Эх, закурить бы трубочку! Но в замке курить не полагается. Хозяйка даже сквозь стены дым чувствует, как дракон — человечий дух.

Ризничий, видя, что все его правдивые истории называют «враньем», решил больше ничего не говорить. А как только замолчал, сразу уснул, откинув голову на спинку стула и разинув рот. И спал так сладко, что преподобный отец ему позавидовал.

Но зависть его длилась недолго, ибо добрый человек принялся вовсю храпеть. Он выводил кошмарные рулады, от свиста до посапывания, и преподобный отец временами вынужден был увещевать его не храпеть так непристойно.

Наконец часы на башне замка пробили полночь. Тогда священник окончательно растолкал ризничего.

— Проснитесь, я привел вас не для того, чтобы вы тут спали.

Ризничий тер спросонья глаза, священник вынул табакерку, чтобы нюхнуть табачку и прогнать сон, но вскоре сонливость обоих мужчин как рукой сняло. Не успел смолкнуть дрожащий звон двенадцатого удара башенных часов, как раздались призрачные звуки подземной мессы.

В полуночной тиши ясно слышался голос священника, заученно монотонно тянувшего благочестивые фразы латинских молитв, потом грянул хор, временами доносились звуки музыки, похожей на органную, только более резкой, словно кто-то дудел в нос, подражая органу.

От этих искусительных звуков его преподобие господин Махок содрогнулся, по всему телу его побежали мурашки.

— Ах! Вы слышите? — обратился он к ризничему.

— Как не слыхать! Где-то идет служба.

— Здесь, под нами?

— В склепе.

— Что же это такое?

— Бесовская месса.

— Да восхвалят господа добрые души, — пролепетал его преподобие, три раза осенив себя крестным знамением.

— Видно, и злые души его восхваляют.

Доброе мнение ризничего о злых душах быстро было опровергнуто, ибо вслед за самым торжественным антифоном из склепа грянул дьявольский хорал: «Зайди ко мне, моя роза, зайди сюда, я один. Два цыгана играют на скрипке, только я пляшу один». Конец песни слился с адской какофонией звуков, визгливым смехом, гиканьем, женским визгом и мужским гоготом.

Если его преподобие дрожал уже при благочестивом соло, то, когда вступил богомерзкий хор, он и вовсе чуть не лишился чувств от страха. Руки-ноги у него онемели, на лбу выступил холодный пот.

— Это дело рук самого сатаны! Именно так говорила ему графиня.

— Михай! — сказал он, лязгая зубами. — Вы слышите, Михай?

— Как не слыхать? Разве я глухой? Там, внизу, злые духи шабаш справляют.

Тут раздался звон колокольчика, шум стих, и голос продолжил мессу.

— Что делать? — спросил господин Махок.

— Что делать? Спуститься в склеп и изгнать злых духов.

— Как? Одним?

— Почему одним? — хорохорясь, сказал Михай. — Пойдем с именем отца небесного на устах. И потом, нас двое. Будь я священником да будь на мне епитрахиль, а на голове четырехугольный берет, я и один бы спустился туда со святой водой, крикнул: «Apage satanas!»[30] — и изгнал все адское отродье.

Его преподобие устыдился, что у ризничего храбрости и веры, необходимой для борьбы с нечистой силой, оказалось больше, чем у него.

— Да ведь я бы с радостью пошел, только вот подагра в ноги вступила, колени согнуть не могу.

— Сраму не оберешься, ежели мы, услыхав, как галдит нечистая сила, спуститься к ней не посмеем.

— А если меня ноги не держат?

— Вот что я скажу. Садитесь-ка, преподобный отец, мне на плечи, возьмите в руки святые дары, а я понесу фонарь.

От этого предложения уклониться было нельзя. Священник вручил душу богу, взял себя в руки и решил сразиться с адскими силами святым оружием веры.

— А не разбудить ли нам еще кого-нибудь? Весь дом поднять и двинуться крестным ходом на врага!

— Да ведь в доме одни робкие девицы, им хоть целый замок посули, носа из-под одеяла не высунут, как услышат, что тут привидения бродят. А мужчины сюда войти не могут, потому как все двери на запорах.

Пришлось господину Махоку отважиться и идти на тяжкую битву с одним помощником.

— Ну, пошли!

Михай присел на корточки перед священником и поднял на плечи драгоценный груз.

— Вы только не уроните меня! — предостерег господин духовник, сидя на нем, как Анхиз на Энее.

— Не извольте беспокоиться. У меня спина не переломится.

