С лёгкой руки Карамзина в России утвердилось обыкновение, когда «толстые» журналы издавались и редактировались крупнейшими для своего времени поэтами и писателями, что в глазах публики как бы создавало над ними особый ореол. Так было с журналом «Современник», начало которому положил Александр Пушкин (1836—1837). Позднее журнал с тем же названием издавали поэт Николай Некрасов и великий сатирик Михаил Салтыков-Щедрин (1854—1866). Под редакцией Некрасова и Щедрина выходил также журнал «Отечественные записки» (1868—1884). Братья Фёдор и Михаил Достоевские редактировали в 60-е годы прошлого века журналы «Время» и «Эпоха».
Дополнительную притягательность русской литературной журналистике сообщило то, что многие шедевры классической русской литературы по сложившейся традиции прежде чем появиться отдельными книгами, публиковались в «толстых» журналах. «Война и мир» и «Анна Каренина» Льва Толстого впервые увидели свет в журнале «Русский вестник». Там же появились романы Достоевского «Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы». Большинство романов и повестей Тургенева печаталось в «Современнике», повести Антона Чехова — в журнале «Русская мысль».
«Толстые» журналы были в России колыбелью и оригинальной литературной критики, публицистики и эссеистики. Вся деятельность Виссариона Белинского, Аполлона Григорьева и других наиболее известных русских критиков концентрировалась в журналах, способствуя их популярности.
Успех «толстых» журналов в России был несомненно подогрет тем обстоятельством, что в стране с большим опозданием появились газеты в европейском смысле слова, не стеснённые цензурными условиями и свободно обсуждавшие самые больные для общества проблемы. Немногочисленные газеты были обычно рупором правительства, а литературные журналы говорили неформальным голосом общества, несли в художественной и публицистической форме большой объем неофициальной информации.
Надо принять к тому же в расчёт сравнительную медленность успехов просвещения в России: в минувшем веке — уединённый поместный и глухой уездный быт, когда являвшаяся с почтой свежая книжка «толстого» столичного журнала — «Библиотеки для чтения» или «Русского богатства» скрашивала монотонную и бедную впечатлениями жизнь провинции. А в более близкие к нам годы — прозябание советской «периферии», всегда жаждавшей сопричастности к кипению умов и культурной жизни столиц. Для многих поколений русских читателей журнал был не только приятным собеседником, но и своего рода домашним университетом. Можно сказать даже, что такое уникальное социально-нравственное образование как российская интеллигенция со всеми её достоинствами и недостатками есть прямой плод деятельности русской литературы и журналистики, прежде всего «толстых» журналов.
Продолжая этот беглый исторический экскурс, можно сказать, что в советское время — с 20-х до 90-х годов нашего века — «толстый» журнал в России не только не утратил свои позиции, но и укрепил их, временами, несмотря на всю жестокость партийной цензуры, становясь в центр общественно-культурной жизни страны. Так было и конце 20-х годов с журналом «Красная новь» Александра Воронского, и 60-е годы с «Новым миром» под редакцией Александра Твардовского. Этот журнал создал целое течение так называемой «деревенской прозы», сформировал правдивое и взыскательное направление в критике и публицистике, открыл миру талант Александра Солженицына, опубликовал лучшие книги Чингиза Айтматова, Сергея Залыгина и многих других авторов.
Деятельность «толстых» журналов всегда находилась под бдительным присмотром властей, вызывала раздражённый интерес правительства и огорчала как нельстивое зеркало. Ещё император Николай I, принимая репрессивные меры в связи с революциями 1848 года в Европе, обращал внимание департамента полиции, что «особенно нехороши журналы». И вторя этой антилиберальной тенденции, сталинская культурная политика в своём желании обуздать интеллигенцию начинала не раз с «чистки» и реформирования «толстых» журналов. Достаточно напомнить печально знаменитое ждановское постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946). Желая заставить замолчать и морально уничтожить Анну Ахматову и Михаила Зощенко (а в их лице унижая и приводя к повиновению всю творческую интеллигенцию), нанесли удар прежде всего по «толстым» журналам.
В исторически недавнюю эпоху, получившую название «перестройка» (1985—1991), журналы в России достигли пика своего успеха у читателей. Быстрая массовая политизация общества, опьянение впервые столь широкими возможностями свободы слова, публикация ранее запрещённых текстов, заново открываемые пласты исторической правды,— всё это привлекло к «толстым» журналам массу новых читателей, сделало их тиражи небывалыми н истории печати для этого вида изданий. «Новый мир», публиковавший одну за другой запретные книги Солженицына, начиная с «Архипелаг ГУЛАГ», достиг в 1990-м году тиража в 2,5 миллиона экземпляров. Журнал «Знамя» имел в то же время один миллион подписчиком, более полумиллиона журналы «Октябрь», «Нева», »Дружба народов». Это был поистине «золотой век» русского литературного журнала. Но сроки его столь бурного, даже ажиотажного успеха оказались коротки.
