- Ну что мне с тобой делать? - искренне вырвалось у Виктора. - Ты ведь совсем ничего еще не соображаешь! Зачем ты со мной поехала?!

- Не нужно было? - удивленно и растерянно спросила Танька. - Мне уйти?

И тут же сообразила что-то своей бестолковкой.

- Ага, значит, теперь уже ты меня боишься? - уличила она его. - Или ты действительно дурак и впрямь не понимаешь, почему я с тобой поехала?

Наступила долгая напряженная тишина. Стало слышно, как монотонно долбит по крыше упорный дождь и стонут под ветром деревья. Таня непроизвольно втянула голову в плечи, представив себе, как плохо сейчас за окнами.

- Родинку нарочно нарисовала? - тихо спросил Виктор, осторожно прикасаясь пальцем к впадинке между ключиц: здесь удивительно точно, прямо в самой серединке, притаилось круглое коричневое родимое пятнышко.

- Написала, художник! - важно ответила Танька. - Рисуют дети. А родинки пишут...

- Родинки не пишут, балда! Их целуют - и больше ничего! Ничего больше... Понимаешь, писательница?.. Ты абсолютно ничего не понимаешь... Вообще-то я тоже... Нет, все-таки это замечательно, что у Татки оказалась такая роскошная пустая дача...

7

Виктор проснулся очень рано, неожиданно, словно от удара. Он всегда просыпался ни свет ни заря, особенно после выпивки.

Внизу по-прежнему горел свет - они забыли его вчера погасить. Дождь перестал, и только ветер изредка пробовал постучаться в дом, но делал это достаточно тактично и осторожно, видимо, боясь разбудить Таню. Она спала без подушки - заявила, что очень полезно! - у самой стенки, прижавшись к ней спиной и подтянув колени к животу, розовощекая и тихая. Во сне она даже ни разу не пошевелилась. Во всяком случае, Виктор ночью этого не почувствовал. Он встал и осторожно спустился вниз. Спать больше не хотелось. Где же тут выключатель? Наконец нашел...

Виктор закурил и побродил босиком по комнате от стола к окну и обратно. Огромная в темноте, комната уходила в бесконечность, потолки казались невероятно высокими. Теплый деревянный пол чуть слышно поскрипывал под ступнями и издавал великолепный непередаваемый запах: так необыкновенно может пахнуть только дерево. Оно всегда живое и теплое, и его нельзя убить, даже срубив. Вот металл, тот всегда пахнет отвратительно, после него хочется поскорее вымыть руки с мылом.

Виктор включил радио. Он без него просто не мог жить - у каждого свои дурные пристрастия. Для начала ему тихонько сообщили, что в Москве шесть тридцать утра и идет дождь, а потом затосковал голос певицы, уверяющей, "что надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым". Его сменил другой, не менее нежный и мелодичный, утверждающий, что "сердце не проведешь, его нельзя провести". Суть дела они усматривали довольно правильно.

Итак, необходимо немедленно кое-что выяснить для себя. Почему Таня с ним осталась? Неужели только из-за проклятого детского любопытства, которое в определенном возрасте ох как хочется удовлетворить? И разве до Виктора было не с кем? Уж во ВГИКе-то?! Почему Таня с ним переспала? Все из той же оперы... Тьфу, привязалось! Почему же Таня, в конце концов... Нет, это невозможно!

Виктор встал и снова прогулялся до окна. Радио актуально проинформировало о том, что "за окном то дождь, то снег". Крашенинников с досадой выключил любимую развлекалочку и пошел наверх. Таня лежала так же тихо у стенки, но, услышав его шаги, легко открыла глаза, словно и не спала вовсе.

- Петушок пропел давно, - сообщил Виктор, садясь рядом и сцепляя на коленях пальцы. - И у меня вдруг возник серьезный вопрос, на который необходимо срочно ответить, а без тебя ничего не получается. Как ты думаешь, почему любовь чаще всего застает нас во ржи? Например, то "расступись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани", то "рожь шумит, качается, не видать следа". Настоящая песенная дилогия о сохранении тайны, как зерновые и просили. Но почему в столь интимное и святое дело не замешаны кукуруза или гречиха? Мало посевных площадей, что ли? Или еще, например, овсы! В овсах, по-моему, тоже неплохо. Надо попробовать. Ты ничего не имеешь против?

