Молчание.

— Я прошу у вас убежища.

Молчание — холодное, непроницаемое.

— Именем Королевы, я прошу вас….

Это в конце концов сработало. Двое ближайших к нему джиков выпрямились, и в каждой грани их глаз вспыхнуло нечто, что можно было принять за гнев. Они подняли горизонтально копья, как будто собирались ими вышвырнуть Креша из Гнезда.

— Это Королева пожелала, чтобы ты теперь продолжил паломничество, — произнес мысленный голос. — Поэтому, именем Королевы, уходи. Уходи.

Он понял, что упрашивать бессмысленно: они безжалостно смотрели на него. Горизонтально поднятые копья создавали непроходимые ворота, отрезавшие его от Гнезда.

— Да, — печально сказал он. — Хорошо.

Он забрался в фургон. И тотчас, почти галопом, зенди понесся по высушенной серой равнине. Его это ошеломило: во время путешествия сюда из Доинно зверь не торопился. И Креш понял, что зенди управляла и — даже толкала — какая-то сила из Гнезда, и он знал, что это была за сила. Он сидел пассивно, позволяя фургону нестись куда угодно. Когда зенди останавливался, чтобы напиться и поесть, Креш тоже делал несколько глотков и жевал кусочки сушеного мяса, которое джики положили в его повозку. Так оно и тянулось, день за днем, спокойное путешествие, больше походившее на сон: сначала среди странных тупоконечных, песчаного цвета пирамидальных холмов; затем по региону жуткой эрозии, где яростно-малиновые горы образовывали фантастические арки и колоннады; после чего через зону грубой осоки, редких приземистых деревьев и разбросанных групп каких-то полосатых животных, которых до этого Креш никогда не видел и которые даже не обратили внимания на проезжавший фургон.

Однажды в середине дня, когда он пересекал песчаный, с остатками высохшей грязи, котлован, когда-то бывший озером, он заметил прямо перед собой фигуру кого-то из Нации, что, право, было неожиданно в этих незнакомых местах.

Зенди остановился, поджидая, пока огромное красное существо, переваливаясь, подойдет поближе. Ехавший на нем человек тяжело дышал.

— О боги! Сэр, может ли быть такое? Или это мне снится? Должно быть, это сон. Должно быть.

Креш улыбнулся. Попытался говорить. Он так долго не прибегал к помощи голоса, что получилось резкое, отрывистое карканье.

— По-моему, я тебя знаю, — наконец выговорил он.

Наездник подбежал к нему. Заглянув внутрь фургона, он уставился на Креша, недоверчиво покачивая головой:

— Сэр, Плор Килливаш. Из Дома Знаний! Вы не узнаете меня? Я был одним из ваших помощников, вы не помните? Плор Килливаш.

— Разве это Дойн но?

— Доинно? Нет, сэр. Мы находимся на джикской территории. Я иду вместе с армией вашего брата Фа-Кимнибола! Мы сражаемся уже несколько недель. Мы воевали в Венджибонезе и в паре малых Гнезд… — Глаза Плора Килливаша все больше и больше округлялись. — Сэр, как вы сюда попали? Ведь это невозможно, чтобы вы проделали весь этот путь в одиночку, правда? И почему вы здесь? Вы же знаете, что вам не надо находиться на переднем фронте. Сэр, вы меня слышите? Сэр, с вами все в порядке? Сэр?

Фа-Кимнибол находился в палатке. Его армия расположилась на краю прерии, которую называли Равнинами Минбейн. Он давал названия всем частям ландшафта этой незнакомой земли: горы Харруэла, озеро Танианы, река Толайри, долина Болдиринфы, ущелье Кошмаров. Насколько он знал, Саламан тем же самым местам давал свои имена, когда проходил мимо них. Фа-Кимнибола это не волновало. Для него огромные зубчатые горы, возле которых он находился три недели назад, были горами его отца, а это милое спокойное плоскогорье — равниной матери, и пусть Саламан называет их как угодно.

— Вот снова, — сказал он Нилл и Аруилане. — Я чувствую приближение короля — он идет во главе своих войск, следуя этим путем.

— Да, я тоже. В любом случае это что-то мрачное и жестокое.

— Саламан, вне всяких сомнений.

Она положила руку на его лохматое плечо, как раз на то место, куда несколько дней назад он был ранен джикским копьем. — Ты так произносишь его имя, словно враг он, а не джики. Ты боишься его, моя любовь?

