— Не знаю, но там такая толпа…

— Перестаньте мучиться, — сказал Кленов. — Вы его не усечете. Это все самовнушение. Чудес не бывает.

Клавдия взглянула на часы — было ровно шесть.

И сердце у нее ухнуло в какую-то холодную черноту.

Именно в этот момент… Именно сейчас, в эти самые секунды — все и происходит.

Это было невыносимо!..

— Знаете, что самое страшное? — спросила она Кленова.

— Знаю — смерть, — спокойно ответил он.

— Нет. Наверное, той женщине, которую сейчас убили или сейчас убивают, не так страшно, как мне. Потому что я знаю… Господи, что я говорю?..

— Да, — согласился Кленов. — Я тоже терпеть не могу всяких там предсказателей, хиромантов, пророков. Лучше встретить смерть неожиданно.

— Но где? Где он сейчас?!! — Клавдия ударила кулаками по карте Москвы, словно могла прихлопнуть неизвестного убийцу.

Дверь открылась сразу. Даже не пришлось ничего выдумывать, потому что не спросили: кто там?

Легкий толчок в грудь — и мы в квартире. Я закрываю дверь на лестницу. Все, мы одни.

— Ты?!! — И огромные удивленные глаза.

— Я. Не узнаёшь?

— Честно говоря, узнать трудно. А зачем ты?.. Если ты считаешь, что я… В общем, моей вины нет! Я не…

Нет, дальше говорить скучно. Дальше начнутся оправдания, стенания, мольбы. Я могу передумать, но я не хочу менять своего решения.

Я делаю шаг вперед. Поближе к этим глазам, к этому невыразимому удивлению.

— Не надо!!! Умоляю!! Не надо…

Ну вот, так и есть — мольбы и стенания. Как в самом деле скучно. Почему же никто не хочет платить по счетам? Почему все норовят ускользнуть?

— За твои грехи, — тихо говорю я.

Никакой посторонней силы. Теперь только я. Меня никто не ведет.

От удара голова сильно дергается и пытается соскользнуть с лезвия. Приходится прижать ее к острию.

Часы забили, как колокол — шесть раз.

Глаза становятся черными. Мертвыми. Хорошо.

Сюда мы положим искупление.

А здесь проведем границу, вот такую — широкую, красную, горячую…

Надо все хорошенько запомнить. Надо ничего не забыть. Так, здесь крест.

Почему-то нет ненависти. Почему-то нет вообще никаких чувств — пустота и скука. Как будто меня обманули, провели, как ребенка.

Нет, это невозможно. Так долго ждать и так обмануться!

Ах ты, гадина, сволочь! Мерзость!..

Часы ударили еще раз.

Пора идти. Домой.

Нож кладу в карман. Мою руки в унитазе.

Как все противно и скучно.

В этот момент зазвонил телефон…

Телефон зазвонил, как это всегда бывает, неожиданно.

— Да! — закричала Дежкина, словно уже знала, что скажут ей.

— Дежурный по городу майор Каратов…

Клавдия закрыла глаза. Теперь она мысленно умоляла неведомого майора Каратова сказать, что за время его дежурства чрезвычайных происшествий не случилось. Ведь это даже невероятно, что так быстро звонит обязательный майор. Может быть, ошибка?..

Кленов встал. Те же мысли пришли и к нему. Он смотрел на лицо Клавдии и старался угадать, что она слышит. Как-то вдруг забыл играть в непроницаемого психолога, и все его бешеное «вдруг» стало очевидным и таким трогательным.

Клавдия положила трубку.

— Где? — спросил Кленов.

— Медведково, — сомнамбулически выговорила Клавдия.

— Когда, почему так быстро? Это не ошибка?

— Нет, соседи договорились… Позвонили, никто не ответил, решили спуститься…

— И кто же она?!

Клавдия только в этот момент подняла на Кленова глаза и испуганно проговорила:

— Не она… Это был мужчина…

Марин Юрий Яковлевич, сорок восьмого года рождения. Строитель-каменщик, разведен, живет один.

Клавдия была на квартире этого человека, видела его труп, а теперь рассматривала веселую фотографию, где Марин был одет в матросский костюм и изображал пирата.

Обыск в квартире ничего не дал. Ни одного отпечатка пальцев, кроме хозяйских, конечно, ни одной зацепки.

«Ну и чем ты ему не угодил, Юрий Яковлевич Марин? Чем ты его так заинтересовал, что он даже изменил своей натуре?»

— Привет всем! А чего я вам привез!.. — Дверь распахнулась, и в кабинет вошел сияющий Чубаристов. — Такое видели в начале весны?

