— Мало ли, может быть, я другой Шервуд Блэк. В отличие от того, который не существует.

— Гм. Да, я вас понимаю. Действительно, у двух разных людей бывают одинаковые имена. Вполне возможно, что вы Шервуд Блэк. Но вы не тот Шервуд Блэк.

— Он ваш знакомый?

Стилмен засмеялся, как будто Куин остроумно пошутил.

— Не совсем так, — сказал он. — Видите ли, такого человека, как Шервуд Блэк, никогда не существовало. Я его выдумал. Он лицо вымышленное.

— Не может быть! — Куин сделал вид, что очень удивился.

— Очень даже может. Он герой книги, которую я когда-то написал. Шервуд Блэк — плод моего воображения.

— В это трудно поверить.

— И не вам одному. Я надул их всех.

— Поразительно. Но зачем вы это сделали?

— Понимаете, он был мне нужен. В то время у меня зародились некоторые довольно опасные и противоречивые идеи. Поэтому пришлось представить дело так, будто они исходят от другого лица. Таким образом я попытался себя защитить.

— А почему вы выбрали имя Шервуд Блэк?

— По-моему, это хорошее имя. Вы не находите? Мне, например, оно очень нравится. Таинственное и в то же время самое обыкновенное. Оно как нельзя лучше соответствовало моей цели. И, кроме того, содержало в себе тайный смысл.

— Ассоциировалось с мраком?

— Нет-нет, все гораздо сложнее. Для меня существенны были инициалы. Ш.Б. Это было самое важное.

— Как так?

— Угадать не хотите?

— Боюсь, не смогу.

— А вы попробуйте. Можете сделать три попытки. Если не угадаете, я вам подскажу.

Куин собрался с мыслями.

— Ш.Б., говорите? Не Шарлотта Бронте?

— Ничего похожего.

— Может, тогда Шарль Бодлер?

— Близко не лежало.

— Хорошо, еще одна попытка. Ш.Б. … Ш.Б. … Минутку… А как насчет… Сейчас, сейчас… Ну да. Может, так: с одной стороны, Шекспир — Ш. с другой — Бэкон — Б.; два отношения к миру.

— Очень неглупый ответ.

— Правильный?

— Нет, конечно. И тем не менее неглупый.

— Ну что ж, я иссяк.

— Что верно, то верно. И за это в качестве награды я дам вам правильный ответ. Именно потому, что вы старались. Готовы?

— Готов.

— Инициалы Ш.Б. в имени Шервуд Блэк означают Шалтай-Болтай.

— Кто-кто?

— Шалтай-Болтай. Вы ведь знаете, кого я имею в виду. Яйцо.

— Это тот, который «сидел на стене»?

— Именно.

— Не понимаю.

— Шалтай-Болтай как нельзя лучше символизирует собой человеческую природу. Слушайте внимательно, сэр. Что такое яйцо? Это то, что еще не родилось. Парадокс, не правда ли? В самом деле, каким образом Шалтай-Болтай может быть живым, если он еще не родился? А ведь он жив — в этом сомневаться не приходится. Мы знаем это, потому что он умеет говорить. Больше того, он философ языка:

«— Когда лично я употребляю слово, — все так же презрительно проговорил Шалтай-Болтай, — оно меня слушается и означает как раз то, что я хочу: ни больше ни меньше.

— Это еще вопрос, — сказала Алиса, — захотят ли слова вас слушаться.

— Это еще вопрос, — сказал Шалтай, — кто здесь хозяин: слова или я».

— Льюис Кэрролл.

— «Алиса в Стране чудес», глава шестая.

— Интересно.

— Интересно — мало сказать. Это принципиально важно. Слушайте внимательно, и, быть может, вы кое-что из моих рассуждений почерпнете. В своей короткой речи Шалтай-Болтай рисует будущее человеческих чаяний и указывает, что наше спасение в том, чтобы стать хозяевами слов, которые мы употребляем, чтобы подчинить язык нашим с вами нуждам. Шалтай-Болтай был пророком, человеком, изрекавшим истины, к которым мир был еще не готов.

— Человеком?

— Простите, оговорился. Хотел сказать — яйцом. Впрочем, оговорка моя не случайна и весьма симптоматична, ведь все люди в каком-то смысле яйца. Мы существуем — но мы еще не достигли того состояния, которое предначертано нам судьбой. Мы ведь существуем лишь потенциально, являясь примером «еще не состоявшегося». Ведь человек — существо падшее, мы знаем это из Бытия. Шалтай-Болтай тоже падшее существо. Он падает со стены, и никто, ни королевская конница, ни королевская рать, не могут его «собрать». Вот к этому-то мы все и должны стремиться. В этом наш человеческий долг — подобрать упавшее яйцо. Ибо каждый из нас, сэр, — это Шалтай-Болтай. Помочь ему означает помочь нам самим.

— Довод убедительный.

— Безупречный.

— Комар носу не подточит.

— Вот именно.

— И в то же время отсюда берет начало Шервуд Блэк.

— Да. Но не только отсюда. Это ведь не единственное яйцо.

— Как, есть еще одно?

— Господи, еще бы. Их ведь миллионы. Но яйцо, о котором веду речь я, особенно знаменито. Может статься, это самое знаменитое яйцо на свете.

— Я что-то перестал понимать вас.

— Я говорю о яйце Колумба.

— Ну да, конечно.

— Знаете эту историю?

— Кто ж ее не знает.

— Прелестная история, не правда ли? Когда Колумбу потребовалось поставить яйцо стоймя, он разбил снизу скорлупу, в результате чего образовалась плоская поверхность, и, когда он убрал руку, яйцо не упало.

— Он добился своего.

— Еще бы. Колумб был гений. Он отправился на поиски рая, а открыл Новый Свет. И еще не поздно превратить его в рай.

— Это точно.

— Я готов признать, что все сложилось не так хорошо, как хотелось бы, однако надежда еще остается. Желание открывать новые миры у американцев было всегда. Вы помните, что произошло в 1969 году?

— В 1969 году произошло много чего. Что именно вы имеете в виду?

— Люди высадились на Луне. Только представьте, дорогой сэр! Нога человека ступила на Луну!

— Да, помню. Как сказал президент: «Это величайшее событие после сотворения мира».

— И он был прав. Самое умное высказывание из всех принадлежащих человеку. Как вам кажется, на что похожа Луна?

— Понятия не имею.

— И все-таки. Подумайте хорошенько.

— Ну конечно. Теперь я понимаю, к чему вы клоните.

— Разумеется, абсолютного сходства нет. Однако в определенных фазах, особенно ясной ночью, Луна и в самом деле очень походит на яйцо.

— Да, необычайно.

Тут к их столику подошла официантка — она принесла Стилмену завтрак. Старик бросил жадный взгляд на еду. Он взял в правую руку нож, пододвинул к себе яйцо всмятку, легонько постучал ножом по скорлупе и изрек: