Если бы я вовремя не заметил собаку, то, очень может быть, случилась бы беда. Собака добралась бы до гнезд чаек и уничтожила бы не одну кладку, пока не утолила голод.

Но это еще не вся беда, которую может принести чайкам на озерке-болотце бездомная собака. Возле озерка все время дежурили вороны. Они являлись на свои сторожевые посты каждый день с утра пораньше и торчали здесь до вечера, выжидая, когда можно будет незаметно подкрасться к гнезду и утащить яйцо. Другой раз за целый день дежурства воронам так и не удавалось совершить набег. Тогда они снимались со своих сторожевых постов и торопливо летели еще куда-нибудь, чтобы хоть немного подкрепиться перед ночным отдыхом.

Но если воронам представлялся случай, набеги их на гнезда чаек были разорительны.

А случай мог представиться самым неожиданным образом. Покажись вблизи озерка человек, забреди он в болото, и чайки тут же тревожно закричат и бросятся навстречу врагу, позабыв на время свои гнезда. Тут-то и не зевайте, вороны.

Но по правде сказать, по весеннему времени людям нечего делать возле озерка-болотца — люди придут сюда позже, летом, когда настанет пора сенокоса. Тогда косы начнут гулять вокруг всей Лягушьей кары. Но к этому времени озерных чаек уже не будет здесь — они вместе с птенцами улетят отсюда. Другое дело — бродячие собаки.

Уж как прознали собаки, что здесь, возле гнезд чаек, ждет их богатая пожива… И стоило сойти снегу, стоило прибыть чайкам и устроить свои гнезда, как собаки нет-нет да и показывались неподалеку от моего дома — и все эти бездомные охотники жадно тянули свои носы в ту сторону, где в гнездах уже были яйца чаек.

Не всем собакам, разумеется, удавалось завершить задуманный набег. Были среди них и грабители потрусливей и послабей, которые вязли в болоте, а потому возвращались ни с чем обратно или отступали при первых же атаках чаек. Но так или иначе, все собачьи походы к Лягушьей каре приносили с собой беду — вороны довершали то, что не удалось довершить каждой собаке.

Вот почему с такой тревогой отмечал я, что ворон возле озерка-болотца со странным названием ото дня ко дню становилось все больше и больше. Слишком умны и догадливы эти птицы, чтобы просто так собираться отрядами возле чужих гнезд. Нет, здесь что-то не совсем так. Они непременно ожидают какого-то события…

Дня два спустя после того, как остановил я на пути к птичьим гнездам собаку, временно оставшуюся без хозяев, к Лягушьей каре направился рано поутру целый отряд четвероногих охотников. Этот отряд подошел к озерку незаметно для меня, но чайки все-таки успели вовремя заметить псов и подняли тревогу.

Заслышав крики птиц, я выглянул в окно и обомлел: там, там и там казалось, повсюду — видел я возле Лягушьей кары самых разных собак. И над ними носились, крича и отважно пикируя на непрошеных гостей, встревоженные чайки.

Я выскочил на улицу, схватил кол и бросился к озерку, размахивая на ходу своим оружием и громко крича.

Собаки вскоре заметили меня и нехотя повернули обратно. Я бросил кол и отдышался. Собаки уходили к деревне, а от озерка-болотца в разные стороны разлетались вороватые вороны, унося в клювах только что награбленное.

Нет, так дальше продолжаться не могло. Еще два-три подобных набега, и от гнезд на Лягушьей каре не останется ничего. И так уже птиц за эти несколько лет стало раза в два меньше.

И я пошел к своим верным друзьям — мальчишкам. Они еще не приходили из школы. Я дождался, когда окончатся занятия, и собрал свою быструю на любое доброе дело гвардию.

Я объяснил мальчишкам, что птицам возле поселка приходится очень плохо, что их допекают и люди и собаки и если мы с ними не позаботимся о чайках, то скоро Лягушья кара станет пустым грязным болотом, в котором не будет ничего живого.

План созрел тут же. Во-первых, каждый из моих друзей-помощников клятвенно пообещал мне посадить свою собаку на цепь до тех пор, пока птенцы чаек не научатся летать. Так разбойным отрядам собак был нанесен первый и самый чувствительный удар. А во-вторых, мы решили каждый день с утра до вечера дежурить возле Лягушьей кары, чтобы напрочь пресечь любые набеги.

