Он оглядел зал в надежде, что туда ворвется группа разъяренных купцов, ругаясь и размахивая ворохом юридических бумаг. Но Базилика была спокойна.

— Пустой город, — сказал он больше себе, чем капитану стражи. — Молодые мужчины ушли, старые вымирают. Таниана бродит по нему словно призрак, Президиум не собирается. Креш ушел, кто знает куда? Думаю, охотится в болотах за какими-нибудь таинственными существами. Или полетел с помощью своего Чудодейственного камня в Гнездо поболтать с Королевой. Это очень на него похоже. Дом Знаний опустел, за исключением одной девушки, которая на войну не пошла. Даже Нилл и Аруилана уехала.

При этой мысли у Хазефена Муери тоскливо защемило сердце. Он видел, как она уезжала в день отправления войск, гордо восседая рядом с Фа-Кимниболом и возбужденно махая рукой. Можно было не сомневаться, что девчонка сошла с ума. Сначала она всем рассказывала о том, какие удивительные, богоподобные существа джики; и связалась с эмиссаром Кандалимоном, отвергнув всех кандидатов в супруги, но затем присоединилась к армии и первой отправилась воевать против Королевы, — в этом не было никакой логики. Вообще во всех поступках Нилли Аруиланы никогда не было логики.

«Это даже к лучшему, — подумал Хазефен Муери, — что мы с ней не стали любовниками: в своем сумасшествии она свела бы с ума и меня».

Но ему все равно было больно думать о ней, сумасшедшая она или нет.

— Сэр, думаю, мы можем закрыть Базилику, — сказал Чевкиджа Эйм. — Вчера, когда дежурил Пьют Кжай, никто не приходил. Полагаю, что сегодня тоже никто не придет, и вы сможете отдать дань уважения Болдиринфе, пока еще не поздно.

— Болдиринфа, — проговорил Хазефен Муери. — Да, я должен пойти к ней. — Он поднялся с судейского трона. — Хорошо. Суд объявляет перерыв в работе, Чевкиджа Эйм.

Подъем по спиральной лестнице из Королевы-камеры должен был быть более утомительным, чем спуск; но, к своему удивлению, Креш обнаружил, что он до странности энергичен, почти бодр, и ловко двигался рядом с гнездо-мыслителем, легко переставляя ноги, — они выбирались из таинственного колодца в знакомую обстановку верхней части Гнезда.

После встречи с Королевой всех Королев им овладело странное возбуждение.

Да, грозное существо. Это мертвенно-бледное гигантское создание, это колыхающееся вместилище чудовищно древней плоти. Ей было несколько сотен лет? Тысяч? Он сомневался, что она выжила со времен Великого Мира, но не исключал, что это возможно. Здесь было возможно все. Теперь глубже чем когда бы то ни было он понимал, насколько иными были джики и как они во всем отличались от представителей его вида.

«И все же они „человекоподобны“», — подумал он, в том особом смысле, который давным-давно постиг: они сохраняли ощущение прошлого и будущего; они рассматривали жизнь как процесс, раскрытие; они могли мысленно передавать исторические традиции от поколения к поколению. Маленькие порхающие горбуны, тараторившие в лесах, ничего ни к чему не прибавляли и заканчивали ничем. Это относилось и ко всем животным, находившихся в развитии ниже человеческого уровня: к горинфам, валявшимся в илистых болотах; к сердитым болтливым самарангам, к птицам-кат с жемчужными глазами и остальным. «Быть человекоподобным, — подумал Креш, — это значит осознавать время и времена года, накапливать, хранить и передавать знания, а кроме того, создавать и строить. В этом смысле Нация человекоподобна; даже кэвианди человекоподобны, и джики тоже. Быть „человеком“ совсем не означает принадлежать к той загадочной древней расе бледных бесхвостых созданий. Это нечто более широкое, более универсальное. И это включает в себя джиков».

— Это самое выдающееся событие в моей жизни, — сказал он гнездо-мыслителю. — Я благодарен богам, что смог дожить до этого дня.

Джик не ответил.

— Как вы считаете, она меня вызовет снова? — спросил Креш.

— Если потребуется, вызовут, — отозвался гнездо-мыслитель. — Тогда и узнаешь.

