– Баранца свово шукаем! – как бы слегка извиняясь за убийственный взгляд старшого, зачастил турок. – Не забегал сюды? Асеньки?

Перед входом в игорный зал их перехватили плотней.

– Кого ищем, ребятки? – Трое в униформе казино – пурпурная жилетка на пуговицах, коротковатые, свободные черные брюки, чуть напоминающие покроем каратистские, – подошли, обступили неслышно полукругом, вели себя сдержанно, профессионально.

– Пропустите их, – сказала вдруг вынырнувшая откуда-то сбоку женщина с белыми, рассыпанными по плечам волосами. – Они же играть пришли. Вам ведь «блэк-джек», нужен, ребята, так?

Турок молча кивнул.

– О, какие экземпляры… – как бы про себя глухо пропела светловолосая. – Потолкуем? – она повела головой в сторону и, чуть вздрагивая бедрами, пошла по коридору. – Барана ищете? Или вы охрану на пушку взяли? Вы ведь «пробойщики»?

Они и вправду показались ей этими полубезумными-полугениальными потрошителями автоматов. «Пробойщики» появлялись здесь нечасто, их достаточно быстро вычисляли и, дав этим хитрованам выдоить дочиста два-три автомата, выставляли с миром за дверь. Чаще в «пробойщиках» обретались создания юные, восторженные, но попадались и грубые «практики», постарше. Женщина еще раз оглянулась – ей бросились в глаза мягкая тигриная поступь шедшего впереди турка, суховатая воинская посадка головы карпаторосса… На мгновение она напряглась – слишком тренированы они для «пробойщиков»! – но тут же и расслабилась, вспомнив про мощную охрану внутри заведения.

Они вошли в комнату с игральными автоматами по стенам и овальным пустым столом. Двое остались стоять. Женщина села на свободный стул.

– Так, значит, барана ищете?

– Ищем, – сказал теперь, после разведки, вышедший, как и положено, вперед карпаторосс.

– Так я баранчика вашего покупаю…

Карпаторосс улыбнулся и медленно покачал головой.

Этим он хотел сказать: баран не продается, потому что баран теперь – что-то вроде жертвы, жертвы, которую их научили приносить на юге, в горах, и которая давала им, убийцам и безбожникам, хоть какую-то уверенность в сохранении своей жизни при непременном условии отнятия жизней чужих. И, конечно, барана, как зримый символ этого нового язычества, они отдать ни за что не могли, даже если б красотка эта, вместо денег оплатила натурой.

Но ничего этого карпаторосс не сказал, не из-за сложности даже, а из недоверия к лишним словам и движениям, а также по привычке к экономии жесточайшей во всем: в спиртном, в развлечениях, в любви. Только хорошая пища с дымящейся кровью дозволялась вволю. Именно поэтому карпаторосс, взглядом уже обежавший сидевшую на стуле с головы до пят, взявший ее мысленно за плечо и попробовавший на крепость бретельки ее бархатного платья, не сделал к ней и шагу.

Но здесь ошибку допустил турок. Ошибку, за которую старшой в другой раз, может, и открутил бы ему кой-чего. Однако сейчас карпаторосс был разнежен долгим отдыхом, был затуманен мыслями о пище, о дымящейся лужице бараньей крови…

Турок ошибся, приняв сухой, мгновенный туман в глазах старшого за решение барана отдать, а женщиной здесь же и немедля попользоваться.

Решив так, турок развернулся к двери лицом, чтобы не мешать старшому, пока тот будет договариваться с этой бабой, и, уверенный, что его никто не видит, выдернул из-за пояса тяжелую «беретту», сразу переложив ее во внутренний карман пиджака. Турок и думать не думал применять здесь оружие: казино он считал забавой для маменькиных сынков, для толстожопых обалдуев и для извращенцев, встретить здесь равного себе профессионала не рассчитывал, вынул пистолет только для того, чтобы тот не помешал возможному телесному контакту, и даже не снял «беретту» с предохранителя.

Хозяин заведения Евгений Палыч Д., или как здесь все его запросто звали – Блэк-Джек (за пристрастие к этой очень быстрой и несложной игре, требующей лишь вострого глаза, уменья уследить за простыми комбинациями и сделать полный расчет карточного стола ровно за шестьдесят секунд), – хозяин решил развязаться «с этой желтоволосой тварью» навсегда. Мало того что она наставляет ему рога! Мало того что кидается на первую попавшуюся рвань вроде этих мокрушников (а что двое, за которыми он сейчас наблюдал, глядя в экран телевизора, мокрушники, Палыч, очень чуткий к жизни своей и настороженный к жизни чужой, определил сразу). Мало! Она теперь еще козлами-баранами решила заняться!

