Главный конюший произносил слова медленно, запинаясь, поэтому каждое слово обретало вес камня.

Гор-оглы поднялся, встал с места и Сакибульбуль, но, прежде чем покинуть свой дом, знаток лошадей достал из ларца кошель, туго набитый золотыми монетами. Гор-оглы, который никогда не видел денег — к чему они в пустыне? — спросил:

— Что это такое, напоминающее тень от мелких листьев на земле, залитой солнцем? Или то отвердели и стали круглыми кусочки барсовой шкуры?

— Это деньги, золотые деньги, — сказал Сакибульбуль. — На них можно купить все, что есть в этом мире: можно купить одежду и оружие, дом и рабов, еду и жену — все можно купить, кроме чести! Но деньги, мой мальчик, есть только у богатых и родовитых.

— Стало быть, у них нет чести? — спросил Гор-оглы.

— Чести нет у того, кому ее приходится покупать, — ответил Сакибульбуль.

Всадники прискакали к ханскому дворцу. Приказав Гор-оглы ждать его у крепостных ворот, Сакибульбуль отправился в ханскую конюшню. Оп открыл ключом тяжелый замок, вошел внутрь и, не зажигая светильника, выбрал двух коней из числа самых лучших, седла и поводья из числа самых ценных, запасся арканом из числа самых крепких. Он вернулся с копями и снаряжением к Гор-оглы и сказал ему:

— Я привел коней для Асада и Шадмапа. Хотя нет у четвероногих крыльев, как у Гырата, кони эти хороши. Оседлай их, приготовь к дороге, а я пойду за Безбородым. Этот аркан для пего.

Еще не кончился ночной пир у хана Шахдара. Запахи плова и шашлыка убивали благоухание цветов. В саду, возле водоемов, валялись пьяные сановники и латники. На глиняном возвышении, покрытом хорасанским ковром и освещенном светильниками, сидели полукругом, поджав ноги, седобородые дворцовые слуги. Их шелковые халаты были залиты бараньим жиром и красным вином. Среди старцев был и ханский соглядатай. Безбородый прислушивался к разговорам, притворяясь еще более пьяным, чем его собеседники, тому поддакивал, с тем хихикал, а с третьим на краткое время вступал в спор, чтобы тут же согласиться с доводами спорщика. Здесь было для него не веселье, а работа: он собирал жатву, чтобы потом накормить своего хозяина-хана едой, приготовленной из клеветы и наветов. Он обрадовался, увидев Сакибульбуля:

— Присаживайся к нам, трезвая ты душа, вкуси ханского вина, удостой нас беседы, главный конюший!

— Тебя спрашивает всадник — видимо, чужеземец. В поводу у пего два коня арабской породы. Он приехал, чтобы вернуть тебе долг своего отца, два кошеля с золотыми монетами, и вот один из них.

Безбородый затрясся всем своим тучным телом, задрожали его толстые, алчные пальцы, он вырвал кошель из рук Сакибульбуля.

Собутыльники расхохотались:

— Ох, и жаден же ты, ох, и скряга ты, ох, и любишь, Безбородый, давать деньги в рост!

Безбородый пришел в себя, успокоился, захихикал:

— Посмотри, главный конюший, как смеются над человеком, помогающим своим ближним. Прошу тебя, пойдем со мной, ты убедишься в том, что ко мне прибыл сын моего друга, которого я когда-то вызволил из нужды.

Хотя кошель был туго набит золотом, а другой кошель был еще приманчивей, не хотелось Безбородому встретиться иочыо один на один с неведомым всадником, потому-то он и позвал с собой Сакибульбуля. Когда же он увидел за крепостной стеной бедно одетого (а бедняка он распознавал и в ночной темноте) чужеземца, ощутил он в мелкой душе испуг и недоверие. Забыв об учтивости, не поздоровавшись, Безбородый спросил:

— Кто ты, джигит, какого отца ты сын? Откуда родом?

Гор-оглы сказал с гневом:

— Я сын хорошего отца, я сын маслобоя Равшана, я родом из могилы!

Каждое из этих слов, произнесенных среди ночного молчания, падало на тыквоподобную голову, как камень, и ханский соглядатай приник, дрожа дрожью страха, к земле. Он хотел встать — и не мог, хотел крикнуть: «На помощь, правоверные!» — но никак не отрывался язык от гортани. Гор-оглы связал соглядатая крепким арканом и положил поперек седла.

