Франц пришёл подтянутый и строгий.

— Прощайте, Франц. Может быть, мы никогда не увидимся.

Лемке огляделся.

— Здесь не место торчать шофёру. Вытребуйте меня у генерала на час раньше. Автомобиль — самое подходящее место для разговоров.

— Отец, наверно, и не подозревает, что его автомобиль превратился в конспиративную квартиру на колёсах.

— К счастью, нет!

Через четверть часа они сидели в автомобиле. Вместо того чтобы ехать на вокзал, Лемке кружил по городу.

— Выкиньте из головы ваши сомнения! Где бы вы ни были, оставайтесь сыном своего народа.

— Мне надоело, — резко сказал Эгон. — Все твердят на разные лады: служи Германии, будь немцем!

— Нет, доктор, все мы говорим о разном. Просто «быть немцем» — это вовсе не то, чего я от вас хочу. Быть честным — вот что нужно.

— То-есть… быть с вами?

— Да!.. А то, что мы все говорим о Германии, должно вам доказать, что она не перестала существовать, хотя каждый из нас и вкладывает свой смысл в слово «Германия».

— Той Германии, о которой говорите вы, Франц, больше не существует. Они перекраивают её на свой лад. Теперь, когда между Гитлером и генералитетом нет разногласий, наци крепче, чем когда-либо.

— А вы уверены, что между ними все ладно? Рейхсвер снёс это тухлое яйцо — Гитлера. А такая курица, как рейхсвер, не сможет примириться с тем, что ею командует её же цыплёнок. Генералы хотят стоять на горе и командовать. А там стоит ефрейтор с шайкой штатских купцов.

— Вы — моя совесть, Франц, — грустно сказал Эгон, — а от совести-то я и хочу скрыться.

Лемке вынул из кармана конверт.

— Передайте Цихауэру, — сказал он.

— Сумка снова пригодилась? — улыбнулся Эгон.

Автомобиль остановился перед вокзалом.

В подъезде вокзала Эгона ждали Бельц и Винер.

Через несколько минут Винер, Эгон и Бельц были в купе.

Штризе и Эльза ехали отдельно, в третьем классе.

Стук колёс становился все более частым. Он гулко отдавался в обшитом деревом вагоне третьего класса. Мимо окон мелькали дома Шенеберга. На стрелке Эльза едва удержалась на ногах. Держась за стенку, она прошла в купе.

Штризе предупредительно очистил ей место у столика. Она молча уставилась в окно. Штризе предложил ей журналы. Она взяла их, но, не раскрыв, уронила на колени.

Поезд набирал ход. Движение вагона становилось все более плавным. Его больше не швыряло на стрелках. За окнами прошли увенчанные сиянием неона радиомачты Кенигсвустергаузена.

Но вот и эти огни исчезли. Берлина больше не было. Неужели правда, что она вырвалась? Живая? Эльза сдерживалась, чтобы не заплакать. Может быть, в чужой, свободной стране ей удастся вылечить тело и душу?

Эльза оторвалась от окна. За стеклом осталась только пустая темнота ночи. Изредка мелькали огни, от быстрого движения поезда сливавшиеся в сверкающие полосы. В дверях купе показался Эгон.

— Я за вами! Идёмте ужинать, — приветливо сказал он молодым людям.

Эльза колебалась. Она чувствовала себя плохо, но соблазн побыть с Эгоном был слишком велик.

Штризе вёл Эльзу по коридорам раскачивающихся вагонов.

Бельц весело помахал им рукой из-за столика. Рядом с Бельцем гордо топорщился чёрный клин бороды Винера.

— Сюда, Пауль, сюда! — крикнул Бельц.

Для этих двух не происходило ничего особенного. Через месяц или через год, но те же огоньки за окном будут для них мелькать в обратном направлении. Они это знали и были спокойны.

Бельц подул в кружку, чтобы отогнать пену, сделал глоток и громко сказал:

— Пильзен! — Он обвёл спутников взглядом. — Я пью за Пильзен, господа! Честный немецкий Пильзен. К чорту Пльзень. Мы покажем чехам их настоящее место. Прозит, господа!

Штризе высоко поднял свою кружку.

— Да здравствует немецкий Пильзен!

Остальные молчали. Винер натянуто улыбался. Эльза смотрела в чёрную пустоту окна. Эгон уставился в карту кушаний.

Едва успев поздороваться с вошедшим в номер Роу, Монти быстро проговорил:

— Вы должны меня выручить, Уинн!

— Постойте, не так поспешно.

— Вы не понимаете, Уинн, мне дорога каждая секунда. Мы…

— Кто это «мы»?

— Я и Бен… Ну, Бен и я…

— Зачем вы здесь и притом вместе?

— Мы — миссия… Миссия доброй воли!

— Добрая воля — и вы? — Роу расхохотался.

— Правительство его величества хочет избежать войны в Чехословакии.

— Правительство его величества всегда хочет избежать маленькой войны, чтобы дать возможность вспыхнуть большой…

— Пусть, пусть так. — Монти умоляюще взглянул на Роу: — Выслушайте же меня!

— Выкладывайте. — Роу поудобнее устроился в кресле. — Только имейте в виду: каждое слово, которое вы тут произнесёте, будет известно немцам.

— Что же делать? — растерянно спросил Монти.

— Не говорить.

— Но мне очень нужно!

— Тогда взять две подушки и одною накрыть телефон, другою — вон ту вентиляционную решётку.

Пока Монти торопливо выполнял это указание, Роу старательно набивал трубку.

— Теперь, пожалуйста, по порядку… Итак: вы с Беном в Берлине…

— Проездом в Чехию. Правительство его величества желает умиротворения чехов, которые могут потерять голову и начать защищаться от притязаний Гитлера.

— Так. Это понятно.

— Бен сейчас на приёме у рейхсканцлера. Они консультируют…

— Это тоже понятно: «консультируют». Гитлер пугает лорда Крейфильда тем, что свиноводство того пострадает, если чехи не отдадут Гитлеру Судет.

— Боже мой, вы неспособны быть серьёзным в такой момент! Вы должны разузнать, зачем едет в Чехию самолётный фабрикант Винер.

— Вероятно, за тем же, зачем там копошатся уже тысячи немецких коммерсантов: прибрать к рукам что можно!

— Кажется, интересы Винера столкнулись с моими.

— Тем хуже для вас. Винер — это генералы.

— Напротив, он с ними в ссоре.

— Был. — Роу многозначительно поднял руку с трубкой. — Теперь он не только работает на них, но они попросту являются его компаньонами.

— Кто?

— Шверер и Пруст.

— Я должен их опередить. Нам очень важно получить Вацлавские самолетостроительные заводы в Чехии.

— Кому вам?