Я как-то сказал: спасибо, что не пытаешься справиться в одиночку. Ты вздохнул и ответил честно, что без меня не уверен в исходе. Я сглотнул комок в горле и отозвался: зови всегда. Неважно, какие противники. От прошлого я тебя избавить не могу, но стою за тобой и буду стоять. Значит, и здесь победим.

И здесь.

Машинально поднимаю руку, дотрагиваюсь до шрама на скуле: сколько ссадин сошло, а тут след остался. Зримое напоминание об Одайбе.

Когда я уже тут, в Париже, обмолвился, что мне эта отметина важна, ты усмехнулся: кто считал, что боль не подходит для создания воспоминаний? Я возмутился, указал на разницу между случайностью и намерением, но твои доводы оказались убедительнее. Я только потребовал признать, что боль не лучшее средство. Ты с готовностью согласился…

Ты бережно отводишь мою ладонь от лица:

- Рицка, я жду.

Я встряхиваюсь. Ладно, в любом случае от разговора не уйти. И я тебя всё равно поймаю, что бы ни было.

Перехватываю у тебя вынутые из заднего кармана сигареты:

- Начинай, ты первый. Сначала хочу послушать твои выкладки.

Так будет немного безопасней.

Поворачиваю пачку, вглядываясь в переливающуюся голограмму на акцизной марке, а ты негромко хмыкаешь. Что, твоими движениями кручу? Я придвигаю к тебе чашку:

- Займи руки.

Ты действительно обхватываешь её ладонями и смотришь на поверхность каркадэ, будто рассчитываешь вычитать там план действий. Очки мгновенно запотевают, ты снимаешь их, откладываешь в сторону – на таком расстоянии они не нужны.

- Допустим, Яёи-кун заявил о планах поехать в Париж и увидеться с нами, – ты отпиваешь глоток исчерна-красного чая и не морщишься. Морщусь я. – Предположим, что он рассказал об этом по телефону Юйко-тян или кому-нибудь ещё.

- Идиот, – цежу я, стараясь не заводиться заново. Очень хочется схватить Яёи за грудки и тряхнуть, чтоб зубы клацнули.

- Возможно, – соглашаешься ты ровно. – Но он мог забыть о просьбе или счесть, что у нее истёк срок давности.

- Мы же говорили! – я бью кулаком по столу и тут же разжимаю пальцы. Если у тебя очки слетят на пол, то новые раньше чем через два дня ни одна оптика не сделает. – Предупреждали! Что даже через десять лет!..

- Рицка, какая разница, – ты мерно отстукиваешь ритм по боку чашки. – Сказанного не воротишь. К тому же мы живём в двадцать первом веке – было бы наивно верить, что мы скрылись навсегда. Мир слишком прозрачен, чтобы исчезнуть, даже если бы мы сменили имена. Наша организация…

- Отслеживает перемещения, как минимум, – вворачиваю я мрачно. О возможности прослушивать телефоны лучше даже не думать. – А тут ещё Сэймэй. Надо было уезжать в Австралию, на их территориях и сейчас пропасть нечего делать!

Ты качаешь головой:

- Мы не преступники, нельзя прятаться там, где нет нормальной жизни. Ты должен учиться, я работать. У меня наконец есть собственная студия и ученики, ты заканчиваешь лиценциат… Что мы сделали неверно?

- Ничего, – губы сводит нервная улыбка, я тру рот, пытаясь её согнать. – Разве что не сыграли по чужим правилам. Кое-кому, наверное, до сих пор обидно.

- Разумеется. – Ты смотришь в пространство и сощуриваешься, будто видишь конкретного «кое-кого». – Рицка, если нас вынудят, будем биться.

- Снова, – я зажмуриваюсь, низко опускаю голову.

- Сколько потребуется.

Пачка сминается в пальцах – понимаю, когда слышу хруст целлофана. Не люблю такой твой голос: он успокаивает и одновременно страшно злит.

- Я не хочу убивать, Соби. Понимаешь?

- Смерть в поединке не убийство. – Ты встаёшь, обходишь стол и останавливаешься за моей спиной, опустив руки мне на плечи. – В Системе другая логика.

- Да во всём втором слое другая логика! – если бить кулаком об кулак, очки и чашки не пострадают. – Достало! Не хочу больше грузить Систему для боя! Почему нельзя просто жить?!

