— Лететь не нужно, — ответил Олег, — а посидеть в капсуле будет нелишним. Я вложил в память компа образ особняка и куда лететь, поэтому ты сможешь очутиться рядом за секунды. Не прерывай связь и услышишь все, о чем мы будем говорить. Ну а если меня там будут вязать, тогда действуй, как посчитаешь нужным.
Делегация его не встретила, но рядом с хозяином в кресле сидел один из замов председателя правительства Рогожин. Напротив них стояло еще одно кресло.
— Садитесь, — пригласил Олега Геннадий Николаевич, после того как все поздоровались. — Нам с вами нужно многое обсудить. И не надо на меня так смотреть. Вы все равно хотели выходить на правительство, так мы только сэкономим время.
— Дело ваше, — согласился он. — Итак, вы исследовали мой накопитель, убедились, что его возможности соответствуют заявленным, и вызвали меня для серьезного разговора. Хотите знать, что я вам дам и что потребую взамен?
— Прежде всего, больше расскажите о цивилизации пришельцев, — попросил Рогожин. — Ее существование по–прежнему вызывает сомнение, несмотря на ваши доказательства.
— Странно, — пожал плечами Олег, — я думал, что их будет достаточно для самых недоверчивых. Вы умеете читать мысли? Или вы умеете создавать накопители на две тысячи киловатт–часов? У меня есть кое‑что еще, просто я не собирался везти сюда эти вещи. И из‑за охраны, и из‑за того, что считал это ненужным. Накопитель — это только первое, что вам предлагается, будет и более серьезная продукция. А теперь скажите, какой для меня смысл вас мистифицировать? Ведь все равно все свои слова придется доказывать делами.
— Мы навели о вас справки, — сказал Рогожин. — Брошенный поселок, утерянный паспорт и три бывших жителя этого совсем маленького населенного пункта, которые в один голос утверждают, что никакого Олега Шубина в нем отродясь не было. Так кто же вы?
— Давайте сейчас поговорим о другом, — предложил он, — а потом вы решите, стоит или нет допытываться о моем происхождении. Я уже говорил Геннадию Николаевичу о том, что если не приду с вами к соглашению, производство развернут в другой стране и с другим посредником. Даже если вы меня повяжете, и мои покровители посмотрят на это сквозь пальцы, вы от меня ровным счетом ничего не получите, если не считать нескольких вещиц инопланетного происхождения, в которых никогда не сможете разобраться.
— Почему вы так в этом уверены? — спросил Рогожин.
— Да потому, Дмитрий Олегович, что по сравнению с пришельцами вы дикари. По их словам, вы отстали на тысячу лет, а у них самих никто до сих пор не разобрался с эффектом, на котором работает накопитель, хотя его используют уже триста лет. Накопитель — это просто небольшая емкость, в которой создается особая область пространства. В ней накапливается заряд, а электронная начинка служит только для его преобразование в удобную форму. У меня есть десять приборов для создания такого пространства, но вы ими пользоваться не сможете. Их могу мысленно включить только я, но только на ограниченное число срабатываний, а потом включение нужно повторять. Догадываетесь, для чего это сделано? Сработает каждый из них сто тысяч раз и заткнется. Вы сами этот прибор не включите, можете только сломать.
— Понятно, — сказал Ткаченко. — Наглядное доказательство вашей незаменимости. Но миллион ваших накопителей — это достаточно много.
— Для кого достаточное? — спросил Олег. — Вы оба так ничего и не поняли! Вам не просто делают подарок, это эксперимент, и экспериментаторы преследуют свои цели. Вы бездумно продолжаете сжигать нефть и газ, благо их в недрах еще много. Через сто лет окончательно расшатаете климат и угробите экологию. Ваши внуки свою жизнь еще проживут, а правнукам на этой планете места не будет! Поэтому вам в первую очередь и собираются дать накопители и станции, генерирующие электроэнергию любой мощности! Причем дать не России, а всем, кто этого захочет. Поэтому никаких отказов в продаже по политическим или любым иным мотивам быть не должно, а цены должны быть доступными! Вы потеряете доходы от нефти, но обогатитесь за счет продаж этой продукции.
