— Я пойду с вами, — повторила она. Он прочел в лице девушки решимость, увидел, как напряглись мышцы подбородка, и понял, что спорить бесполезно.

— Пробираться будет трудновато, и, возможно, не хватит места, чтобы расправить крылья, если случится падать. Но раз вы так настаиваете...

— Да, настаиваю.

Путь оказался не столь загроможденным, как он предполагал. Там, наверху, заглядывая в выложенный плитами проход, он ожидал, что тот окажется гораздо длиннее. Но уже через какой-то десяток минут они оказались в самой глубине того, что когда-то было убежищем, расположенным на трех уровнях. Здесь димосиане, которые прятались от газа, были убиты даже не в результате взрыва, а погибли в море огня, который охватил подземелье. Останки почти двухсот крылатых людей — мужчин, женщин и детей — лежали навалом в основном вдоль стен, и, судя по всему, они задохнулись, даже не успев пошевельнуться. Взрывная волна и невыносимый жар, должно быть, в один момент вытеснили весь запас воздуха из их легких и наполнили их вместо этого пламенем. “По меньшей мере, — подумал Дэйвис, — конец был быстрым”. Теперь же от бедняг почти ничего не осталось, кроме костей и гибких хрящей, на которых когда-то держались крылья. И еще сотни четыре пустых глазниц овальной формы, глазниц, которые, казалось, обвиняли...

Протей парил по всему периметру убежища, проникнувшись уверенностью, что в столь необычном помещении обязательно должен скрываться злоумышленник. Когда он достиг дальних углов зала, находящихся в сорока ярдах от них, прямо над головой Дэйвиса, откуда-то сверху, и издала боевой клич местная крыса, брызгая слюной.

Он взглянул вверх и увидел большие красные глаза.

Крыса прыгнула, вцепилась в Ли и вонзила свои небольшие, но острые, как бритва, когти в ее ногу.

Для любого современного человека в Альянсе способность совершить насилие по отношению к кому бы то ни было — человеку или животному — является безнравственным, варварским актом, допустимым только со стороны солдат и стражей порядка, для которых это считается нормой. А так как большинство солдат Альянса создавалось искусственным путем, на базе роботехники, механических узлов и кибернетических систем, то во всех общепризнанных мирах, заселенных человечеством, имелось относительно небольшое количество людей, способных на насилие в прямом смысле этого слова. Роботы, такие, как Протей, именно и служили для защиты тех, кто сам сделать этого был не в состоянии.

Атрофия способности к насилию в данном случае почти означала смерть крылатой девушки, так как Дэйвис обнаружил, что как зачарованный взирает на крысу, которая карабкается по ней, рвет ее тогу, пытаясь вцепиться когтями в плоть девушки и освободить место, куда могла бы еще вонзить свои острые желтоватые зубы. Казалось, он находится в каком-то трансе и движется в липком, густом сиропе, а то и вовсе окаменел, и это именно тогда, когда от быстроты зависело все. Но затем в сетчатке его глаз, как призрак недалекого будущего, возникло видение Ли, с искусанным лицом и глазом, напрочь вырванным когтями крысоподобной твари. В этот миг весь налет убеждений неприятия насилия, которые он культивировал в себе всю сознательную жизнь, испарился без следа и освободившееся место заняла маниакальная, неконтролируемая ярость.

Если бы он оглянулся через плечо, то увидел бы, что Протей уже вернулся и изготовился к схватке, но ему это даже не пришло в голову. Он ринулся вперед и, схватив зверюгу за шкирку, оторвал ее от Ли. Он увидел когти и подушечки лап, запачканные в крови. Тога девушки была в сплошных алых пятнах там, где эта тварь вцепилась в жертву. Взвыв от гнева, не отдавая себе отчета, что эти вопли издает он сам, и потому недоумевая, откуда они доносятся, Дэйвис схватил голову крысы другой рукой, одновременно пытаясь задушить ее и расплющить череп.

Зверюга вырвалась, прыгнула ему на грудь и, цепляясь когтями, стала карабкаться наверх, чтобы вцепиться зубами в шею мертвой хваткой...

Он снова схватил ее за голову и оторвал от себя как раз вовремя, хотя крыса все еще цеплялась за него задними лапами, глубоко вонзив ему в грудь свои когти. Он рванул ее изо всех сил, даже не думая, во что после этого превратится его грудь, оторвал и с размаху ударил о стену. Животное взвизгнуло и извернулось, пытаясь высвободиться. Но он продолжал плотно сжимать крысу, не обращая внимания на дюжины царапин на своих руках, наносимых острыми когтями. Он снова с размаху шмякнул тварь об стену, причем дважды, потом молотил еще и еще, пока не переломил ей хребет. Кровь хищника хлынула ему на пальцы и закапала на пол.

