Тираж «Иностранной литературы», где я работаю главным редактором, сегодня составляет 100 тысяч экземпляров, мы обогнали все «толстые» журналы. Думаю, удалось нам это, в частности, и потому, что мы оставили умеренную цену. В первом полугодии номер стоил 33 рубля. А не 150, не 200 или 300 рублей, как можно было сделать «для выживаемости», исходя из размера наших производственных расходов. Но тогда подписка на «Иностранную литературу» превратится в привилегию для самых богатых, как концерты Аллы Пугачёвой. А для скромной учительницы из провинции, для ветерана на пенсии журнал станет недоступным — прервётся нерв, соединяющий их сегодня с культурной жизнью мира...

У общества должны быть сформированы ясные и точные представления: что ему нужно. Надо, чтобы выжили литературно-художественные журналы, а не только низкопробные коммерческие издания? Нуждается общество в хороших театрах или только в дешёвых развлекательных представлениях? А выставки серьёзных художников и галереи с собраниями образцов искусства необходимы людям?.. Одним словом, если обществу нужно сохранить спои культуру, тогда эту культуру обязательно надо поддерживать на государственном уровне. Без такой поддержки культура не живёт.

Та поддержка, которую получали до сих пор мы,— спасибо Верховному Совету и Министерству печати — дала нам возможность как-то продержаться, не растерять читателей. Хотя всех издержек дотация не покрывает, приходится выходить из положения и своими силами. Концы с концами сводим с огромным трудом. В то время как бумажники, например, имеют колоссальный уровень рентабельности. По сообщениям СМИ, 25 процентов прибыли идёт у них на повышение зарплаты работникам отрасли. За счёт чего они роскошествуют? За счёт того, что мы — на нищенском пайке.

Если посмотреть на книгу или журнал как на результат труда многих людей, окажется: самое дорогое в ней — бумага, переплёт, набор. Очень дорого стоит продажа. А вот умственный труд создателей главного — текста стоит какую-то долю процента, не больше, в этой общей сумме расходов. Нигде в мире нет такой дешевизны интеллекта, как у нас! Наши переводчики уже отказываются с нами сотрудничать — столь низок уровень оплаты их ювелирного труда. Вынужденно низок.

Этой зимой на Татьянин день был я на традиционном празднике в родном университете. В зале оказался рядом с профессором исторического факультета. Разговорились, и я поинтересовался, сколько же платят сегодня в МГУ специалистам высшей квалификации. Хотите знать, что я услышал? 4 тысячи рублей в месяц. Таким было положение вещей на начало 1993 года. Выходит, власти бессовестно пользуются тем, что вузовская профессура не бастует и не бунтует, а погибает молча... Что это — эксперимент на выживание или ставка на самых невероятных бессребреников?

Интеллектуальная собственность ценится сегодня в России дешевле всего, и эта несообразность имеет множество опасных последствий.

Даже если исходить из радужного допущения, что экономические реформы пойдут у нас наконец хорошо и дадут замечательные плоды — повысится материальный уровень жизни, и люди перестанут страдать, как сегодня страдают,— всё равно процесс развития по этому пути зайдёт в тупик и мы никуда не выплывем. Причина?

Для производства, кроме всего прочего и не в последнюю очередь, нужны грамотные, культурные люди. А мы эту культуру и грамотность — то, что и сейчас составляет подспудную основу всего, а черех 10 лет ещё в большей степени будет такой основой,— мы это сегодня теряем. Потому что думаем: «А, с образованием как-нибудь, это мы потом». Через 10—15 лет мы неизбежно столкнёмся с тем, что у нас нет людей, способных вести производство на необходимом уровне.

Спрашиваете, почему мы об этом не задумываемся?

Наверное, потому, что в нашем сознании укоренена простейшая модель: первична материя, сознание — вторично. Примитивный материализм выдаёт нам уже на уровне подсознания аксиому: сначала — хлеб и колбаса, потом — душа и культура. Проблемы образования, проблемы духа второстепенны?..

Между тем низкое сознание никогда не приведёт к высокому уровню бытия. Если культура не нужна тебе сегодня, когда ты голоден, она может не понадобиться и завтра, когда ты будешь сыт. Один из крупных искусствоведов Эрмитажа вспоминал, что в блокаду его спасла от гибели рукопись, над которой он работал, забывая о голоде и холоде. Душа и тело одинаково первостепенны, они не живут порознь.

