— Так же как и из тебя, брянский колхозник! — И вдруг отвлекся, воззрившись на пролетавший слева и назад дом. — Видал, что люди делают? На крышах себе домики строят!
— Пентхауз это называется, — показал свою образованность Сырцов.
-Вот из этого пентхауза девица и сбежала! — сообщил Коляша и без всякой связи помечтал: — Разбогатею — себе тоже такой построю!
-Зачем? — грустно спросил Сырцов.
-Как — зачем? По крыше как по полю гулять, на Нескучный любоваться, а главное: никаких соседей!
По Садовому — туннелем, с разворотом у дома Шаляпина, мимо американского посольства, вниз по переулку.
Здесь, — сказал Сырцов у серо-голубого дома-башни Англичанин приткнулся к тротуару и, не глуша мотора, вновь спросил:
— Ну, как? Берешься?
— Нет.
— Почему?
— Не хочется.
— А чего хочется?
— «Сердцу хочется ласковой песни и хорошей, большой любви», — отвратительным фальцетом пропел строку из старинного шлягера Сырцов. Вышел, обошел «БМВ», пожал руку Коляше и направился к подъезду, на ходу поласкав ладошкой крышу своей бежевой «девятки».
— Все-таки подумай! Время еще есть! — крикнул ему в спину Коляша. Не оборачиваясь, Сырцов поднял правую руку вверх — ладно, мол, слышал...
Глава 2
Набрал код, проник в подъезд, открыл почтовый ящик. За «Вечеркой» прятались ключи от автомобиля, завернутые в бумажку. Сырцов бумажку развернул и прочел корявую строку: «Карбюратор в порядке. Женя». Вот и ладушки. Теперь у него, Сырцова, все тип-топ.
Эту свою квартиру, в отличие от дворницкой, он нежно любил. Более года прошло, как переехал, но любовь к ней все жила в его сердце больном. Ну, естественно, и баловал он ее, свою любимую. Чуть что — подарок. От этого и стала она веселой, ухоженной и украшенной, с которой каждый раз встречаться — радость. Его гнездо, его крепость, его дом на долгие времена. Дамочки, изредка по необходимости залетавшие сюда, сразу же понимали это и не пытались навести в этой мужской квартире уют. У него был свой уют.
После парилки в «БМВ» было жарковато. Сырцов разделся до трусов, сполоснул личико и руки и двинул на кухню. Последний год он держал себя в форме: каждодневные пробежки, каждодневные часовые занятия на тренажере (в лоджии стоял), диета и полный отказ от курева и пьянки. Съел бутерброд (хлеб был с отрубями) с сыром, выпил стакан йогурта и — сыт.
Застелив квадратную (два двадцать на два двадцать) тахту простынкой, бросил в голову подушку, улегся под плед. Сквозь полуприкрытые веки картинка виделась слегка размытой и оттого почти сказочной. Он любовался этой картинкой, он ощущал свою силу и в преддверии сна верил в свое бессмертие. Кто-то вроде шептал ему на ухо: «Хорошо, хорошо, хорошо», и он радостно и бессловесно соглашался: да, хорошо, да, хорошо, да, хорошо... Сначала он сладострастно засыпал, а потом заснул крепко. Открыв рот, он похрапывал.
Разбудил его дьявольской силы телефонный звонок. Мало чего соображая, он рванулся к аппарату, больно ударился коленом о стул и схватил трубку. Зачем-то хотел успеть до того, как звонки прекратятся. «Если бы знать! Если бы знать», — как говорили чеховские дамы.
— Да, — произнес он пискляво, поспешно прокашлялся и тут же выдал басом: — Я вас слушаю.
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — сказал в трубке изысканный женский голос. — Наш общий хороший знакомый Роман Суренович Казарян порекомендовал мне обратиться к вам. Он собирался сегодня вечером до моего звонка сам связаться с вами, но я не дотерпела до вечера. Я должна встретиться с вами как можно скорее. Дело не терпит отлагательств.
— Простите, не знаю вашего имени и отчества... — перебил Сырцов.
— Светлана Дмитриевна, — представилась трубка.
— По какому делу вы хотите обратиться ко мне, Светлана Дмитриевна?
-Это не телефонный разговор, Георгий Петрович.
-А другого у нас с вами не будет, — безжалостно сказал Сырцов. Дама на том конце провода замолчала. Потом вздохнула прерывисто и поведала:
— У меня большое горе.