- Потому что мы вместе, – ты целуешь меня в макушку и отступаешь. – Возлюбленный вряд ли забудет выбор не в свою пользу.

- Это точно, – я рывком отодвигаюсь от стола. – Игрушки против хозяина выступили.

Ты успел сесть, и я вижу, как с твоего лица внезапно сбегает краска.

Ещё раз произношу про себя последнюю фразу. Ты что… Ты что!

- Соби, прекрати сейчас же! Я между прочим во множественном числе сказал, о нас обоих!

- Я слышал, – ты безуспешно пытаешься улыбнуться.

Вскакиваю и кидаюсь к тебе. Очень хочется себе врезать: пять минут назад боялся, что тебя воспоминаниями заденет, а сам…

Ты обнимаешь меня в ответ – крепко, почти больно. Притискиваю тебя, чувствуя, как ты вздрагиваешь, глажу по спине:

- Соби, извини, правда.

Ты тепло вздыхаешь, прижимаясь лбом к моему солнечному сплетению:

- Не за что.

У тебя там воздух ещё остался? Я с усилием размыкаю руки.

Ты поднимаешь голову, устраиваешься на табурете удобнее и настойчиво тянешь меня к себе.

Темнота за окном не окончательна. Её то тут, то там прорезают жёлтые круги фонарей, изредка по стенам проходит свет фар. Ты погасил бра – едва достав до выключателя, но не отпустив меня.

Я смотрю в небо за окном и бездумно скольжу кончиками пальцев по твоему лицу. Без очков удобно, можно не прерываясь от виска до подбородка провести. Тебе иногда щекотно, ты трёшься об мою ладонь – и снова тянешься за прикосновением.

- Завтра, когда пойдём гулять с Юйко, поставь самый сильный отвлекающий щит, какой возможен без боевой загрузки, – я вслушиваюсь в ровный стук твоего сердца под ладонью. – Соби?

Ты киваешь:

- Хорошо, я загружу Зеркало. Но… – ты упираешься подбородком мне в плечо и ждёшь, пока мы встретимся глазами: – Если Возлюбленные всё же отследили один из звонков Яёи, им известен город. Не забывай, закрыться от досужего внимания и от прицельного поиска не одно и то же.

- Твоя сфера поражения, – прерываю я, поняв, к чему ты ведёшь. Её до конца никаким щитом не скроешь, разве что постоянно контролировать, а так и свихнуться недолго.

- И наши энергопрофили, – добавляешь ты задумчиво.

Да, верно. Щиты, конечно, приглушают силовой фон, но они же и сами по себе фонят, пусть меньше! А с Зеркалом, если Акаме выведал наше местоположение, будет то же самое, даже хуже.

- И какова, на твой взгляд, вероятность, что они здесь?

Ты сдвигаешь брови, сопоставляя шансы:

- Я полагаю, примерно один к пяти. Нашу защитную сферу я ставил на случай внезапной атаки.

- З-замечательно, – от вернувшегося беспокойства сидеть становится невозможно. Я поднимаюсь, но не отхожу. – Ты оптимист.

- Я реалист, – возражаешь ты спокойно.

- Значит, закрываться бессмысленно?

- Не знаю, – ты о чём-то задумываешься. Потом негромко хмыкаешь своим соображениям и подтверждаешь: – Думаю, да.

- Ладно, – я прохожу к окну, прислоняюсь лбом к стеклу. – То есть если Возлюбленным известен город, Зеркало от них не спасёт, а привлечь может. Тогда не будем ставить, не траться.

Мелкий снег сеется в свете фонарей, занавешивает горизонт. Снежинки кружатся в безветренном воздухе, спускаются на крыши, на деревья. Снег… В Токио он практически не ложится. А здесь минус пять в январе обычное дело.

Ты тоже встаёшь, делаешь пару шагов по кухне – правильно, я не пушинка, чтоб по полчаса на коленях держать.

Подходишь, опираешься одной рукой о подоконник, другой меня обнимаешь:

- Если поблизости запустят Систему, мы успеем среагировать. Мы же не беззащитны, Рицка.

- Угу, – я всматриваюсь в сыплющуюся с неба крупку, накрываю твою ладонь своей. – Знаю, просто… Опять всё заново.

- Мы выдержим, сколько потребуется.

- Без вариантов, – обещание на обещание. – И выдержим, и выживем.

Ты придвигаешься теснее, касаешься губами моего виска. Да… ты тоже помнишь, я знаю.