— Да будет удача венцом твоего дела, мой мальчик! Я приду к тебе в Чамбиль, приду с людьми, жаждущими хлеба, крова и воли.

Гор-оглы и Сакибульбуль обнялись троекратным объятием, а потом сын слепца, прижав руки к груди, почтительно отодвинулся от главного конюшего — лицом к нему, спиной к скакуну. Сакибульбуль тоже приложил руки к сердцу, затем погладил ими свою черно-серебряную бороду.

Юный всадник вскочил в седло и сказал:

— Да будет долгой ваша жизнь, отец! Я хочу построить Чамбиль вместе с вами, вместе со всеми людьми этого мира.

Он ускакал, держа в поводу двух коней и опираясь локтем на старое, тучное тело связанного Безбородого.

Когда город остался далеко позади и в степи забелело утро, Гор-оглы спешился возле промоины ключа, развязал Безбородого и медленно промолвил:

— Будет у меня большая беседа с тобой, Безбородый, большая беседа, а теперь поведем малую беседу. Где сыновья Карапуз, где Асад и Шадман?

Безбородый припал к скупой, мутной воде, долго и жадно пил ее, посмотрел на Гор-оглы так, как заяц смотрит на волка, и снова, как в минувшую ночь, затрясся всеми своими округлостями в засаленном халате.

— Отвечай, Безбородый, не съем же я тебя, хотя заслужил ты смерти, — успокаивал его Гор-оглы.

И Безбородый заговорил:

— Если верно то, что я, вчера еще пировавший в ханском дворце, стал теперь ничтожным вьюком твоего коня, если верно то, что Гор-оглы, родившийся всего лишь три года назад, оказался таким джигитом, как ты, если верно то, что моя жизнь на острие твоей стрелы, то я тебе отвечу. Асад и Шадмаи — узники хана Рейхана. Если верно то, что они живы, то мы найдем их недалеко отсюда, в маленьком пограничном городке. Этот городок прилепился к горе. У подножия горы — яма глубиной в шестьдесят аршин, и на дно ее бросил Рейхан обоих узников. Вход в яму завален камнем такой величины, такой тяжести, что тысяча воинов но сдвинет его с места. Он так знаменит, этот камень, что ему дали имя, как живому существу, его назвали Акваном. Когда Рейхан разгневался на наших стрелков, он приказал всему своему войску притащить камень Акван, и войско выбилось из сил, пока тащило его. Никакой стражи нет у подземелья, да она и не нужна: не станет же хан Шах дар посылать целое войско ради освобождения двух безвестных слуг! Узников стережет камень Акван, и это так же верно, как верно то, что я, вчерашний сотрапезник хана, владелец домов и денег, сегодня, как безжизненный вьюк, качаюсь на седле твоего коня!

— Был ты моим вьюком, попробуй стать моим спутником, садись на одного из коней, мы поедем в город Рейхана, — приказал Гор-оглы.

— А ты не боишься, что я убегу на коне назад, к хану Шахдару?

— Я уничтожу и тебя, и твоего хана. Посмотри мне в глаза: разве ты не видишь, что я — твоя судьба?

Хотел Безбородый посмотреть в глаза Гор-оглы — и не мог, хотел захихикать, но губы его задрожали, и весь он затрясся, и с той поры уже никогда не избавился от своего страха, если не считать того дня, когда Безбородый умер.

Так доехали они до пограничного города. Солнце, пылая, заходило за гору, и казалось, что из белого лба горы струится кровь. Наступило время третьей стражи.

Начальник стражи, стоявший у ворот, спросил:

— Кто вы, так поздно возвращающиеся в город?

Гор-оглы хотел было проехать, не отвечая, но Безбородый, искусный во лжи, произнес вкрадчивым голосом:

— Господин, посмотри на нас, мы слуги богатого купца, его караван прибудет утром, чтобы порадовать ваших горожан заморскими товарами, а нас он послал вперед, приказал нам вручить правителю города двух коней арабской породы.

Начальник стражи увидел, что кони взаправду хороши, и пропустил всадников. А пока они едут по городу, приближаясь к горе, мы узнаем, что стало с Асадом и Шадманом.

Семь лет назад отправились они на разведку в страну хана Рейхана… Вспомним, что говорят узбеки: «Прежде чем выбрать место для постройки дома, выбери себе соседа».

Каждый из ханов, Рейхан и Шахдар, выбрали себе по плохому соседу, и эти соседи воевали и мирились, воевали и мирились, и опять воевали.