— Что за электростанции? — спросил Ткаченко.
— За счет изменения базовых свойств пространства газ в рабочей зоне превращается в антиматерию, — ответил Олег. — Реактор может быть на любую мощность, но слишком мощные неудобны, поэтому ограничиваются двадцатью миллионами киловатт.
— И в них мы тоже не разберемся? — спросил Рогожин.
— Разберется неандерталец в лазере? — ответил вопросом Олег. — Конструкцию от вас никто скрывать не будет, сможете даже воспроизвести, толку‑то. Резонатором будут управлять компьютеры с неизвестной вам операционной системой и мощной защитой. Если случится такое чудо, что вам удастся их взломать, вся информация будет уничтожена. Режим работы не менее важен, чем конструкция, а вам его ни измерить, ни считать из компов не удастся. И делается все это ради вас!
— Объясните, — попросил Рогожин.
— Если положите в зону реакции кусок железа, получите такое же количество антивещества. Если кусок будет большой, он вам устроит Армагеддон для такого континента, как Европа. Вам это нужно? Любая станция при попадании в камеру плотной материи мгновенно остановится, поэтому они абсолютно безопасны. Но если вы их начнете делать самостоятельно… Если станете единым человечеством и выйдете в дальний космос, в нем и будете производить антивещество для своих звездолетов, пока вы до этого не доросли.
— Хорошо, допустим, что вы правы, — сказал Рогожин, — но многие ли захотят покупать у вас станции на таких условиях? Сегодня они работают, а завтра вы можете их остановить и взять всех за горло.
— Могут думать и так, — согласился Олег, — но таким подозрительным никто не мешает законсервировать те станции, которыми они пользуются сейчас. Можете построить станции на своих границах и снабжать соседей электроэнергией так, как сейчас снабжаете газом. Если кто‑нибудь упрется, пусть по–прежнему жжет нефть, не думаю, что таких будет много. Но предлагать нужно всем, хотя в первое время можно большую часть продукции оставить здесь.
— Мне бы хотелось понять, какой интерес у ваших экспериментаторов, — сказал Ткаченко. — Пусть почти всю работу мы будем делать сами, все равно мне непонятна их выгода. Не затевается же все это только ради вашего обогащения?
— Выгода будет, — заверил Олег. — В той стране, которая займется производством, планируется набирать бойцов в их звездный флот. Никаких войн там не ведется, а флот — это только сдерживающая сила.
— И есть кого сдерживать? — спросил Рогожин.
— У них очень неприятные соседи, — ответил Олег. — Войн не было очень давно, а служба для пришельцев — дело скучное, поэтому у них проблема с набором. Но если не будет флота… Для вас в этом сплошные плюсы. Сотни тысяч ваших парней получат знания и возможности, которых нет у людей. Через двадцать лет они вернутся и усилят Россию, а их заменят другие. Перед возвращением они пройдут омоложение, поэтому вернутся такими же, какими ушли на службу.
— А это омоложение обязательно делать там? — спросил Ткаченко. — Или это возможно и здесь?
— Насколько я знаю, можно сделать и здесь, вот только будут ли делать? — сказал он. — Поймите правильно. Массовое омоложение в ваших условиях трудновыполнимо и не принесет ничего, кроме вреда, а давать жизнь немногим и лишать этого остальных… Если об этом узнают, будет плохо!
— А если не узнают?
— Тогда я не вижу оснований вам в этом отказать.
— Надо будет поговорить о ваших возможностях более подробно, — сказал Рогожин. — Вы же понимаете, что это только предварительный разговор? В связи с этим к вам вопрос: читаете наши мысли?
— Могу, но не делаю, — ответил Олег. — Вот когда о чем‑нибудь договоримся конкретно, я проконтролирую, насколько со мной искренни.
— Еще два вопроса. У вас остались такие пластинки? Есть заинтересованность…
— Это понятно, — перебил его Олег. — Есть несколько, но я не собираюсь их просто так раздавать. Геннадию Николаевичу дал авансом, как будущему компаньону. Какой у вас второй вопрос?