- Что это? - пристыжено смеюсь, не понимая толком до сих пор, куда завез меня мой Костя.

- Маяк.

- В смысле? - обмерла я. Но еще миг - и выныривает на улицу из авто мой гид. Покорно следую за ним.

Захлопнуть дверь - и едва ли не бегом, быстро приближаюсь к Пахомову. Взор то на него, то на строение:

- Я думала... маяков у нас два: там, где мы были, и еще на мысе, что при военной части.

Ухмыльнулся, добро, снисходительно Костя. Движение - и тотчас обнял меня за плечи, прижал к себе.

Взгляд около:

- О-о! - протянул задумчиво. - Их много... по всей области. Вот только этот - один из трех сохранившихся еще довоенной постройки. XIX век. И, увы, уже не действующий, причем, говорят, лет двадцать как... Хотя с виду - живой, и все еще... прекрасен.

- Да ты прям... ценитель истории, - шутливо, добро язвлю, устремив взор ему в очи.

Поддается, отвечает ухмылкой:

- Есть немного... Ну, что... пошли? - кивнул в сторону дома.

В пустой маяк, в лазурь оконных впадин,

Осенний ветер дует - и, звеня,

Гудит вверху. Он влажен и прохладен,

Он опьяняет свежестью меня.

Остановясь на лестнице отвесной,

Гляжу в окно. Внизу шумит прибой

И зыбь бежит. А выше - свод небесный

И океан туманно-голубой.

Внизу - шум волн, а наверху, как струны,

Звенит-поёт решётка маяка.

И всё плывёт: маяк, залив, буруны,

И я, и небеса, и облака.

Иван Алексеевич Бунин,"На Маяке". 1903-1904гг.

***

Пройтись немного, отыскав вход через ограждение из колючей проволоки, натянутой на столбах, и ступить во двор.

Двухэтажное, полуразрушенное здание из красных кирпичей - дом смотрителя.

Шифер с крыши местами осыпался, али просто... "исчез". Стены - пробиты... являя рваными ранами нарушенную идиллию готической кладки. Оконные проемы, как и дверные, пусты... Лутки выдраны с корнем: и снаружи, и внутри... Потолок деревянный, и тоже лишь островами - в остальном же голые стопила виднеются. Межкомнатная перегородка снесена почти под ноль. Синяя краска, как и штукатурка, на прочих стенах осыпалась... лишь кое-где являя намеки на былой вид... сей "хижины", чьей-то обители, оплота... и твердого тыла.

Немного пройтись вперед-назад, осмотреться - и к башне. Замереть у серпантина - шумный вздох невольно для смелости - и, переступив целую кучу мусора, что бесчеловечно свален здесь вандалами, взойти на крутую, витую... каменную тропу.

Шаги по кругу, в полумраке, целясь за трубчатые перила, - лишь только маленькие окна (с видом на двор и на залив) кое-где дают проникнуть сюда свету - замереть у строгой вертикали лестницы. Рывок - и стремительно вверх, через люк - пока и вовсе не выбрались на смотровую площадку. Штормовая и оконная решетки - безжалостно спилены на металлолом... Из всей уютной комнаты - круглая крыша над головой, металлическая стена-ограждение, борт перил по самому краю, и в центре - высотой по пояс, столб, постамент... тот самый, на котором когда-то и хранилось, билось сердце Старого Маяка...

Безжалостная, болезненная картина... разрушения, забвения... тлена уникального, завораживающего зодчества; печать, пример халатности и чудовищного... безрассудства.

Разворот - и наконец-то взор обрушиваю на своего экскурсовода.

Закачала головой:

- Ну ты даешь...

- Что? - злокозненно улыбнулся.

Ступаю шаг ближе - схватилась за лацканы его пальто. Игриво ухмыляюсь:

- Такую... красоту отыскал.

Отрываюсь. Взгляд около, наслаждаясь видом:

- Золотая роща... и, как там Бунин писал, туманно-голубой... залив.

- Океан, - внезапно поправил меня Пахомов.