Такими словами обезоруживают. Сырцов посопел и промямлил:
-Я сегодня вечером занят...
-А сейчас еще не вечер! Еще не вечер! — бессознательно повторяя слова глупой песенки, страстно заговорила Светлана Дмитриевна. — Я через десять минут буду у вас и не отниму много времени. Вы всюду успеете, Георгий Петрович, я даю вам слово — вы всюду успеете.
Сырцов сдался и проблеял жалко:
-Только недолго... В нашем распоряжении не более часа...
-Достаточно, вполне достаточно. Ваш адрес, Георгий Петрович...
Он продиктовал адрес, положил трубку, вышел на балкон-лоджию и стал ждать, тупо рассматривая суетливую жизнь внизу. Через десять минут с Садового кольца спустился по переулку спортивный «мерседес» и остановился прямо под ним. Захотелось плюнуть на светло-серую крышу «мерседеса», но делать этого Сырцов не стал, так как из машины выпросталась дамочка. Сверху не понять какая. Брюнетка. Или крашеная. Дамочка вошла в подъезд, а Сырцов — в комнату. Придирчиво осмотрел апартаменты. Вроде все в порядке. Убрал в ящик плед, простыню и подушку, в ожидании уселся в кресло и вдруг увидел свои голые колени. Забыл, что без порток. Порывисто (со сна плохо ориентировался во времени и пространстве) влез в штаны, натянул рубашку. Уселся в кресло по новой. В дверь все не звонили. Может, он ошибся и дамочка из «мерседеса» не к нему? Обиделся на обстоятельства, которые заставили его суетиться, сжал рот в куриную гузку и понял, что неплохо после сна рожу помыть. Он встал, чтобы идти в ванную, и в тот же момент заблямкал непонятную короткую мелодию дверной звонок. Сырцов вместо умывания пальцами протер глаза и пошел открывать.
Дама, конечно, дама! Безукоризненная фигура (или безукоризненный костюм?), высокие бедра, хорошей длины ноги, прямая, без видимых морщин шея (а может, их не видно оттого, что голова высокомерно откинута назад?), руки, которые привычно знают, что им делать, широко расставленные карие глаза, короткий прямой нос, пухлый и брезгливый рот. Брюнетка, точно брюнетка. Подкрашенная брюнетка. Лет сорока или чуть меньше. А если больше?
— Здравствуйте, Георгий Петрович, — не входя, сказала дама.
— Здравствуйте, Светлана Дмитриевна. — Сырцов вместе с дверью отодвинулся к стене и пригласил: — Прошу вас.
И ручкой эдак сделал, указывая, куда идти. Светлана Дмитриевна прошла, куда указано, и остановилась посреди комнаты, вопросительно глядя на Сырцова. Тот еще раз взмахнул рукой, указывая на кресло, и повторил, басовито играя голосом:
— Прошу вас, Светлана Дмитриевна.
Она осторожна уселась в разлапистое кресло, на краешек, чтобы держать спину, плотно сдвинула ноги, вольно или невольно подчеркивая идеальную их форму, поставила на колени небольшую драгоценную сумочку и с улыбкой осмотрелась.
— У вас мило, очень мило и уютно. А Роман Суренович сказал, что вы холостяк, — обнародовала результат своих наблюдений Светлана Дмитриевна.
— Я действительно холостяк.
— Тогда у вас, несомненно, женские руки.
Сырцов успел поймать в себе желание заржать конем и удавил его в зародыше. Просто посмотрел на свои руки и сказал:
— Не нахожу.
— Я выразилась фигурально, в переносном смысле...
— Выражаться вообще не надо, — грубо посоветовал Сырцов. У Светланы Дмитриевны почти незаметно дернулся уголок рта и заметно раздулись ноздри короткого носа. Не привыкла, чтобы с ней так разговаривали. Сдержалась, потому что чуяла зависимость от грубияна. Сказала:
-Я — не самозванка, Георгий Петрович. Вы можете позвонить Роману Суреновичу и удостовериться...
-Позвоню, — ответил Сырцов. —.Только после того,как вы уйдете. Мне хочется говорить с ним один на один.
Интересно, долго ли продержится дамочка. И куда кинется: в слезы, в ссору, на разрыв? Если нужен, стерпит все. Она стерпела.
-Надеюсь, что ваша резкость — лишь признак высокою профессионализма. Очень надеюсь, Георгий Петрович.