— Вот как? — только последнее слово пана Щепаньски заинтересовало. — В чём же ты, Горан, усмотрел целесообразность?

— Ну… сегодня мы обязаны этому капитану, а как подлечим его — он нам обязан будет. Он человек разумный, положительный — офицер как-никак. Глядишь — и поработать на нас согласится.

— А идея здоровая! — неожиданно заключил пан профессор.

— А идея здоровая! — одобрил пан Кшиштоф.

Недоумок Бегич даже просиял. Подумал, вот счастье, профессор принял его великую идею. А идеи-то никакой и не было — такое и при минимуме наблюдательности по лицу заметно заранее. Просто язык бегичевский что-то в последний момент сболтнул, и оказалось в тему.

Попробовать завербовать одного из снеговских капитанов — да, это задача интересная. И главное, именно Багров среди них — слабое звено. Подфартило с его ранением. За умника Суздальцева, либо головореза Нефёдова — и браться бы не стоило. Первый перехитрит вербовщиков, а второй при случае убьёт — профессору ли Щепаньски не знать эти человеческие породы.

А Багров — достаточно прост, бесхитростен, вежлив с иностранцами, да и жизнь в брянском гарнизоне ему — по лицу видно — здорово приелась. Может, потому он всю дорогу играл в вежливость с Бегичами, что ждал: ну когда же они его вербовать начнут? Только туповатые картографы, даром что все штаны на разведкурсах просидели, разве сами такое просекут?

Итак, план намечен. Теперь надо поскорее действовать, пока не отдали концы ни Зоран Бегич, ни предмет будущей вербовки. И сделать — при всех подчинённых — внезапное предложение Снегову. Ему ведь раздумывать тоже некогда, он даже не успеет опомниться, как придётся принимать быстрые решения. А быстротой мысли полковник не блещет, вот и играет на выжидание.

У пана Кшиштофа решение не расходится с делом. Позвал с собой для массовки Грдличку, Бегича, Чечича и Соплю, гордо выступил в направлении разбитой на отшибе палатки полковника, надеясь, впрочем, встретить последнего на свежем воздухе (до сей поры Снегов собственной палаткой пользовался нечасто).

Как ни странно, полковник оказался в своей палатке. Выйти навстречу не соизволил, двоим рядовым на входе — велел пропустить одного пана профессора, без аудитории. Ага, боится прилюдного разговора, решил про себя пан Щепаньски, да и не стал долго препираться — с отвагой откинул клапан, вошёл в одиночестве.

Пока привыкал к полумраку «шатра полководца», освещаемого единственным маломощным фонариком, думал уже, что и Снегов сидит совсем один, прячется от публичного позора. Но оказалось — капитаны Суздальцев и Нефёдов устроились на каримате напротив. Третий каримат, пустующий, полковник знаком предложил пану профессору. Места для размещения прихваченной паном Кшиштофом свиты в палатке, строго говоря, и не было, разве только вповалку.

— Не буду повторяться, — начал целеустремлённый пан, минуя всяческие приветствия, — ведь о предстоящем рапорте генералу Пиотровскому я вас уже известил, господин бывший полковник.

Губы Снегова тронула лёгкая улыбка. «Вы как раз повторяетесь!» — ответил бы полковник вслух, если бы желал обострения. Но промолчал, а значит, расположен к конструктивному диалогу. На этом можно сыграть.

— Не стану говорить и о том, как скверно вы организовали нашу поездку на бронетехнике, — что ж, повторяться, так в полном объёме!

— И вы правы, — без особого интереса в голосе проговорил Снегов, — незачем о том говорить. Пора переходить к сути.

— Но я не могу молчать, когда ваше бездарное руководство оборачивается ранениями и смертями! — вёл дальше красноречивый пан, запросто игнорируя встречную реплику.

— Смертей пока не было, — заметил полковник, — и если кто-то умрёт на этой стоянке, то не потому ли, что вам, профессор, угодно тянуть время?

— Мне? — пропустить обвинение мимо ушей гордый пан не сумел.

— Напомню вам, профессор, что, по всем предварительным договорённостям, наша ответственность за вашу экспедицию исчерпывается автомобильным её участком. Так или иначе, мы вас до указанного пункта довезли. Пусть и не всех в полном здравии.