Клава оторвала взгляд от дела и подняла голову. Улыбнулась одними губами и сказала:

— Одиннадцатое марта…

«Нет, не станет этот маньяк просто так менять свою схему. Должен быть для этого какой-то очень серьезный повод. Какой?»

Чубаристов внимательно посмотрел на Клавдию, даже провел перед ее глазами рукой. Та не отреагировала.

— Та-ак, понятно. Не спали, не ели, не жили… — Виктор аккуратно водрузил на стол огромную пахучую дыню. — И мне тут никто не рад. Самому, что ли, ее лопать?.. Ладно, выкладывай, что случилось? Эй, Клавдия! Это я, почтальон Печкин, принес тебе посылку с юга!

Клавдия уставилась на него так, словно и вправду только что заметила.

— Так чего там у тебя?

— А, Виктор… Много чего…

— Так серьезно? — Виктор сел на краешек стула и приготовился слушать.

— Дальше некуда, — тихо сказала Клава. — Как приятно пахнет твоя дынька.

Виктор долго молчал и наконец сказал:

— Покажи. Дай почитать.

— На. — Клава протянула ему папку. — Как там Сочи?

— Ночи очень темные, — ухмыльнулся он и углубился в первую страницу.

Нужно заметить, что простой смертный в правильно оформленном уголовном деле не поймет решительно ничего. Какие-то длинные нудные описи имущества, судебно-медицинские заключения, протоколы опроса свидетелей, которые по нескольку раз говорят одно и то же. Какие-то клочки бумаги с обрывками предложений, и фотографии, фотографии, фотографии. Разобрать ничего невозможно.

Зато любой профессиональный следователь читает все эти скучнейшие разрозненные сведения как настоящий детективный роман. Простая опись имущества сразу дает представление о человеке, о его работе, материальном положении, о его привычках. Заключения судебно-медицинских экспертов могут нарисовать почти всю, если не всю картину убийства. Не говоря уже о показаниях свидетелей. В этих, казалось бы, однообразных протоколах хороший следователь найдет массу нюансов. Его наметанный глаз выхватит такие мелочи, которым простой смертный никогда не придаст значения. Но в мелочах-то и кроется дьявол.

Бегло просмотрев дело, Чубаристов захлопнул папку и аккуратно, как бомбу замедленного действия, положил ее на стол перед Дежкиной.

— Ну и что ты об этом думаешь? — робко поинтересовалась Клава.

— Ничего хорошего. — Он вздохнул и достал из кармана складной нож. — Давай лучше дыню есть, а то мне на доклад к главному надо.

— Давай есть. — Клава отложила папку в сторону.

И все-таки что-то здесь не так. Ну казалось бы, что тут такого — убивал этот псих женщин, а потом вдруг переключился на мужика. Но все не так просто. Это как если бы нормальный мужчина всю жизнь спал с женщинами, а потом вдруг переключился на мужчину. Просто так не бывает. Или этот Марин как-то связан с его предыдущей жизнью, или маньяк уже вообще соскочил со всяких тормозов и скоро начнет убивать маленьких детей. Ну где же этот Кленов? Странно, когда он говорит, все кажется ясным и понятным. Но потом понимаешь, что ничего он не объяснил, и объяснить не может.

— На, попробуй. — Чубаристов поставил перед Клавой сочный медовый полумесяц и вышел, сказав: — Я к шефу. Через полчасика приду. Не знаю, может, попрошу его, чтобы подключил и меня к этому делу.

Как же, подключат его. Снимут с Гольфмана, с Долишвили и дадут заниматься этим призраком. Никогда.

Клава откусила кусочек дыни и приятная душистая сладость растеклась по языку. Сразу вспомнились отпуска в Батуми. Взморье, дельфинарий, дешевое домашнее вино, от которого становится так легко в голове, Максимка, который еще не выговаривал букву «р», как сейчас Витька. И Федор. Молодой, стройный, красивый. И влюбленный в нее по уши. Один раз он рано утром, когда Клава еще спала, накрывшись одной простыней, встал, сбегал на базар и принес целую сумку фруктов. Айву, огромные сливы, виноград, мягкие, просвечивающие груши. И дыню. Раза в полтора больше, чем эта. И сладкую-сладкую. Как его губы, которые целовали ее голые, бронзовые от загара плечи, пока она ела эту дыню, смеясь от щекотки. А он целовал ее и умолял, чтобы она не смеялась так громко, а то услышат соседи за фанерной перегородкой…