Раздался телефонный звонок. Я рассеянно взяла трубку и вдруг услышала голос Юми. Она звонила, должно быть, из ресторана, до меня доносились звуки музыки, веселые голоса. Как похоже на шум крыльев бесчисленных бабочек! Это сходство меня поразило, и я застыла, не в состоянии вымолвить ни слова.

– Кто это?… В такой поздний час?…

Но я ничего не могла сказать и только качала головой. Муж взял у меня из рук трубку.

– Алло! Кто говорит?… Ах, это ты, Юми!.. Что за глупости! Почему ты меня не послушалась? Я же просил тебя пораньше пойти домой и лечь спать… Ты представляешь, который теперь час?

Очевидно, она о чем-то просила его, он возражал, но потом, кажется, уступил.

– Ну хорошо, я сейчас приеду. Жди меня и никуда не уходи.

Муж положил трубку и достал из гардероба плащ.

– Возни с этой девчонкой!

– Ты уходишь?

– Она заявила, что покончит с собой, если я не приеду.

– Какая ерунда! Она же просто издевается над тобой.

– Да нет, она вполне на это способна.

– Тогда не мешай ей умереть, если она очень хочет!! Саймура посмотрел на меня осуждающим взглядом:

– Как тебе не стыдно!

– А если я попрошу тебя не уходить?

– Что это на тебя вдруг нашло? Разве мои отношения с Юми тебя волнуют?… Впрочем, можешь не беспокоиться – я отвезу ее домой и сейчас же вернусь.

Он надел плащ и ушел.

«Что это на тебя вдруг нашло…» Очень милая постановка вопроса! А если действительно нашло? Если я сейчас нуждаюсь в Саймуре больше, чем Юми, больше, чем кто бы то ни было?! Интересно, как бы он прореагировал, если бы я заявила, что покончу с собой? Наверняка ни за что бы не поверил. И никто, бы не поверил. Я ведь женщина, которая все понимает. А женщина, которая все понимает, не совершает безумных поступков. Стоит ли из-за нее волноваться? Женщина, которая все понимает, не обидится и не рассердится, если ей даже причинят большую неприятность. Она справится и с тоской и с горечью. Переборет их. С женщиной, которая все понимает, очень легко расстаться – на час или навсегда. Никакой канители… Поэтому со мной никто и не считается, никто не принимает всерьез моих чувств. Удобный я человек. И вообще, что такое женщина, которая все понимает? Не более чем гусеница. Незаметная такая гусеница. Сидит в своем уголочке и никому не мешает. Ее дело – молчать и терпеть. Она ведь не способна взбаламутить окружающую атмосферу.

Держа в руках стакан с виски, я уселась глубоко в кресло и медленно, нараспев несколько раз повторила:

– Я покончу с собой!.. Если ты через полчаса не вернешься…

– Я покончу с собой!.. Если ты не будешь меня любить…

– Я покончу с собой… Вот увидишь, обязательно покончу с собой…

Мой голос звучал глухо. Я была одна в комнате, одна в доме, одна в целом мире. Я даже не заметила, как заплакала.

Когда в передней раздался звонок, я была уже в постели. Пошатываясь, встала, открыла дверь и ахнула. Я думала, вернулся муж, а на пороге стоял Тадзима.

Но Тадзима, кажется, был удивлен еще больше, чем я. Он почему-то отступил на шаг, окинул меня таким взглядом, словно видел впервые в жизни, и лишь после этого заговорил. Он был у приятеля, играл в маджонк, начисто проигрался и зашел к нам занять денег на такси. На улице было холодно, Тадзима выглядел озябшим, и я предложила ему пройти в комнату.

Он был немного навеселе, но, увидев початую бутылку виски, налил себе и залпом осушил стакан.

– А дяди нет?

– Ушел. Позвонила Юми, сказала, что покончит с собой, ну он и помчался, словно карета «скорой помощи».

– Карета «скорой помощи» – это здорово!

Тадзима рассмеялся, но его смех почему-то прозвучал тревожно.

– Знаешь, я ужасно удивился, когда ты открыла мне дверь. Ну, думаю, наконец-то она превратилась в бабочку! Наверно, из-за этой вот штуки.

Лишь сейчас я заметила, что была в одной только прозрачной ночной рубашке.

– Прости, пожалуйста. Я сейчас оденусь. Понимаешь, выпила немного, ну и…

– Ты пьяная?! Вот это новость!

