Теперь вы могли спокойно покинуть пансионат и раствориться где-нибудь в теплых странах. Имевшихся у вас ракушек вполне хватило бы для весьма недурственной жизни до скончания лет.

Однако тут сход лавины нарушил ваши планы. А затем обозначилась новая угроза, представшая в лице господина Ряжского. После его рассказа, вы поняли, кто он такой и были убеждены, что он прибыл сюда именно по вашу душу.

Тут скажу: это правда лишь отчасти. Да, он как человек с большими амбициями охотился именно на Клеопатру — раскрытие столь громких дел могло чрезвычайно повысить его реноме. Видимо, благодаря каким-то своим связям в Охранке, он узнал о том, что вы будете здесь, в «Парадизе», и прибыл сюда.

Увы, он не знал Клеопатру в лицо, поэтому устроил свой спектакль, надеясь, что вы чем-то себя выдадите. Тут он ошибался: ваша выдержка вам не изменила.

Ну а затем вы предложили ему полюбоваться раковиной неслыханной красоты…

Только вот склянка с раковиной осталась у него на столе. Поэтому вы дали Абдулле золотую пятирублевку, чтобы он, войдя в тот нумер первым, по-тихому ее забрал.

Однако с этого момента уже и Абдулла представлял для вас угрозу. Поэтому вы, когда он устанавливал стремянку, подошли к нему (у вас на руках, не сомневаюсь, были перчатки) и сказали: мол, посмотри, Абдулла, какая красота! Все я верно излагаю, сударыня?

Не ожидал от нее ответа, но она все-таки весьма спокойно произнесла:

— Допустим… И что же вы теперь намерены со мной сделать? Связать? Запереть в чулане? Потом отдать под суд?.. И чего добьетесь? Сами изволили сказать: наше сообщество не оставляет своих.

— О, — злорадно отозвался я, — тут вы, сударыня, явно переоцениваете благородство своего сообщества. За убийство Абдуллы, даже, быть может, Ряжского, вы бы скорее всего впрямь избежали ответственности; но убить офицера из своего же, как вы изволили выразиться, сообщества — это уж слишком! А судить вам, вправду, едва ли станут. Просто приключится с вами какой-нибудь несчастный случай; и отчего-то не думаю, что кончина ваша будет слишком уж легкой.

На миг на лице ее отобразился испуг, но она тут же взяла себя в руки и сказала:

— Ну, это мы еще поглядим.

— Надеетесь ускользнуть, сударыня, пока ваши не нагрянули сюда? Должен вас разочаровать. Я имею сообщение, что завал ликвидирован и через считанные минуты ваши будут уже здесь… Да вот они и уже…

Действительно, в этот самый момент я услышал, как распахнулась дверь нашего пансионата и по коридору загремели сапоги.

— Неужто спасены?! — воскликнул Шумский. — Vive la liberté!

Все повскакали с мест.

За суматохой все отвлеклись от злодейки. И тут я вдруг увидел, как жизнь стремительно уходит у нее из глаз.

— Какая красота!.. — прошептала она, и красавица-ракушка вывалилась у нее из руки.

Клеопатра избрала для себя такую же смерть, как и ее излюбленная египетская царица.

– —

В следующую минуту в залу вшагнул офицер и отдал всем честь:

— Разрешите представиться! Ротмистр Бурмасов!

Позади него виднелись солдаты с винтовками.

— Господи! — воскликнула Евгеньева. — Так мы можем завтра покинуть пансионат?

— Не думаю, — отозвался ротмистр. — Через ущелье был сооружен временный мост, и он рухнул после проезда нашего автó. Полагаю, потребуется еще день-другой для восстановления. Позвольте покуда расположить здесь, в отеле, солдат.

— Да, кивнула хозяйка, — имеется шесть свободных нумеров во втором этаже.

— Мерси, сударыня. — И тут вдруг ротмистр взглянул на мертвую Клеопатру; лицо ее теперь было искажено тою же мукой, что и у ее жертв. — Господи, — проговорил он, — да она же, кажется!..

— Да, — сказал я, — мертва. Тут где-то поблизости злодействует змея, она за эти дни убила уже нескольких человек.

Никто из присутствующих не стал изобличать меня во лжи.