— Вот именно, что не всех и не в полном! По вашей вине на вашем участке ответственности — произошли потери, — профессор почувствовал, что кровь его закипает.

Полковник поглядел на него свысока, как на умственно отсталого:

— То есть вы ждёте компенсации за своего раненого, точно за испортившийся в пути товар? И вместо того, чтобы его восстановить, мешкаете, чтобы Зоран испортился окончательно?

Профессор не нашёл чем достойно ответить на такую наглость. На лице, должно быть, удалось выразить полную меру испепеляющего презрения, но облечь такое в слова — тут и площадная брань покажется пресной. Всё, что удалось выдавить из себя — жалкое бормотание:

— Вы трусливо ушли от ответа на мои обвинения. И вы прекрасно знаете, что третий броневик ехал по другим дорогам, чем первые два. Потому и заблудился. И наскочил на агрессивное животное.

— Хотите начистоту? Извольте! — полковник неожиданно заговорил по делу. — Агрессивных животных — везде достаточно. Заблудились они — это правда — по причине малознакомой дороги. Но вот вопрос: отчего пришлось для третьего БТРа выбрать особую дорогу?

— Отчего же?

— Оттого, что словенские учёные на броне пытались вести незаконную разведку. Не стоит сейчас отрицать, — Снегов предостерегающе взмахнул ладонью, — я ведь не генерал Пиотровский, которому предстоит разбирать вашу жалобу. Я сам — косвенный свидетель того, о чём говорю.

Полковничья откровенность пану Кшиштофу в этот миг показалась не более удобной, чем прежние успешные попытки вывести его из себя.

— Генерал Пиотровский гарантировал нам безопасность, — только и оставалось напомнить упорному пану профессору.

— В сложившейся ситуации нами сделано всё возможное для спасения жизни Зорана Бегича. На одном БТРе, как вы догадываетесь, невозможно и доехать сюда — и одновременно вернуться в Брянск. Отсюда ближе операционная, находящаяся под контролем ваших партнёров, а не наших. Капитан Багров осознанно принял решение не в свою пользу. Впрочем, жизнь нашего капитана вас, профессор, волнует мало — понимаю.

— И вовсе не понимаете! — вспылил пан Кшиштоф не столько от чистого сердца, сколько по обязательству в этом месте вспылить. — Мы, европейцы — не такие варвары, как вы, русские. И мы знаем, что такое благодарность! Поэтому мы приглашаем вашего капитана подлечиться в березанский «Евролэб» — вместе с нашим этнокартографом. — предвкушая наслаждение произведённым эффектом, профессор искоса поглядел на Суздальцева и Нефёдова.

Те выглядели безучастными — ну разве что чуть расслабили напряжённо-собранные позы. Но кто в их невозмутимость поверит? Всё-таки, они — капитаны, как и Багров, а значит, должны поневоле живо вчувствоваться в его скорбное положение.

— Неожиданное предложение, — признал полковник Снегов.

— Вы принимаете его? Или, может, откажетесь? — поддразнил его пан профессор. Приятно же бывает снова почувствовать себя на коне!

— Я должен посоветоваться, — нахмурился Снегов.

— О чём же тут надо советоваться?

— Об условиях.

— Так вы ещё собираетесь выставить условия? — подобной самонадеянности пан Щепаньски даже не ожидал.

— А как же: операционная находится на преимущественно враждебной нам территории, где федеральные законы в настоящий момент не выполняются. Не можем же мы там оставить капитана Багрова совсем одного, без поддержки.

— Вот как? — ну что ж, самое время выдвинуть ультиматум. — Заметьте, раненые находятся в лагере уже полтора часа, а вы всё о чём-то раздумываете! Стыдно, панове. Так знайте: выходя отсюда, я немедля отдам своим учёным и проводнику распоряжение о выступлении. Зорана Бегича мы заберём точно, а капитана Багрова — хе-хе — в случае вашего своевременного решения. А если решение выйдет не слишком своевременным, — тут профессор не удержался, чтобы не прыснуть, — знайте вот что: проводник Сопля ходит очень быстро, а путь непрост. Раненому капитану придётся нас догонять вплавь по болоту!