Однако перед тем, как выставить эту тварь из казино и со своей загородной дачи, выставить с голой задницей и, конечно, без единой зеленой бумажки, он решил навсегда укоротить ей язычок, заодно обезопасив себя от подозрительных, неясно зачем пожаловавших гостей. Чуть кривящийся на правый бок, черноусый и темнолицый Палыч, не в последнюю очередь называемый Блэк-Джеком и за эту свою черноту, выслал из операторской дежурного оператора и пригласил в нее своего заместителя. Сейчас оставалось только решить, пугнуть этих двоих или…

– Верхняя система в порядке? – насупившись, спросил Палыч.

– Это уж как положено, шеф…

Турок опустил «беретту» в карман пиджака и так и остался стоять лицом к дверям, всем своим видом показывая: мешать старшому он не будет.

– Я дам хорошую цену… А вдобавок для таких, как вы, экземплярчиков, – светловолосая понизила голос, – могу кой-чего и добавить.

Карпаторосс снова отрицательно мотнул головой, но шаг по направлению к чем-то насторожившим его глазам, таким же бархатистым, как платье, и таким же изумрудным, как ящерка на камне, сделал.

Он спешил. Его ждала беспечальная и бесконечно долгая ве́черя с кровью! И в этом чужом, искусственном мире мелких обсчетов, карточных домиков, жетонов, фишек, маленьких стальных всадников и стеклянных, накрывающих столы колпаков, ему задерживаться не хотелось.

Все могло обойтись, но турок совершил еще одну, последнюю в тот вечер, ошибку: ощутив спиной, что старшой идет к женщине, он, дурачась, оскалился, поднял левое плечо, опустил руку в карман пиджака, ухватил «беретту» за рукоять и сквозь подкладку стал целиться в дверь.

И турок и карпаторосс были профессионалами настоящими: почти в одно и то же мгновенье оба почувствовали: в комнате что-то не так. Им (и снова почти одновременно) помни́лось: кто-то за ними наблюдает – словно там, на Кавказе, из-за острых камней, из засады. Турок опустил плечо, резко развернулся к столу; карпаторосс остановился, словно кем-то окликнутый, затем вдруг нырнул влево…

Палыч, наблюдавший за всеми действиями мокрушников, увидел движенье толстого кавказца, целившего в дверь, и резкий шаг другого, возможно хотевшего взять желтоволосую заложницей, чтобы потом за эту тварь еще и требовать денег, – Палыч важно, даже, как почудилось заму, надменно поднял вверх указательный, а затем и средний палец правой руки. Что это означает, зам знал. Надо было привести в действие последнюю самоделку этого долбанного кустаря Палыча. О том, что Палыч – когда-то студент авиационного института – во всех игровых комнатах казино над потолками, рядом с фирменными системами слежения, применяющимися повсеместно, ухитрился установить допотопные, но хорошо телемеханикой управляемые снайперские винтовочки, кроме зама знала только желтоволосая. Самонаводящаяся система, на думку зама, была слишком уж кустарной, не фирменной. Однако ее безотказность (проверенная ночными «потешными» стрельбами) вызывала у него смешанное со звериным страхом уважение. Зам дважды нажал оранжевую пипочку, торчавшую прямо перед ним из щитка; через несколько мгновений на потолке комнаты с ореховым овальным столом раскрылась неширокая щель, потом раздались два мушиных хлопка, и оба незваных гостя, ожидавших нападения откуда угодно, но только не с «неба», не с потолка, почти разом упали.

Турок умер сразу, а карпаторосс успел еще вспомнить о баране.

«Баран, бля… Бар…ан…» – выхаркнул он, и Палыч радостно захлопал в ладоши: «Сработала, сработала!»

Он был счастлив, как ребенок.

Палыч ценил удобства, полжизни он прожил, как говорил себе об этом сам, в сортире. Сейчас из сортира вылез. И залезать в него опять, то есть входить в контакт с братками, которые клятвенно обещали защитить его во всех случаях жизни, не хотел. А автоматика – она кого хошь уломает!