Михай взял в руки фонарь, подал попу дароносицу и отправился в путь.

В коридоре было еще холоднее, чем в оранжерее. Маленький тусклый фонарь в руке Михая отбрасывал короткий луч на стены, вдоль которых они проходили и на которых с обеих сторон в больших почерневших рамах появлялись и исчезали старинные портреты витязей в латах: то были героические бондаварские предводители — витязи и младшие военачальники, водившие во времена оны войска против турок, венецианцев и куруцев. Они, казалось, призывали духовных воинов: «Вперед, вперед, там внизу вы найдете нас всех за спинками стульев наших господ!»

В середине коридора был спуск в подземелье замка. Он закрывался железной дверью. Его преподобие лишь тогда вспомнил, что у двери есть ключ, а его-то он забыл в оранжерее. Пришлось ему скакать верхом на ризничем обратно. У входа в оранжерею Михай рискнул заметить, что некий твердый предмет больно бьет его по ребрам, а вдруг это и есть упомянутый ключ, который преподобный отец положил в карман сутаны? Господин Махок сунул руку в карман и на самом деле обнаружил там ключ. Итак, им пришлось в третий раз пройти сквозь грозный строй портретов древних витязей до сводчатого входа на лестницу.

Ключ со скрипом повернулся в замке, в нос вошедшим тотчас ударил тяжелый затхлый запах, какой обычно бывает в редко проветриваемых подземельях.

— Дверь оставим открытой, — сказал священник, подумав о том, не придется ли им возвращаться ускоренным темпом.

Они начали спускаться по лестнице.

Господин Махок заметил, что с каждой ступенькой скакун под ним дрожит все сильнее, еще больше, чем он сам: поэтому его преподобие крепче вцепился левой рукой в воротник Михая, а ногами изо всех сил сжал его шею.

— Аи! Ваше преподобие! Не сжимайте мне шею, я задохнусь.

У-ух, а это что такое? Над их головами пронесся какой-то черный предмет.

Летучая мышь! Предвестник призраков!

— Сейчас дойдем! — подбодрил наездника Михай, и зубы его лязгнули.

Пока они спускались по винтовой лестнице, шум из-под земли едва доносился, но как только они добрались до подвального коридора, снова грянула ужасная какофония во всем своем адском великолепии.

Коридор был длинным, одно его крыло шло влево от лестницы к подвалам, другое — в склеп. Прямо напротив лестницы был еще один коридор, ведущий наружу и заканчивавшийся железной решетчатой дверью, к которой вели восемь приступочек и через которую свободно проникал воздух с улицы.

— Ух ты! Сквозняк чуть не задул наш фонарь! — вскрикнул его преподобие.

Сквозняк? Хорошо, если бы сквозняком все и ограничилось! Но стоило Михаю сделать три шага по направлению к склепу, как тотчас выяснилось, что их там ожидает.

В противоположном конце коридора полыхало синеватое пламя, похожее на огни, что в ночь святого Георгия, когда «очищаются деньги», пробиваются из-под земли в тех местах, где зарыты клады.

А у синеватого пламени, не то стоя, не то сидя, копошился белый карлик, ростом не более трех футов, но с огромной несуразной головой.

Как только безобразный карлик увидел приближавшихся людей, синеватое пламя высоко взметнулось, осветив бледным мертвенным светом весь коридор; в этом свете карлик вдруг начал медленно расти вверх сначала до шести футов, затем до восьми и наконец до двух саженей. Тень карлика, которая была еще длиннее, вытянулась на мраморном полу; полыхавшее серое пламя заставляло его извиваться, словно черную змею, а сам призрак, подняв голову, бычьим ревом разбудил эхо под сводами подвала.

Михаю большего и не требовалось. Он повернулся вместе со своим грузом и понесся во всю прыть обратно. В середине коридора была одна-единственная роковая ступенька, ризничий ее не заметил, споткнулся и — хорошо еще язык не прикусил! — растянулся на каменном полу вместе с сидевшим на нем его преподобием. Падая, он разбил фонарь, свет погас, и, оставшись в темноте, оба духовных лица, перегоняя и толкая друг друга, пустились бежать куда глаза глядят. Собственно говоря, глаза их ничего не видели, ибо наступила адская темнота и двигаться они могли лишь на ощупь. Вход на лестницу беглецы не смогли бы найти, обладай они всей мудростью мира, вместо него они попали в коридор с решетчатой дверью, сквозь которую ласково светила луна. К ней они и устремились. И вот они уже стояли перед дверью. Неизвестно как Михай открыл дверь, и они выскочили наружу.