В России до революции были созданы своеобразные институты защиты культуры. Слышали, наверное, или читали об императорских театрах, императорском университете, библиотеке, академии наук? Звание означало, что учреждение субсидируется министерством императорского двора, на очень высоком уровне. Денежное обеспечение было куда щедрее, чем по нынешнему Указу Президента об особо ценных объектах национального культурного достояния. Да и сам круг опекаемых учреждений был шире: свой — у императора, императрицы, свой — у великих князей. С оживлением класса российских предпринимателей появились и неофициальные покровители отечественной культуры и искусства. Мы помним Солдатёнкова, построившего на свои средства городскую больницу, выпускавшего учебные пособия для студентов, и доброго гения МХАТа Савву Морозова, и бесценный дар Москве Павла Михайловича Третьякова.

Определять часть своего дохода добровольно на культурную благотворительность стало традицией в мире сегодняшних деловых людей. Несколько лет назад я был приглашён в США на всемирную встречу писателей, устроенную Фондом Гетти. Семейство Гетти значится в списке самых богатых людей современности. Фонд покупает картины для Нью-Йоркской галереи, поддерживает своими вкладами «Метрополитен-опера», устраивает встречи нобелевских лауреатов из разных стран. Все это связано с колоссальными расходами. Для чего тратятся люди?

Они отвечают: «Как для чего? Во-первых, мы помогаем культуре, и нам это приятно. Во-вторых, с нас снимаются некоторые налоги, а в-третьих, это лучшая реклама нашему бизнесу».

Современному бизнесу выгодно быть не только честным, но и щедрым. А что же у нас дома, на родине вошедшей в историю культурной благотворительности?

По обстоятельствам моей жизни и работы я имею дело со многими начинаниями и учреждениями культуры. И каждое из них буквально вопиет о том, в каком оно забросе.

Четыре года назад специальным авиарейсом в Москву был доставлен бесценный дар — картины, библиотека, архив семьи Рерихов. И уже четыре года эти сокровища духа, принадлежащие всему человечеству, не представлены для всеобщего обозрения. Хотя именно этого требует завещание дарителя — Святослава Николаевича Рериха. Но здание будущего музея — усадьба Лопухиных, недалеко от Волхонки,— как стояло, так и стоит с проваленными окнами: правительство и московская мэрия забыли о своих обещаниях, достаточных средств на ремонт и реставрацию не выделено.

В попечительском совете Министерства культуры недавно обсуждалось тяжелейшее положение, в котором находится ещё одно наше национальное сокровище — Ясная Поляна. Безграмотные помощники Президента «забыли» включить её в число объектов общенационального достояния, и теперь этот уникальный памятник культуры числится по областному разряду — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

А как мы чтим другого нашего классика — Островского, чьё 170-летие скоро отмечается? Подлинный дом его, чудом сохранившийся до наших дней в Москве на улице Житной, уже дважды обливали бензином и поджигали искатели удобных участков в центре Москвы. Варварам от бизнеса требуется «голая земля», но старинная постройка, хоть она из брёвен, оказалась крепким орешком. Стоит полуобгоревшая, взывая к совести людской. А многолетней тяжбе за передачу памятника Центру Островского всё ещё не видно конца.

Штрихи к портрету общества... Вот вы у меня спросили, интеллигентна ли наша власть. Ответ очевиден. Но я задумался: какое это сегодня размытое понятие — «интеллигентность», «интеллигент». Мы за последние годы многого лишились. У нас уже нет понятия «народ» — есть только «население». Вместо «Родина» привычно произносят «эта страна». Мы зашли с самоотрицанием на самый край и, получив в наследство великую культуру, засомневались сегодня: а была ли она вообще — русская интеллигенция?

Это ставшее классическим понятие возникло в России в прошлом веке и распространилось затем по свету. Но что за ним стоит сегодня? Образованность? Нет, потому что можно быть образованным и не быть интеллигентным. Воспитанность? Но умение вести себя в соответствии с обстоятельствами не исчерпывает понятия «интеллигентный человек». Есть нечто большее, чем образованность и воспитанность.

В русском понимании интеллигент был таким человеком, которому «не всё равно». Писателя волновали не только литературные интересы, а композитора — не только музыкальные. У них была забота, как живут люди вне их круга, был внутри некий моральный стержень, который не позволял поступить против совести, уклониться от дел неприбыльных и в эгоистическом смысле бесполезных. Одним словом, интеллигентность невозможно объяснить с точки зрения рыночных законов...

К сожалению, в наше время сложилось впечатление о рассматриваемом нами типе человека, как только о критикующем и разрушающем. Но насквозь пропитанных политикой интеллектуалов я бы назвал скорее «идеологистами». Они несут в общество узкий групповой или партийный интерес. Настоящие интеллигенты не сбиваются в группы и стаи, в отличие от идеологистов они выражают идеалы правды и добра, которые живут в народе. Выразить адекватно то, что скрыто в молчании не выступающего с трибун большинства,— вот, по-моему, миссия писателя-интеллигента, художника. В идеале это и значит, я думаю, быть совестью народа. Таким был Лев Николаевич Толстой, Антон Павлович Чехов...