Фа-Кимнибол рассмеялся:

— Боюсь Саламана? Я не очень-то часто употребляю сравнения для того, кого боюсь. Но Саламана, Нилли, не боится только дурак. Он стал чем-то вроде чудовища. Однажды я говорил тебе, что считаю его сумасшедшим. Но теперь он, мне кажется, переступил черту.

— Чудовище, — повторила Нилли Аруилана. — Но на войне все воины должны быть чудовищами. Разве не так?

— Но не такими. Я наблюдал за ним, когда в последний раз наши армии объединились. Он сражался так, словно хотел не только убить каждого подвернувшегося под руку джика, но и зажарить и съесть его. Его глаза горели таким огнем! Когда-то давно я видел, как сражался мой отец Харруэл, а он был человеком беспокойным, с могучими, горячими, жестокими силами внутри, но даже в ярости он казался спокойным. — Орган осязания Фа-Кимнибола изогнулся. — Я чувствую его. Он подходит все ближе и ближе. Что ж, возможно, и к лучшему, если армии снова объединятся. Я никогда не желал, чтобы мы продвигались по стране джиков в одиночку.

— Выпьешь немного вина? — спросила Нилли Аруилана.

— Да, непременно.

Близились сумерки. Скорее всего Саламан и его армия появятся к завтрашнему полудню, раз такое сильное излучение. Похоже, воссоединение двух сил после недель независимости будет натянутым. И только одним богам было известно, каким безумным человеком к этому времени стал король. Казалось, эта кампания стала для него путешествием в еще большее безумие.

«Беда началась, — подумал Фа-Кимнибол, — когда мы разрабатывали план захвата Венджибонезы: именно вспышка гнева Саламана, последовавшая за сообщением, что он не получит ни одного оружия Великого Мира, и послужила началом». С тех пор между ними появилась отчужденность. Они оба согласились с условием, что Саламан будет главнокомандующим, а Фа-Кимнибол — полевым генералом; но когда битва состоялась — особой согласованности в сотрудничестве между ними не было.

Правда, пока все шло хорошо. Между прочим, лучше, чем следовало ожидать.

Битва за Венджибонезу увенчалась головокружительным успехом. Там джики создали Гнездо, находившееся на поверхности: таинственное множество ветхих серых труб из папиросной бумаги, которые разбегались в сотнях направлений, пронизывая древний город от побережья до восточного подножия холмов. Саламан подошел к городу с запада, устроив у прибрежной стены огромные беспорядки с помощью огня и взрывов, в то время как силы Фа-Кимнибола осторожно спустились по склонам золотисто-коричневых гор, протянувшихся с севера на восток. Удивленные джики бросились к воде, чтобы выяснить, что происходит, когда Фа-Кимнибол уже приготовился атаковать сверху.

Тогда подошел момент пустить в ход оружие Великого Мира. Фа-Кимнибол выбрал Петлю, для создания непроницаемого барьера у подножия холмов, чтобы оградить свою позицию от нападения джиков. Затем с помощью Линии огня он обстрелял город, пока над самыми высокими крышами не появились красные языки огня и мягкие стены Гнезда Венджибонезы не почернели и сморщились. С помощью Газовой Трубки он вызвал такие перемещения воздуха, что столетние башни, те великолепные Шпили — алые, голубые, переливчато-пурпурные, ослепительно-золотые и черные как полночь, — не рухнули подобно хрупким палочкам. И тогда он ввел в действие самое мощное оружие — Землееда, — чтобы выесть в структуре гибнувшей у его ног столицы громадные кратеры. Бульвары и авеню в беспорядке начали сами опускаться вниз; рушились и исчезали целые районы; и огромные клубы пыли и гари наполнили небо, словно это было снова нашествие мертвых звезд.

Даже сама Долгая Зима не смогла разрушить Венджибонезу. А Фа-Кимнибол сделал это за полдня с помощью четырех предметов, которые несведущий фермер нашел в грязи на склоне холма.

Они простояли всю ночь, наблюдая за пылавшим городом. Должно быть, все многочисленное население сгорело вместе с ним, потому что войска Фа-Кимнибо-ла не заметили ни одного джика, пытавшегося спастись у подножия холмов, а воины Саламана закрывали путь, намеревавшимся бежать морем. Войска объединились с дальней стороны Венджибонезы и бок о бок направились в истинное сердце земли джиков. Саламановская армия откололась после уничтожения одного из меньших Гнезд. Король, обезумевший от любви к кровопролитию, настоял на преследовании и ликвидации нескольких сотен джиков, которые сумели удрать. Фа-Кимнибола мало радовала перспектива встретиться с ним снова. Хуже всего, что Саламан не избрал для остатка пути другого маршрута.