К 1991 году, моменту начала экономической реформы Ельцина—Гайдара, позиции «толстого» журнала были ещё достаточно сильны. Правда, схлынул ажиотаж в подписке, ушли читатели, хватавшиеся за издание из соображений моды или престижа, но ещё оставались сотни тысяч верных своим пристрастиям подписчиков.
Настоящий кризис литературная журналистика стала переживать вследствие экономических потрясений 1991—1993 годов: за короткое время более чем в 400 раз возросли цены на бумагу и услуги почтовой пересылки, более чем в 100 раз типографские расходы. Выяснилось, что в России дорожает всё, дёшев и непрестижен лишь интеллектуальный труд. (Сумма гонораров и оплата труда редакторов составляет ничтожный процент в расходах на выпуск номера журнала.)
Унаследованный от централизованной экономики монополизм в области бумажной промышленности (цены определяют три-четыре комбината-гиганта), а отчасти и типографского производства, сделал журналы беззащитными перед диктатом цен, безмерно увеличил себестоимость каждого номера. Получившие долгожданную свободу от политической цензуры и таких полугосударственных структур, как Союз писателей, журналы попали в новую, на сей раз экономическую зависимость. Возросшие цены на подписку, на фоне общего снижения уровня жизни, опасно сузили аудиторию читателей.
Под угрозой оказался тот нравственный, интеллектуальный и художественный капитал, достояние национальной культуры, который аккумулировали в себе заслужившие прочную репутацию издания, такие как «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Юность», «Иностранная литература», «Дружба народов». Кстати сказать, и законом до сих пор не осмыслено значение журнальной деятельности как одного из видов интеллектуальной собственности.
Гибель традиционных для России изданий никак не компенсировалась бы мгновенно возникающими и через один-два номера прекращающими свою жизнь журналами («Дар», «Конец века» и многие другие), не имеющими опоры ни в традициях, ни в составе сотрудников, ни в сложившейся за десятилетия аудитории читателей, привязанных, иной раз даже в силу семейных традиций, к «своему» журналу.
Оказавшись под угрозой исчезновения, наиболее известные издания ищут нестандартного выхода из ситуации. Родилось даже нереализованное пока предложение: включить три-четыре старейших литературных журнала в списки особо охраняемых и поддерживаемых государством объектов культуры. В самом деле, не является ли, скажем, всемирно известный журнал «Новый мир» в той же мере аккумулятором художественных и интеллектуальных сил, бесценным национальным достоянием, как Большой театр или Третьяковская галерея в Москве?
Однако правительственная поддержка литературных изданий, равно как и спонсорские усилия отдельных меценатов, носят пока более чем скромный характер, и впервые за 200 лет возникает реальная угроза исчезновения этой формы культуры в России. В настоящее время (сведения на второе полугодие 1993 г.) тираж «Нового мира» и «Иностранной литературы» чуть более 50 тысяч экземпляров, «Знамени» — 35 тысяч, «Вопросов литературы» — 2.800. И это при том, что подписная цена составляет лишь 1/3 стоимости издания. Назначение реальной, нельготной цены, при отсутствии заметного числа богатых людей в просвещённой среде и просвещённых — среди богатых, свело бы подписку на уровень единиц и окончательно задушило литературные журналы. В этих условиях большинство издателей предпочитает доплачивать деньги из кармана редакции, пользоваться любыми формами дотации и благотворительной поддержки, чтобы не расстаться с наиболее благодарной и многочисленной, хоть и малообеспеченной частью своих постоянных читателей: учителями, студентами, библиотекарями, пенсионерами и т.п.
Всё сказанное выше встречает иной раз возражение, с которым нельзя не считаться. Существует мнение, что литературная журналистика как часть культуры должна быть принесена в жертву стихийному рынку. И если ей суждено погибнуть в России — то это лишь малая часть неизбежной платы за ожидаемый экономический прогресс, торжество законов свободного рынка, а стало быть, процесс этот неизбежен. Указывается на то, что Запад не имеет таких массовых литературных изданий как формы развития культурной жизни. Следовательно, и России придётся от них отказаться.