Конечно, Юльке и Анюте общество сопливых тинейджеров, к тому же походивших на мультяшек Бивиса и Батхеда — фиг его знает, с чего Анюта решила, что Епиха и Шпиндель на них похожи! — быстро надоело.

Сразу по прибытии на берег Юлька безапелляционно объявила:

— Бултыхайтесь тут, стерегите вещички, за нами не плавайте! Ясно? И домой без нас не уходите!

После чего обе длинноногие с визгом скакнули в речку и поплыли куда-то вниз по течению, туда, где речка впадала в заросшую камышами протоку. Епиха и Шпиндель особо от этого страдать не стали. Им тоже в компании таких здоровенных было неуютно. Уплыли — и слава Богу. Пацаны побултыхались, освежились и растянулись на берегу — загорать под приятным послеполуденным, не очень жгучим солнышком.

А Юлька с Анютой доплыли до маленькой купы камышей, которые на первый взгляд ничем не отличались от множества подобных, торчавших прямо из воды. Однако внутри этой прятался маленький островок — много меньше того, на котором Епиха и Шпиндель собирались зарывать кастрюльку с баксами. Камыши стояли вокруг островка кольцом, внутри которого было примерно четыре квадратных метра сухого и чистого песочка.

— Тут можно без всего загорать, — сказала Юлька и быстренько освободилась от обеих частей купальника. Анюта чуточку помедлила.

— А эти, Бивис с Батхедом, не приплывут? — спросила она смущенно.

— Я им приплыву! — грозно пообещала Юлька. — Не волнуйся, они уже ученые. Им какая-то баба так задницы надрала за воровство, что они только-только сидеть научились. Сумку у какой-то тетки на базаре вырвали, засранцы.

— И вы их к себе взяли? — удивилась Анюта, укладываясь на теплый песок и подставляя солнцу гибкую спинку.

— Ерема пожалел. Нашел их связанных, избитых, простуженных. Дед Мазай, короче… Вроде покамест себя послушно ведут, помогают. А что дальше будет — не знаю. Наверно, если с ними построже, то из них что-то приличное и получится. А если нянчиться да жалеть, как Райка, — глядишь, и на шею сядут.

Анюта усмехнулась. Очень уж странно звучали в устах Юльки слова «что-то приличное получится»…

— Да уж, — произнесла она вслух, — в вашей компании на шею сесть им не дадут…

— А что? Мы сейчас почти как нормальные люди живем. Никого не трогаем, ни от кого не бегаем. Работаем в охотку, на себя. Ни на колхоз, ни на дядю. Молоко свое, к осени поросят докормим — будем с мясом. Бульбы, овощей — хоть завались, Райка уже десять банок огурцов закатала, а они все спеют. Варенья из клубники и малины наделали, а еще вишня, слива и прочее дозревает. В лесу — черника пошла, грибочки скоро будут. Ерема рыбы насушил, коптильню строить собрался. Мед — и тот будет.

— Короче, у вас тут целый колхоз, — резюмировала Анюта. — Ну а вообще-то как живете? В смысле, по-прежнему: он один с вами двумя? Не ругаетесь?

— Да нет, — усмехнулась Юлька. — Привыкли уже.

— Мне бы нипочем не привыкнуть… — подивилась Анюта. — У меня и в голове такое не укладывается. То есть я, конечно, знаю теоретически про гаремные семьи, полигамные браки и все такое прочее, но себя в такой обстановке не могу представить… Вы что, и спите втроем?!

— Когда как… — У Юльки аж глазенки замаслились. — Бывает и втроем. А иногда Ерема из комнаты в комнату бегает…

— Ну неужели это приятно? — поморщилась Анюта. — Сначала ей сунул, потом тебе… Как-то грязно все это. И стыдно, наверно, если совсем рядом.

— Сейчас уже не стыдно. Наоборот, когда он меня дрючит, а Райка смотрит и нас поглаживает, я вообще балдею. И наоборот — тоже.

— Фу-у… — поджала губки Анюта, но при этом на лице у нее какой-то беспокойный интерес отразился.

— Тебе не понять, — снисходительно произнесла Юлька. — Наверно, не все так могут, но у нас втроем хорошо получается. Еремочка у нас ласковый бычок, хотя и маленький.

— Он же старый совсем и больной, по-моему, — заметила Анюта, — неужели у него сил хватает?

— Жилистый, значит! — хихикнула Юлька. — А этот, который по-литовски «бибис», у него вообще обалденный.