Глаза Тадзимы сверкнули, будто озаренные отсветом печальной страсти. Откровенно разглядывая меня, словно желая в чем-то убедиться, он сказал:

– Помнишь, однажды мы ходили с тобой на выставку? Там была одна бабочка, забыл ее название, ну, такая огромная, голубая… Она водится только в Южной Америке…

Еще до моего замужества мы с Тадзимой как-то раз были на выставке «Бабочки мира», устроенной в одном из универсальных магазинов. В центре зала на стенде висела огромная голубая бабочка, совсем как живая. Она парила в воздухе, затмевая своей роскошной, нарядной красотой всех остальных. Даже не верилось, что на свете существуют такие бабочки. Мы долго стояли перед ней, любовались и уносились мечтой в неведомый нам мир.

– Любой мужчина, встреться он где-нибудь в лесных дебрях с такой бабочкой, потеряет голову от восторга, – пошутил тогда Тадзима.

Я направилась в спальню, чтобы переодеться. Подошла к кровати, но в этот миг Тадзима крепко обнял меня сзади за плечи. Я обернулась и увидела совсем близко его лицо.

– Бабочка ты моя!..

Тадзима сжал меня в объятиях и повалил на пол, хотя кровать была рядом. Я не сопротивлялась. Кровать была очень низкой, но теперь, когда я лежала прямо на полу, комната изменилась до неузнаваемости. Привычная, знакомая до мельчайших подробностей спальня исчезла. Свет настольной лампы бросал на потолок причудливые тени. Я погрузилась куда-то в недра земли, и там в этой бездонной глубине был Тадзима. Мы нетерпеливо искали и находили друг друга. Кажется, когда-то я уже испытала это. И не раз, а много-много раз… Неужели во сне?…

Когда руки Тадзимы коснулись моей рубашки, я слегка прикрыла глаза и… Вокруг был цветущий луг, сверкающий в лучах закатного солнца. И в этом закатном пожаре, в этом ослепительном сиянии я видела бесчисленных бабочек. Сейчас они все вспорхнут, сейчас… Издалека донесся шум, будто где-то разгорался большой огонь, но в следующую секунду пламя уже вошло в меня, забушевало, жгучее, всепожирающее… Я невольно вскрикнула, отдаваясь пронзительным ласкам Тадзимы. И сразу порвалась последняя нить, приковывавшая меня к кокону. Непомерная тяжесть исчезла, и я стала свободной, свободной!.. Мое тело жило теперь самостоятельной жизнью, неподвластное ни разуму, ни воле, и плыло в едином ритме с телом Тадзимы. И голос у меня стал другим, похожим на всхлип, на стон. В безудержном восторге я чувствовала, как все во мне меняется. Размягчались окаменевшие мышцы, кожа становилась эластичной, кровь вскипала фонтанами, и, когда я уже теряла сознание, у меня выросли крылья. Казалось, я вся теперь состояла из одних только крыльев. Они росли, ширились, удлинялись. Широко раскинув их, я приняла Тадзиму. И они продолжали трепетать и трепетали без конца. Я была счастлива.

Когда все свершилось, когда Тадзима, отдав все силы, чтобы превратить меня в бабочку, замер на моей груди, я укутала его крыльями, плотно сомкнув их. Но и сомкнутые, они трепетали. Мы долго так пролежали. Тадзима и я были вместе. Мой кокон, некогда стоявший стеной между нами, рассыпался в прах. Я чувствовала горячее дыхание Тадзимы, ощущала удары его сердца, ток его крови.

Потом я поднялась. В ногах была странная слабость, потолок и стены почему-то кружились. Я чувствовала себя неуверенно, словно ступала по пружинящему полу. Мне хотелось за что-нибудь ухватиться… И вдруг я поняла: я же лечу! Поэтому комната и казалась такой шаткой, неустойчивой. И тут, ощутив наслаждение полета, я легко запорхала в воздухе. Свободна!.. Наверно, должно пройти некоторое время, чтобы я привыкла к своему новому состоянию.

– Взгляни на меня! Наконец-то я превратилась в бабочку!.. Правда, красивая?

Усевшись на край кровати, Тадзима рассеянно смотрел на меня. Трудно было поверить, что совсем недавно этот мужчина отдавался неудержимой страсти. Он хотел сокрушить меня, но победила я. Распластав, словно напоказ, полупрозрачные голубые крылья, я парила над его головой. Во мне бил неиссякаемый источник радости. Я смеялась, плакала и без конца повторяла: