— Можете ли вы что‑нибудь внушить?

— Я не могу, а они могут, но очень редко применяют. После внушения сильно меняется поведение человека, и это очень заметно для тех, кто его хорошо знает. Можно применить при защите, но не для того, чтобы длительно кем‑то управлять. Если это все вопросы, давайте вернемся к производству.

— Да, корпорация, — сказал Ткаченко. — Как вы себе ее представляете?

— Пока это должны быть два достаточно больших предприятия, которые будут выпускать конечную продукцию. Понятно, что по кооперации используем и другие, но с этим вы определитесь сами, меня интересует только производство основных узлов и сборка. Начнем с накопителей. Это очень простая продукция, если не считать электроники. Ее разработаете сами, а я кое–чем поделюсь, чтобы вы это сделали быстро и качественно.

— А говорили, что не будете делиться знаниями, — заметил Рогожин.

— Я вам этого не говорил, Дмитрий Олегович, — возразил Олег. — Опасных знаний не дадут, и я их не знаю, а другими поделятся. Для станций нужно много такого, чего у вас пока нет. Например, научитесь делать высокотемпературные сверхпроводники и материалы с температурой плавления выше шести тысяч градусов. Я дам вам всю информацию по конструкции станции в электронном виде, причем текст будет переведен на русский, а с чертежами и схемами с моей помощью разберетесь. Построите одну для себя, на ней и отработаете все технологии. Когда закончите, я вам ее запущу.

— Другие изделия будут или только эти? — спросил Ткаченко.

— Пока только это, — ответил Олег, — Как я уже говорил, получите много новых знаний. Вам и с этим придется повозиться. Заводы, о которых я говорил, — это только начало. Вам их самим не хватит, а нужно будет обеспечивать все человечество.

— Вашими десятью устройствами? — сказал Рогожин.

— Конечная операция практически не требует времени, — возразил Олег. — Создадите конвейер, и получите только на одной линии сотни миллионов изделий в год. Переход на новую энергетику займет лет двадцать, поэтому нефтедобычу будут сокращать постепенно. Пока еще замените свой автотранспорт! Ладно, о технике мы еще поговорим, давайте перейдем к финансам.

— Давайте, — согласился Ткаченко. — Во что вы оцениваете свое участие?

— Пятьдесят процентов акций корпорации и возможность вербовки нужных нам людей.

— Прямо сейчас мы вам ответа не дадим, — сказал Рогожин. — Нужно все обдумать, да и окончательное решение будут принимать другие люди, у нас таких полномочий нет. Последний вопрос: пробу на генетический анализ дадите?

— Я человек, — сказал Олег. — Геном может отличаться, но не очень сильно. Дам я вам пробу и надеюсь, что на этом все разбирательства со мной закончатся. Моя жена — человек Земли, так что ее пробы вам не нужны. Кстати, когда будет снята секретность, она начнет безвозмездно распространять наше искусство. Оно не заменит ваше собственное, просто сделает жизнь интересней и подкрепит ваши слова о пришельцах. Я уезжаю и буду ждать вашего решения.

Дома его ждал сюрприз. В гостиной надевшая брачные браслеты жена оживленно беседовала с Салехом. Разговор вели на языке Родера.

— Я поняла, что ты с ними договоришься и не стала сообщать о приезде брата, — сказала она мужу. — Это могло тебе помешать.

— Я рад! — сказал Олег, подошел к брату, и они обнялись. — Если ты здесь, значит, кто‑то взялся за мою идею. Семья или ты с компаньоном?

— Семья, — ответил Салех. — Отец решил рискнуть. Выкупили у военных корабль, нашли экипаж и решили проверить, как у тебя здесь идут дела.

— И как тебе моя жена?

— Немного непривычное поведение, но очень милая особа. Пожалуй, и я себе такую найду. Ты в этом доме устроился не хуже, чем на Родере. Вера мне сказала, что у тебя переговоры с властями. Наш вопрос поднимал?

— Поднимал. Все передадут на самый верх, а там будут решать. Надеюсь, что решат правильно. Мои предложения очень заманчивы, но чреваты большими потрясениями для всего мира и ухудшением отношений с теми, кто считает себя его хозяином.

— Ты сняла браслеты? — спросил Олег. — Разве они тебе не нравятся?