Утреннюю вахту теперь нес я. А к обеду прибывали мои друзья-помощники. И уже во время своего первого дежурства я с удовлетворением отметил, что к гнездам чаек никто даже не сунулся.

Я сидел в стороне от озерка и радовался: нет, не бродячие собаки, а самые обычные деревенские шарики и дозоры прознали дорогу к Лягушьей каре. Теперь все эти шарики и дозоры посажены мальчишками на цепь, и больше некому беспокоить птиц. Все решилось куда проще. Вот если бы к озерку проложили свои тропы настоящие бродячие собаки, то победа не далась бы нам так легко: попробуй поймай такую собаку…

К обеду прибыли мои друзья-помощники. Я по форме отчитался им за все то, что произошло здесь, в пределах моего сторожевого поста, с утра до обеда, и сдал дежурство.

Правда, мы сразу не расстались — я еще долго рассказывал этим удивительным мальчишкам о жизни птиц, о трудных дорогах пернатых на юг и обратно, к родным гнездам. А они внимательно слушали и были очень рады, что все мы вместе так быстро победили, так скоро прекратили все разбойные набеги на Лягушью кару.

Наверное, мои друзья в тот первый день так и не догадались, что главными врагами белых, красивых птиц, которых все мы очень любили, были их собственные шарики и дозоры, оставленные без присмотра.

А потом, когда чайки благополучно вывели и вырастили своих птенцов, я рассказал мальчишкам и об этом — я открыл им тайну, что никаких бродячих собак здесь никогда не было. Они, конечно, смутились, им действительно было стыдно за своих четвероногих друзей, которые чуть было не разорили колонию озерных чаек, разместившуюся рядом с нашим большим, шумным поселком.

Небольшое озерко-болотце и сейчас светится под окнами моего дома, и сейчас с ранней весны до середины лета над этим озерком белым облачком вьются чудесные белые птицы, которых нам удалось сохранить. И счастлив я оттого, что удалось мне объяснить мальчишкам, как ранима, как беззащитна бывает природа и как доверчиво встречает она любую заботу со стороны человека.

На озерке-болотце, что было недалеко от моего дома, из года в год гнездились кряковые утки. Эти утки появлялись над нашим озерком рано по весне, когда начинал таять лед и из-подо льда показывались первые языки весенней воды. А чуть позже, когда лед с озерка сходил совсем, утки уже подыскивали себе места для гнезд.

Сколько утиных гнезд будет в этом году на нашем озерке, я узнавал заранее. И в этом помогали мне сами утки.

Подыскав место для гнезда, каждая утка объявляла о своем решении вывести утят именно здесь, в этом месте, громким и хорошо слышным издалека криком. «Та-та-та-та-та», — кричала одна утка на озерке-болотце. «Та-та-та-та-та», — повторяла вторая, а может быть, и третья, и тогда я точно определял, что в этом году недалеко от моего дома может появиться на свет сразу три утиных выводка.

Но обычно здесь, на небольшом озерке, задерживалась по весне только одна утка и только один утиный выводок появлялся на свет. Ведь наше озерко было совсем небольшим.

К середине лета утята подрастали, и утка-мать уводила их из высыхающего болотца через сырой луг к реке. Когда именно совершались эти переселения утят и утки, в какое время суток? Скорей всего, ночью, так как днем и утка и утята все время были на виду и мне ни разу не приходилось видеть утиное семейство, отправившееся в ответственный поход.

О том, что утята и утка благополучно перебрались в реку, я узнавал сразу. Во-первых, я тут же обнаруживал, что утиное семейство исчезло из своего родного озерка, совсем превратившегося к этому времени в болото, а во-вторых, перебравшиеся в реку путешественники далеко не уплывали от моего дома и почти все время вертелись около мостков, с которых я брал воду.

Первое время утка, конечно, не доверяла мне и, заметив человека, вышедшего из дома, тут же подавала тревожный сигнал, а сама быстро-быстро плыла прочь. Утята же, заслышав сигнал тревоги, мгновенно ныряли, выныривали только в зарослях куги и здесь, затаившись, ждали, когда, наконец, прозвучит другой сигнал — сигнал отбоя тревоги.