И бесстыдница показала на пальцах примерный калибр помянутого прибора. Может быть, несколько преувеличив.

— Ужас! — только и вымолвила скромница Анюта.

— Ладно, — порадовавшись произведенному впечатлению, Юлька решила сменить тему разговора. — Что мы все про наши дела? Ты-то как? Все нормально, не наезжали больше на вас?

— Тьфу-тьфу, ничего такого, — ответила москвичка. — За третий курс сдала нормально. Папаша из армии уволился, устроился в какую-то частную авиакомпанию, зарабатывает пока неплохо. Андрюшу бедного похоронили.

— А этого, ну того, которого Ерема чуть не застрелил, больше не видела? Никита его звали, кажется?

— Почему? Видела. Принес дедушкину повесть, ее отдельной книжкой здесь, в области, оттиснули. Правда, тиражик маленький, всего пять тысяч, без твердой обложки. Но все-таки приятно… Читаешь — и как будто дедушкин голос слышишь.

— А сюда-то ты как добралась, через Ларева?

— Конечно. Ты же помнишь, наверное, что, когда он меня отсюда увозил весной, то приглашал, мол, приезжай летом, у нас тут рай земной. Я, когда уезжала, думала: все, больше в эти края ни ногой! А летом, представляешь, очень захотела тебя увидеть. Все-таки у меня ты единственная сестренка, хоть и двоюродная…

— Отец-то знает или опять без разрешения усвистала? — строгим тоном старшей сестры поинтересовалась Юлька.

— Знает, — ответила Анюта, — а разрешения я никогда не спрашиваю. Сказала: поеду туда-то — и все.

— Ерема сказал, что он бы свою Лидку за такие путешествия порол как сидорову козу. Ей тоже, как и тебе, двадцать лет исполнилось.

— Где она у него, он хоть знает? — проворчала младшая кузина. — Может, тоже с каким-нибудь старикашкой, вроде него, по лесам прячется?

Юлька этот камень в свой огород пропустила мимо ушей. Проявила мудрость, свойственную взрослой, почти замужней, 23-летней даме.

— Если с таким же, как ее папаша, — ответила она, — то ей сильно повезло.

— Ладно, — поправилась Анюта, вовремя сообразив, что зазря царапается, — будем считать, что нам всем повезло. Я против дяди Еремы ничего не имею. Мне от него, кроме пользы, ничего не было.

— А вот его, между прочим, твое прибытие маленько потревожило, — доверительно сообщила Юлька. — Ему вообще всегда спокойнее, когда ты дома у папы с мамой. Понимаешь, он перед твоим отцом себя в должниках числит. И боится, что ты вместе с нами во что-нибудь втрекаешься.

— Я знаю, — кивнула генеральская дочка, — но мне с вами интересно. Набрыдло все в Москве. Чего-то хочется, а чего, не знаю…

— У тебя парень-то хоть появился? — прищурилась Юлька.

— Нет, — созналась Анюта. — Все какие-то не такие. Одни шибко умные, другие — тупее валенка. Но и с теми, и с другими скучно. С Андрюшей еще могло что-то получиться, но его убили.

— Погоди-погоди, — изумилась Юлька, — так ты что, в натуре целочка?! Вообще ни в одном глазу?!

— Ну… — смущенно опустила глазки Анюта. — А что, это плохо?

— Нет, конечно, — хмыкнула сибирячка, — просто удивительно. Чтоб в Москве жить — и до двадцати лет ничего такого! Даже не верится… На язык-то ты смелая вообще-то.

— Говорить я про эти дела сколько угодно могу. А вот по-настоящему… Неприятно как-то.

— Это самое? Неприятно?! — Юлька закатилась откровенным хохотом.

— Ты не так поняла… — проворчала Анюта. — Не могу я, как самка, по инстинкту. Мне нужно, чтоб была настоящая любовь. Высокая, духовная, понимаешь?!

— По-моему, ты малость заучилась, — поставила диагноз Юлька. — А может, просто книжек начиталась и сериалов насмотрелась… «О, Мадонна, Луис-Альберто, я не могу без тебя жить! Я умру завтра после обеда!»

— Ты что, считаешь, что любви вообще не бывает?

— Почему? Бывает. Только пока не дашь — это не любовь, а один маразм. Короче, если тебе после одного раза еще захотелось — значит, любовь уже наклевывается. А дальше все само прикладывается…

— Примитивно как-то и пошло… — пробормотала Анюта. — Ну хорошо, а у вас с Еремой — это любовь?