- Слушаюсь, моя госпожа, - подобострастно прогудел Макс. - Только сначала заедем в одно тихое и уютное место.

- В какое еще место?! - возмутилась санитарка. - Некогда мне с вами базарить. Я же сказала - домой. Куда ты, к черту, прешь?

- На кладбище, - равнодушно ответил Ухов. - Ты же сама просила.

- Я просила домой.

- Теперь это и будет твоим новым домом, - успокоил я бушующую бабу.

- Вы, кажется, меня не поняли, - все еще ерепенилась мерзавка. - Если вы сейчас же не повернете, то у вас будут большие неприятности.

- Да ты не волнуйся, моя госпожа, мы зароем тебя в очень удобном, шикарном месте. Ты ведь так любила все элитное и престижное. К великому нашему сожалению, резного гроба мы для тебя не заготовили, но ничего, твоя роскошная шуба его заменит вполне. А может быть, ты предпочитаешь покоиться в скорбном одиночестве где-нибудь на опушке леса? Скажи, не стесняйся, для нас и это труда не составит. Макс, я правильно говорю?

- Правильно. Да и выстрела там не будет слышно.

- Так-то оно так, а только земля промерзла, долбить несподручно, озабоченно, по-хозяйски посетовал я.

- А мы ее снегом зашвыряем, и порядок. Если до весны собаки не растащат, то будет ментам от нас большой подснежник. Вот здесь и свернем. Заржав, он съехал на второстепенную дорогу, уходившую в лес.

Кажется, мы начали ее доставать. По крайней мере, она перестала вякать и стала тихонько от меня отползать, перемещаясь поближе к левой двери. Пресекая ее попытку самовольно покинуть салон, я взял ее руку в замок, и тут ее развезло.

- Не убивайте меня, я дам вам денег. Столько, сколько вы спросили, размазывая помаду, замешенную на соплях, утробно запричитала баба и в этом естестве стала сама собой. - Не надо, не везите меня туда, я не хочу.

- Врешь, это ты сейчас говоришь, а как придет время рассчитываться, ты притащишь за собой кодлу ментов. Знаем мы такие штучки.

- Нет, честное слово, не обману.

- Твоим честным словом подтереться и то стремно. Все, приехали! сообщил Ухов, загоняя машину меж трех сосен. - Вылазь по одному и с вещами.

- Не вылезу... Не надо... Я не хочу... Я не хочу умирать, - почти теряя сознание, запричитала Клыкова.

- Тот старик, которого ты споила своей водкой, тоже не хотел умирать. С перекошенной от злобы физиономией Макс выволок ее из машины и, швырнув на снег, заорал: - Падаль, если ты сию же минуту не скажешь, куда дела Тоньку, тебе хана! - Для большего устрашения он выхватил ствол, но, на мой взгляд, это было уже лишним, потому что теплый зимний ветерок хлопотливо донес пикантное известие о том, что бабе немного полегчало. Отойдя на безопасное расстояние, Макс продолжил допрос: - Сука старая, где моя Тонька?

- Какая Тонька? - безнадежно простонала Татьяна Андреевна. - Откуда мне знать.

- Антонина Зайцева, та двадцатилетняя девушка, которой полтора месяца назад ты обещала Францию.

- Господи, да зачем она вам?

- Не твоего ума дело. Отвечай.

- Боже мой! И из-за такой чепухи вы устроили этот концерт. Какой ужас! Могли все решить проще. Я бы вам все рассказала.

- Вот и рассказывай. Где она?

- Откуда я могу знать. Надо кое-кого спросить, навести справки. А так-то сразу что я могу сказать? Наверное, где-нибудь в Турции.

- Короче, так, падаль вонючая, ты поняла, что шутить я не люблю, значит, и тебе со мной шутить не стоит. Все мои юмористы давно молчат. Я ясно излагаю?

- Ясно, ясно...

- Ну вот и хорошо. Через неделю, максимум через десять дней, Антонина Зайцева должна быть дома. Как ты это сделаешь, не моя забота. Если ее не будет, то сегодняшняя прогулка тебе покажется волшебными грезами. Понятно?

- Понятно, - поспешно согласилась санитарка. - Нам можно ехать?

- Нет, - резко осадил я. - Ты нам еще не рассказала, как поживает дорогой Николай Худиш.

- Мужики, - недоуменно хлопая глазами, растерялась Клыкова. - Мать не видать! Честно вам скажу, не знаю такого, вообще первый раз про него слышу.