— Свят, свят! — перекрестился ротмистр и приказал солдатам: — Искать гадину!

Опять загрохотали сапоги. За окном заколыхался свет фонаря — видимо, кто-то из солдат искал гадину и там.

Минут через десять один солдат вернулся, на штыке у него болталась мертвая небольшая гадючка.

— Вот, — сказал он, — едва настиг гадину во дворе. Чай, больше никого не ужалит.

— Право, — удивилась Амалия Фридриховна, — никогда не знала, что у меня во дворе водятся ядовитые змеи.

Я же пригляделся к змейке, висевшей на штыке, и узнал в ней совершенно безопасного, не ядовитого ужа. И подумал: «Безвинно погибшая тварь, сколько злодейских убийств на тебя теперь спишется!»

— Благодарю, офицер, — добавила княгиня, — вы дважды наш спаситель… Да вы располагайтесь с дороги. Дуня, приготовь для господина офицера четырнадцатый нумер… Идите, Дуня вас проводит, господин офицер.

— Пардон, сударыня, — отозвался он, — я сперва должен… — И обратился к залу: — Кто из вас, господа, ротмистр Сипяго?

— Скончался от укуса змеи, — ответил я.

— О Господи!.. В таком случае — кто здесь инженер… Гм, запамятовал… Инженер… Шумский?

Не дав никому ответить, Шумский, который теперь был, кажется, Оболенский, поспешно вскочил, и отрапортовал:

— Инженер Шумский также мертв. Тоже укушен змеей, бедняга.

Все лишь удивленно посмотрели на него, но изобличать его во лжи отчего-то никто не стал.

— Гм… Вот же комиссия!.. Я обо всем этом должен немедля сообщить. Телефонная связи уже снова работает. Сударыня, где у вас аппарат?

— Там, за столовой.

— Мерси. Ввиду секретности переговоров, прошу всех пока оставаться здесь.

Он покинул залу. Тем временем двое солдат под окрики Лизаветы: «Куда прешь, черт?.. Да надо ж ногами вперед!..» — уже выносили Клеопатру в сторону многострадального лéдника.

Затем издали донесся голос ротмистра, несмотря на особую секретность, кричавшего в трубку: «…Барышня!.. Телефонограмму… В Санкт-Петербург… Тайному советнику Осипову… Да, да, барышня, так и пишите: мертвы!.. Убиты укусом змеи!.. Повторите!.. Каким еще, к черту, “вкусом семьи”?! Укусом змеи! Повторите по буквам!.. Нет, не правильно, не уксусом…Укусом змеи! Да, вот теперь правильно…»

Вскоре он вернулся в залу и дозволил:

— Теперь, господа, можете отдыхать.

— Разрешите представиться, ротмистр, — подошел к нему Шумский. — Отставной поручик Бестужев. Ваш нумер четырнадцатый, а мой — по соседству, тринадцатый. Прошу сперва ко мне, имею отличный коньячок.

— Гм… Н что ж…

Они удалились. Остальные, переглядываясь как заговорщики, тоже стали расходиться.

Телефонограмма

Разоблачение второе: Зигфрид. О пользе человеческой алчности

Эту телефонограмму, которую ночью приняла Дуня, она же мне утром и принесла. Атмосфера заговора, царившая в пансионате, сплачивала нас, заговорщиков, и меня, вероятно ввиду моего звания, Дуня, похоже, считала за главного в этом тайном сообществе.

Все те предметы, о которых (я не сомневался) говорилось в телефонограмме, теперь находились у меня, общим числом девять конусов. Четыре из них, уже попав ко мне в руки, были мертвы, Клеопатра, умертвив моллюсков после того, как они унесли жизнь четверых человек, и должно быть, выковыряла из раковин и выбросила. Пять других я умертвил и выбросил самолично. Что ж, теперь я знал, как ими воспользоваться. Поэтому, когда Дуня спросила:

— Так кáк? Передать ему? — я ответил:

— Отчего же, конечно, передай, — ибо это вполне соответствовало моим планам.

Затем я вышел из нумера, и в коридоре встретил Шумского (или кем он там был на самом деле; впрочем, я не желал допытываться, чтó он скрывал). Сквозь закрытую дверь четырнадцатого нумера доносился могучий, многоярусный храп.