- Это проблема! - глубокомысленно пропела Таня. - Ее так сразу, с ходу, не решишь. Мне нужно подумать. Только с овсами придется повременить до весны. Сейчас сыро и холодно.

- Вот видишь, как все непросто в нашей жизни! - Крашенинников завалился с ней рядом, блаженно закрыл глаза и положил ее теплые ладошки себе на щеки. - Вообще, знаешь, я давно мечтаю написать исследование или даже целый трактат, монографию о песенном поэтическом творчестве. Это целина непаханая, которую поднимать и поднимать. Кладовые народной мудрости. И сколько потрясающих открытий! Ошеломляющих до дрожи в коленках.

- Может быть, ты сделал неправильный выбор и ошибся профессией? - спросила Таня и погладила его по волосам.- Но сейчас по сценарию тебе полагается замурлыкать от удовольствия и восторга, а ты молчишь и лежишь, как бревно, из которого не получится даже Буратино. И я тебя боюсь.

- Так! Началось! - простонал Виктор и зажмурился покрепче, изо всей силы. - Уже прямо с утра! Ты не могла бы, родная, повременить со страхами хотя бы до вечера? Вечером мы поедем по домам, к мамочкам, и там ты, наконец, придешь в себя и успокоишься. Скажи, Танюша, у тебя никогда не бывает навязчивых идей?

Таня снова серьезно надолго задумалась, но ответа найти не смогла или не захотела и вместо этого живо поинтересовалась:

- А у тебя?

- Есть немного, - сразу честно раскололся Виктор и взглянул на нее из-под прищуренных век. - И одна из них, самая надоедливая и неотвязная: почему и для чего ты осталась со мной, Таня? Ведь не просто так, я надеюсь...

- Надейся! - засмеялась Таня. - А что, мы теперь будем выяснять твой животрепещущий вопрос или все-таки сначала что-нибудь съедим? Ужасно хочется чаю!

- Чаю нет! - заявил Виктор. - Завалялось немножко водяры. Еще не всю вылакали.

- Водку? С утра? Это уж слишком! - Таня легко спрыгнула с кровати и приказала: - Глазки пока не открывай, я скажу, когда можно. Потом я буду делать зарядку, а ты тем временем сообразишь нам завтрак. Придется пить кипяченую водичку, она полезная.

До полудня они возились дома - мылись, доедали остатки вчерашнего ужина, слушали радио и смотрели телевизор: плясали разудалые смазливчики в армейских сапогах из ансамбля Александрова и заламывались в тоске разномастные певички с плачущими от изобилия туши ресницами и жирно-влажными ртами. Виктор приходил в дикий восторг и наслаждался зрелищем до бесконечности, объясняя, что других талантов все равно нет и не будет, значит, радуйся тому, что имеешь. Потом он взялся со знанием дела разглагольствовать о вкусе.

- В этом вопросе, Танюша, - заявил он, - мы тоже позади планеты всей. И даже еще подальше, чем в остальных. По внешнему виду и одежде женщины я берусь в два счета набросать тебе словесный портрет, в точности отражающий ее характер и стиль поведения. Особливо потрясают воображение клетчатые юбчонки с полосатыми кофтенками и смелые, просто рисковые сочетания розового с зеленым. Излюбленные сочетания наших бесконечно отважных дам, заметь. Об этом еще Чехов писал, но они его не читали. Ну, попробуй представить себе очаровательную Мирей Матье или великую Эдит Пиаф в красных юбках с оборками и мифических блузках с декольте до сосков! Не представляешь? Я тоже. Может быть, у нас недостаток фантазии или мы с тобой закоснели в ханжестве и владеем совсем другим стилем мышления, Танька?

- Конечно, ты ханжа, - тут же подтвердила Таня. - Давно известно!

- Есть такое дело, - согласился с ней Виктор. - Народная мудрость гласит, что о вкусах не спорят и на вкус и цвет товарищей нет. Нет и не надо! Но за фигом мне эти сплошные товарищи на безвкусицу? Глаза уже намозолили!

- Мне тоже, - опять быстро вставила Таня. - Может, прошвырнемся на природу?

- Можно и прошвырнуться, - неохотно согласился Крашенинников. - Чего не сделаешь ради тебя...