Он больше не кричал, но осознавал, что дышит тяжело и с хрипом, словно воздух с трудом входил и выходил из легких. И он глубоко всхлипывал, как ребенок. И все еще продолжал сжимать безжизненную крысу, словно желая выжать ее как мочалку и даже кости стереть в порошок...

Он взглянул на Ли, которая, казалось, не замечала собственной раны на плече. Девушка глядела на него широко раскрытыми глазами. Он обеспокоился, понимает ли она в полной мере то, что произошло, осознает ли всю важность его действий в последние несколько минут. Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее, нарушил все условности своего воспитания и прибегнул к насилию. Он даже не подумал дождаться Протея, чтобы дать машине выполнить то, для чего она предназначена, так как жизнь Ли оказалась для него настолько драгоценной, что он не мог рисковать ее кровью, что перестал думать о себе и о ней в терминах “я” и “она” и стал отождествлять себя и ее как “мы”. Ее кровь внезапно стала для него столь же дорогой, как и его собственная, и он действовал не отдавая себе отчета, чтобы незамедлительно защитить Ли как часть себя самого. А это значит, что он испытывает к ней не просто вожделение, как усиленно пытался убедить себя все последнее время.

Он выронил крысу.

Ли попыталась что-то сказать, ну хоть что-нибудь.

У него перехватило дыхание, и он рухнул, потеряв сознание...

Позже, когда Ли закончила натирать его быстродействующими мазями из аптечки и накладывать повязки, и затем, когда они покончили с легким завтраком, который она приготовила на кухне в башне, где он временно обосновался, девушка облокотилась локтями на стол, улыбнулась ему и сказала:

— А не отправиться ли нам теперь в те особые места, которые были намечены по моему плану? Это помогло бы скрасить впечатление от этого дня, после всех тех ужасных событий, которые случились с нами.

Но Дэйвис не испытывал большого желания возобновить изыскательские работы согласно графику, составленному им на этот день. Его нервы все еще трепетали при одном воспоминании о крысе, извивающейся и визжащей в его руках и пытающейся добраться до его горла. И его мысли были парализованы ужасом от сознания того, что дела с Ли у него зашли далеко, даже слишком далеко. С этим надо было покончить раз и навсегда, прежде чем та, пока еще тайная привязанность, которую он ощущал к ней — и как догадывался, и она испытывала к нему, — не вырвалась наружу и не отрезала все пути к отступлению.

— Куда же ты (теперь они обращались друг к другу на “ты”, даже не сговариваясь об этом) собираешься отвести меня? — спросил он.

— В храм.

— Храм?

— Сам увидишь.

А когда он забрался в гравитационный автомобиль, чтобы отправиться в поездку, она не удержалась:

— Как бы я хотела, чтобы ты мог летать!

— Мне бы тоже этого хотелось. Ли, — признался он, поднимая машину и направляя ее сквозь дождь кружащих в воздухе желтых листьев, опадавших с одетых в осеннее убранство деревьев на грубую грунтовую дорогу. — Поверь, очень хотелось бы!

Машина с тихим гулом опустилась на невидимую сверху под густым пологом деревьев тропку.

Протей находился в салоне сзади, поднявшись на несколько дюймов над сиденьем, явно озабоченный, если только подобный термин был приемлем для определения состояния робота с начинкой из пласти-плазмы.

Дэйвис понял, что это храм, уже по одному виду строения, как только они приблизились к нему. Два холма, похожие на женские груди, возвышались на фоне желтеющих позади гор, и каждый из них венчало гигантское сооружение. На первом холме оно представляло собой девять огромных башен, соединенных по центру, создавая тем самым единый архитектурный ансамбль впечатляющих размеров. Большие, похожие на капли слез порталы виднелись то здесь, то там в массе серо-коричневого камня. Это и был храм. Вершину второго холма, похожую на бесстыдно выставленный на всеобщее обозрение женский сосок, венчали постройки Заповедника, рукотворные “творения” человечества из безобразного бетона. За обоими холмами, вплотную подступая к ним, тянулись густые заросли лесов, плотно покрывающих склоны гор и состоящих в основном из широколиственных деревьев.