Обомлела от изумления, очи в очи:

- Ты еще и... поэзией увлекаешься? Или... просто настолько отчаянный фанат маяков?

Пристыжено рассмеялся. Шаг ближе - и обнял, притянул к себе.

Шепотом, обжигает мне губы:

- Я фанат... интернета. А там чего... только нет. Вот нечаянно и наткнулся вчера, когда адрес точный искал, да о историю его читал.

- Ловко ты в себе... одним махом эффектного интеллигента, романтика убил. Искал - впечатлить хотел? - тихо смеюсь, смущенно отворачиваясь.

Еще теснее, да так, что едва ли уже не касаясь - едва не целует меня в висок:

- Покорить... - едва различимо, едва реально.

Зажмурилась, томно прикрыла веки я, сходя с ума от его тепла, всепоглощающего, дурманящего аромата... до дрожи пробирающей, волнами желание взрывающей... близости.

- А разве... до этого не удалось? - несмело, обличая саму себя...

- А мне понравилось, - уверенно, твердо произнес, отчего вмиг я открыла глаза и устремила на него взгляд. Взволновано сглотнула слюну:

- Что? - коротко, робко.

- Покорять тебя... каждый раз, как в первый раз... - жгучая, полная скрытых, бурлящих рассуждений, пауза. Решает договорить: - И испивать тебя потом до дна... удивительную... и благодарную.

Резвое, без колебаний движение - и ухватив, утопив мое лицо в своих ладонях, силой, страстью тотчас повелительно впился мне в уста. Сладка, мягка наперебой с грубостью и дерзостью ласка губами, языком - и поддаюсь, с головой ныряю опять в его омут, даря... теряя всю себя.

Напор, шаги на ощупь - и прибил меня спиной к стене.

Испуганно шепчу:

- А вдруг кто увидит?

- Свяжем... и в залив скинем, - дыхание сбитое; поцелуи отрывистые, дразня; слова - ленивой, паточной рекой, сквозь тихий смех.

- Тут холодно... и сильный ветер... - отчаянно и лживо причитаю.

- Я согрею... - крепко ухватил за плечи и резво обернул к себе спиной - едва успела выставить руки, дабы не плюхнуться, не стукнуться о металлическую перегородку-стену лицом.

Пошло, смакуя, голодно скользнул руками по телу: по животу к груди - и грубо, властно сжал ее.

- Может, не надо? - голос предательски просел.

- Поздно, - бархат затерялся в искристом смехе.

- Ну хоть... не здесь? - шепотом дрожащим.

- Поздно, Лизонька... Поздно, - и снова ирония плещется в его словах.

Вмиг скользнул рукой вниз к моим джинсам.

- Нарочно штаны одела, да? - смеется, добро так, тихо.

- Так осень же, - давлюсь невольно уже слюной. - Холодно стало...

Враз ловкая манипуляция - и расстегнул пуговицу, разошлась молния - отчего в момент сжались все мышцы в теле, волной обдавая меня постыдным желанием.

- А до этого... тепло было? - еще миг и проник нагло, смело под кружева.

- А до этого, - попытка хоть как-то разыграть свою стойкость, неподатливость, ершистость, - никто на мне... белье не рвал.

Вдруг движение его руки - и, сама того не ожидая... громко, отчаянно вскрикнула я от шального, резкого прилива пронзающего удовольствия. Ноги подкосились - но удержал. В глазах всё поплыло, застилая пеленой сладкого дурмана.

- Не надо... - шепчу, взмолившись. Лживо, глупо, наивно. А потому еще напор, ласка становится усерднее, умелее... окончательно, деспотично, приговором... разрывая сознание и срывая с катушек.

Обмякла, обвисла в его хватке, изнеможенно обронив голову ему на плечо. Удерживает силой, опорой, заботой... А затем и вовсе движение - прилип поцелуем к шее, скользя игривым, влажным языком по коже... доводя до мурашек, до дрожи... до жадных, голодных, вожделенных стонов...

...

Его. Я вновь стала его... Очередная высота - и очередное мое добровольное падение... в его заботливые, нежные, пьянящие объятия.