- Может быть, ты и Раису Кох не знаешь? - ядовито спросил я, уже начиная сомневаться в правильности моих предположений.

- Нет, врать не буду, Райку я хорошо знаю, а вот про вашего Николая ничего сказать не могу, чтоб мне с этого места не подняться.

- Врать будешь - точно не поднимешься. Чем она занималась?

- Дык телок мне вербовала, чуть сама в их числе не оказалась. Красивая бабца. А что случилось?

- Ничего. Она одна работала?

- Нет, в паре с одним мужиком. А почему работала, она и сейчас работает, я не собираюсь терять с ней связи.

- Уже потеряла. Как того мужика зовут?

- Чего значит "потеряла"? Это еще почему? - начала наглеть санитарка.

- Потому что твой блядский бизнес с сегодняшнего дня я прикрываю.

- А ты кто такой? Кто ты такой? - Возмущенная баба раненой жабой поползла ко мне по снегу. - Я тебя спрашиваю, кто ты такой?!

- Товарищ, объясни ей, кто мы такие, кажется, наша дама опять забывается.

- С моим превеликим удовольствием. - Макс многообещающе поднял пушку.

- Не надо, мальчики, - торопливо опомнилась санитарка. - Не надо, родненькие. Я же вам все скажу, про все доложу, пожалейте бедную женщину. Райка работала вместе с Аликом Мамоновым, только ему про меня ничего не говорите. Он нехороший, он металлолом принимает. Он Райкин любовник, он спит с ней и ее же мне хотел продать, подонок. Не терплю таких, ненавижу! Вы только подумайте! Жить с женщиной и думать о том, как ее продать. Убить его мало!

- А ты-то лучше, что ли? Ладно, моральная сторона дела меня не интересует. Кто еще ходил у нее в любовниках?

- Не знаю, вот те крест, не знаю. Видела я, как однажды она с полным мужчиной прогуливалась, а кто он ей - любовник или нет, не знаю, чтоб мне мамы не видеть.

Похоже, что она говорила правду, а значит, все мои надежды зацепить через нее Николая растаяли, как снег в июле.

- Собирайся и уматывай, только помни: если о нашей встрече кто-нибудь узнает или ты начнешь дергаться, мы будем говорить с тобой по-другому и в другом месте, в таком месте, что этот зимний лес тебе покажется райской сказкой. Пошла вон!

- Да, конечно, - засуетилась баба, - я понимаю. Только можно я в кусточки сбегаю?

- Беги хоть к проруби, там тебе рыбаки помогут, - великодушно разрешил Макс. - Только помни, какое время тебе отпущено. Если через десять дней моя Тонька не заявится домой, то твоя блядская резиденция взлетит на воздух. Можешь не сомневаться и не суетиться, нанимая усиленную охрану. Тачка твоя на краю леса.

* * *

Уже начало темнеть, когда я, проводив Макса до присутственного места, в самом отвратительном настроении вернулся домой. Похоже, что на этот раз я остался в дураках. Нет ничего хуже досадного бессилия и невозможности повернуть время вспять. Теперь я почти не сомневался, что весь цикл убийств был подготовлен и выполнен "революционером-демократом" Николаем Худишем. И от этого становилось еще тоскливее. Ведь не кто иной, как он, сидел в моей машине почти полчаса и кому, как не мне, следовало его сразу же приторочить к седлу. Такого фазана упустить! Но кто мог знать! Где теперь его искать? В городе? В области? По всей матушке-Руси? Похоже, мне не остается ничего другого, как официально заявить о своей причастности к этому делу и выложить все те немногие сведения, которыми я располагаю. В совершенно расстроенных чувствах, немножко потрогав тестев бар, я заперся в его кабинете и вытащил свои трофеи, изъятые в квартире Раисы. Их оказалось до смешного мало: две записные книжки, телефонный справочник и связка кудлатовских ключей. Сюда же я приобщил галстук, найденный под телом Екатерины Евграфовны, и фотографию Николая Худиша.

С нее я и начал. Это был небольшой моментальный любительский снимок, вернее, его половина. Судя по всему, с правой стороны от бородача стоял кто-то такой, кого Екатерина Евграфовна или сам Худиш открывать не хотели. Снимок я рассматривал несколько раз, ничего нового в нем не находил, кроме, пожалуй, галстука, но его изображение на фото было настолько нечетким, что для идентификации он явно не подходил. С сожалением отложив безответную фотографию и галстук, я занялся Раисой Кох.