ее ко входу в аллею. При более близком рассмотрении Болдиринфа поняла, что в толпе было очень мало взрослых. В основном это были мальчишки и девчонки, некоторые совсем маленькие. С места, где она сидела, наблюдать за происходящим было неудобно, но выходить она не желала. Правда, ей удалось разглядеть там что-то вроде алтаря. В дальнем конце, где ряд приносящих жертвы заканчивался, выше человеческого роста была сложена куча из зеленых веток, которые покрывали куски материи, блестящие металлические ленты, длинные яркоокрашенные бумажные вымпелы.

Она наблюдала за происходящим довольно долго. Кто-то из детей заметил и, окликнув по имени, помахал рукой. Она улыбнулась и ответила на приветствие. Но кареты не покинула.

— Хотите посмотреть поближе? — спросил Маджу Самлор. — Я могу помочь выбраться и…

— В другой раз, — сказала Болдиринфа. — Теперь отвези меня к Нилли Аруилане.

Охранник развернул карету и устремился вниз по холму.

«Итак, они поклонялись ему, — удивленно подумала Болдиринфа. — Этого умершего юношу они превратили в бога. По крайней мере, так казалось. Все это было таким странным, потому что все происходящее так или иначе связано с этим мальчишкой».

Ее встревожило, что подобные вещи продолжались. То, что в аллее был устроен алтарь, что дети приносили Кандалимону жертвоприношение, словно он являлся богом, казалось ей неправильным.

«Хотя, возможно, все не так уж серьезно», — убеждала она себя.

Она припомнила многие несоответствия в своей длинной жизни. Причинило ли хоть одно из них какой-нибудь реальный вред? То были неустойчивые времена. Наступление Новой весны вытряхнуло Нацию из извилистых проходов кокона, столкнув ее с неизведанными тайнами огромного мира, так что нет ничего удивительного в том, что те люди ухватились за новые способы спасения, когда старые не смогли принести немедленного удовлетворения.

Некоторые новшества оказались мимолетными. Например, странный культ человека разумного, который возник в последние дни в Венджибонезе, когда некоторые простолюдины тайно встречались для выполнения ритуальных танцев вокруг статуи человека разумного, которую они разыскали где-то в старом городе, и произносили перед ней молитвы, приносили жертвы. Но это исчезло во время второй миграции.

С другой стороны, поклонение чужеродному богу Накабе, который вошел в жизнь племени после союза с бенгами, казалось недолговечным. В моду время от времени входили и другие вероучения, сосредоточивающиеся на звездах, великом океане и подобных вещах. До Болдиринфы доходили слухи о том, что Нилли Аруилана — поклонница джиков и в своей комнате в Доме Накабы хранит их талисманы.

«Что же, может, и так», — подумала Болдиринфа. Она была благочестивой женщиной, — достаточно благочестивой для того, чтобы понимать, что набожность существовала во всем. Совсем необязательно, что Божественная Пятерка — единственный носитель святости. Просто именно им она присягнула служить. Это не означало, что они истинные боги, а остальные ложные: по ее мнению, они обладали большей полнотой святости. Если дети хотели делать жертвоприношения в память о Кандалимоне, пусть будет так. Преклонение есть преклонение.

— Поторопись, — обратилась Болдиринфа к охраннику. — Ты не можешь заставить своих зенди передвигаться быстрее? Пойми, Нилли Аруилана крайне слаба. Моя помощь ей крайне необходима.

— Но вы только что сказали…

— Если ты не собираешься воспользоваться кнутом, то дай его мне. Думаешь, я побоюсь им ударить? Давай быстрей, парень. Быстрей!

Нилл и Аруилана лежала в одной из верхних комнат резиденции вождя. Ее глаза были закрыты; дыхание — замедленным и неглубоким; ее мех спутался и взмок. Время от времени она бормотала что-то нечленораздельное. Казалось, она пребывала в сфере, находившейся за сознанием, более далекой чем сон, но все же по эту сторону жизни. Увидев ее в таком оцепенении, Болдиринфа вспомнила нечто из своей далекой молодости, из коконовских времен: странное существо — Креш утверждал, что человекоподобное, — кого племя называло Сно-мечтателями, кто на протяжении нескольких лет пролежал в состоянии непрерывного сна и проснулся и умер лишь в тот день, когда нация получила предзнаменование о Переходе. Он спал также, словно больше находился в ином мире.

Кровать Нилли Аруиланы окружала небольшая унылая группа. Разумеется, там была Таниана, казавшаяся такой натянутой, словно вот-вот порвется. Креш тоже заметно постарел за эти несколько дней. Также там находились Хазефен Муери, ювелир Трамасилу, Фашинатанда — слепая крестная мать Танианы; архитектор Тисхали, торговец зерном Стернак Хатилифон и его супруга Сипулакинайн, которая была больна и походила на затухающий уголек, уже осененный смертью. Были и другие, но их жрица определить не смогла.

Она не понимала, что вся эта толпа делала в комнате больной. Можно было не сомневаться, что все хотели предложить свою помощь. Но они слишком близко прижимались к несчастной девушке. Быстрыми, нетерпеливыми движениями рук Болдиринфа выставила всех за дверь, кроме Танианы и Сипулакинайи, чье присутствие было в определенном смысле необходимым. Она позволила остаться и старой Фашинатанде, которая тихо сидела в углу, не ведая о происходящем.

— Где ее нашли? — спросила Болдиринфа.

— В озерном крае, — сказала Таниана. — По словам Сипирод, она лежала, уткнувшись лицом в грязь возле небольшого водоема. Вокруг нее собралась кучка животных, чтобы рассмотреть ее поближе: несколько кэвианди и стинчутулов, небольшие стада скантринов, пара габулов. Сипирод утверждает, что никогда не видела ничего подобного. Все выглядело так, словно животные охраняли ее. Должно быть, Нилли провела там около двух дней, — снедаемая лихорадкой, как говорит Сипирод. Скорее всего девочка пила воду из водоема и, разумеется, ничего не ела.

— Она приходила в сознание?

— Она только бредит. Иногда она бормочет — Королева, Гнездо и все такое. И называет имя Кандалимона. Ты знаешь, что они были любовниками? Болдиринфа, они хотели вместе сбежать к джикам!

— Бедная девочка. Неудивительно, что она сбежала. — Но затем жрица презрительно крякнула. На это никто не обратил внимания.

— Принесите сюда этот стол. Поставьте на него мою сумку — так, чтобы я могла до нее дотянуться. И дайте мне что-нибудь, на что я смогла бы сесть возле кровати. Вы знаете, что только так я смогу удержаться на ногах.

Она взяла руку Нилли Аруиланы и пробежалась по ней пальцами, нащупывая жизненные потоки. Они были очень слабыми. Девушка была тепла, одна река души струилась медленно, словно замерзавшая ртуть. Болдиринфа отвернулась от Танианы, не желая, чтобы вождь поняла степень ее обеспокоенности. Еще несколько часов в том болоте, и здесь бы находилась мертвая девушка. Хотя возможность потерять ее все еще оставалась.

«Нет. Я этого не допущу», — подумала Болдиринфа.

Она достала из сумки два огромных целительных жезла и положила их рядом с Нилли Аруиланой, которая едва шевелилась. Вынув свои травы и мази, она разложила их на столе. У изголовья Нилли Аруиланы она поместила талисман Фрита Целителя, а в ногах — талисман Муери Утешителя.

— Принеси мне жаровню, — обратилась она к Си-пулакинайн. — Мы сожжем на ней листья рита, а присматривая за ней, вдыхай курения сама. От этого тоже будет кое-какая польза.