— Красивые, — грустно улыбнулась Вера, — но мне в них неудобно. Я даже в часах поменяла браслет на ремешок, а твой подарок надела из‑за родственников. У них после этого сразу поменялось отношение. Когда они улетели, я твой подарок сразу сняла.

— А почему такая грустная?

— Я не знаю, как жить дальше, — призналась она. — Ты теперь будешь занят на своих заводах, а у меня нет дела, которым я могла бы с удовольствием заниматься. Несколько вузовских программ, которые ты впихнул в мою память, не делают меня инженером, а вашим искусством заниматься скучно.

— Вот это новость, — удивился он. — То с таким энтузиазмом занималась книгами и музыкой и часами смотрела фильмы, а теперь жалуешься на скуку.

— Может, ты обидишься, но, с моей точки зрения, у вас нет никакого искусства, — сказала Вера. — Мне было интересно, пока все было ново, необычно и во многом непонятно. Возьмем для примера ваши книги. Они все очень одинаковые, а разница сюжетов в нюансах, в которых трудно разобраться тем, кто плохо знает вашу жизнь. Я разобралась и перевела десяток книг, а прочитала раза в три больше. Все посвящены личностным конфликтам, которые большинству непонятны и неинтересны. Сначала, конечно, будут с удовольствием читать из‑за новизны, но надолго никого не хватит. Нет ни борьбы, ни приключений, а ваши сложности интересны только вам самим. Примерно то же самое и с фильмами, хотя их из‑за эффекта присутствия можно дольше смотреть. Но это не искусство, как не являются искусством наши спецэффекты в кино. К тому же ты не хочешь здесь вводить ничего, что было бы связано с мысленным управлением. Чтобы ты меня лучше понял, вспомни фильм «Гараж». В Советском союзе при первом просмотре люди смеялись до слез, хотя весь фильм снят в одном помещении. Я тоже смеялась, но уже не так. Мне был понятен юмор ситуаций, но это уже было прошлое. Теперешние молодые его вообще смотреть не будут, а американцы почти ничего не поймут. Даже если ты им все объяснишь, они все равно не будут смеяться.

— А музыка? — спросил Олег.

— Очень сложные мелодии, для изменения настроения, — ответила она. — Ваши машины играют с чувствами, заставляя смеяться или плакать, и плевать они хотели на состояние слушателя. Мы выбираем себе музыку по настроению, а не меняем его под действием музыки, причем многократно. Такое вообще нельзя воспроизвести на одном инструменте. Свою роль ваше искусство сыграет, но на длительный интерес не рассчитывай. Я могу прочитать японскую книгу, если она хорошо написана, да еще с красивыми иллюстрациями, но это не значит, что я буду читать подряд всю их литературу. Слишком их жизнь отличается он нашей, а у вас это выражено намного сильнее.

— И чем думаешь снимать хандру? — спросил он. — Опять куда‑нибудь полетишь?

— Толку от таких полетов немного, — сердито ответила Вера. — Капсула не предназначена для исследований, да и я не ученый. Знаний много, а опыта работы нет, в результате на выходе одни впечатления. Я все эти красоты снимаю камерой, но ты не хочешь пока засвечивать капсулу, поэтому толку от этих съемок… Скажи, что у вас нужно сделать, чтобы получить в собственность планету?

— Если на нее больше никто не претендует, то только дать заявку, чтобы на ее орбите повесили маяки, и довольно много за это заплатить. А что ты хочешь приватизировать в Солнечной системе?

— Мне понравился Марс. Ничего общего с теми фото, которые показывали американцы. Почти голубое небо, а у них все коричневое. А такая легкость в теле! Олег, семья может там что‑нибудь построить?

— Рассказывай, что придумала, — сказал он, садясь рядом с женой. — Вижу же, что все твои вопросы не просто так.

— Я боюсь, — сказала Вера. — У нас накоплены горы оружия и очень напряженные отношения между многими странами, а тут еще ты хочешь перевернуть всю жизнь. Ты в своих планах считаешь, что правители руководствуются здравым смыслом, а я этого смысла в действиях многих не вижу, только жадность, страх и эгоизм! И если все здесь посыпется, было бы неплохо спасти хоть кого‑нибудь.