Голос гнездо-мыслителя прозвучал сердито. Креш заподозрил, что джику не понравилась глубина его общения с Королевой. Но было опасно приписывать эмоции Нации тому, что говорил джик.

Теперь они уже приближались к верхнему уровню. Креш узнал определенные предметы, помещенные в нишах стены, — гладкие белые камни, по форме напоминавшие огромные яйца, плетеную звезду, походившую на ту, что была у Нилли, но только гораздо больше, и небольшой красный драгоценный камень, горевший переливчатым внутренним светом. Он заметил их, когда они начали спускаться. Наверное, это были священные талисманы джиков или просто их украшения.

С момента появления в Гнезде Креш жил в аскетической каморке отдаленного коридора — сооружение, скорее всего предназначенном для пришельцев из внешнего мира. Это была круглая камера с низкими плоскими потолками на утрамбованном земляном полу, тонкая подстилка из сушеного тростника, служившая ему постелью; но для его неприхотливых нужд этого было вполне достаточно. Теперь он мечтал о ней — время отдохнуть, поразмышлять о только что пережитом. Возможно, попозже они принесут ему какую-нибудь еду — сушеные фрукты и вяленое на солнце мясо, что, похоже, только и употреблялось в пищу в этом месте и к чему он привык без особого труда.

Они уже добрались до вершины спиральной лестницы — места на верхнем уровне. Там гнездо-мыслитель повернул, но не налево, где находилась каморка Креша, а совершенно в другом направлении. Креш обернулся, чтобы проверить, не подвело ли его чувство ориентации, что неоднократно здесь с ним случалось. Но на этот раз он не ошибался: его комната находилась слева. Гнездо-мыслитель, который уже отошел на несколько шагов, обернулся и резко прожестикулировал ему:

— Ты должен следовать за мной.

— Я бы хотел пройти в свое место отдыха. Мне кажется, оно находится там.

— Ты должен следовать, — снова повторил гнездо-мыслитель.

В Гнезде неповиновение не являлось просто правом выбора: Креш понимал, что если будет настаивать на возвращении в камеру, гнездо-мыслитель не столько рассердится, сколько озадачится, но в любом случае Креш все равно закончит тем, что пойдет туда, куда его поведет гнездо-мыслитель. Он последовал за джиком. Дорога мягко уходила вверх. Спустя какое-то время он уже видел впереди Дневной свет. Они приближались к одному из выходов на поверхность. Там их поджидали пять или шесть военных. Гнездо-мыслитель передал им Креша и повернул назад, ничего не сказав.

— Я буду очень благодарен, — сказал Креш военным, — если теперь вы проводите меня в мое место для сна. Я не хотел, чтобы гнездо-мыслитель отводил меня сюда.

Джики смотрели на него словно не слыша.

— Пошли, — произнес один из них, указывая в сторону дневного света.

Там Креша поджидал его фургон и зенди, казавшийся сытым и отдохнувшим. Все было ясно: он повидался с Королевой, и на повидалась с ним, так что все, что ей было нужно, выполнено. Пришло его время покинуть Гнездо — теперь его выгоняли.

Он был обескуражен — он не хотел уезжать. Какими бы странными ни были ритмы Гнезда, он жил в соответствии с ними легко и счастливо. Он полагал, что остаток его дней пройдет в тепле, тишине и благозвучности этого места, что он будет находиться здесь, пока не явится Преобразователь, чтобы забрать на окончательный покой, который, похоже, скоро наступит. Внешний мир больше не представлял для него никакого интереса. Он желал лишь того, чтобы за оставшееся время ему позволили поглубже приникнуть в суть джиков.

— Пожалуйста, — попросил Креш, — я хочу остаться.

С таким же успехом он мог обратиться к каменным изваяниям. Склонив свои копья, джики равнодушно и неподвижно смотрели на него. Их можно было принять за неживых, если бы не колыхания оранжевых дыхательных труб, которые свободно свисали от их голов, когда сквозь сегментные кольца проходил воздух.

Зенди издал мягкий нетерпеливый звук: он торопился тронуться в путь.

— Вы не поняли? — спросил Креш. — Я не хочу уезжать.