Я посмотрела в его сияющие золотом глаза, чувствуя, как эти омуты неумолимо затягивают, лишая последней воли. У меня хватило сил оглянуться назад, прежде чем чьи-то руки сомкнулись на моей талии, оттаскивая назад.

Норды стояли, замерев, Рант пребывал в каком-то задумчивом состоянии, явно анализируя сложившуюся ситуацию, а вот Вортон… Мне захотелось закричать, что я жертва, что хотела помочь, но не смогла. И если Вослав умрет, то никто не поверит в мою невиновность.

Глаза Вортона горели такой злобой, что я почти не сомневалась, кому она предназначена. Кем бы не являлся этот мужчина, но он рассчитал все верно. Сейчас стоя с обнимающим меня незнакомцем, с окровавленными руками, и блаженной улыбкой на лице, я смотрелась настоящей предательницей (читай идиоткой). И самое страшное не могла сказать ни слова.

— Прошу прощения за моих маленьких друзей, — бархатным голосом сказал он, намекая на горгов, — но эта милая госпожа, так отчаянно призывала меня, что я не смог устоять перед искушением…повидаться с Фениксом. Вы, я смотрю совсем не против, если я похищу эту огненную птичку.

Я против! Я не хочу! Вортон, Рант, ну что же вы? — я задергалась в руках незнакомца, но было поздно. Свет померк, исчезла печально выглядящая поляна, а вместе с ней и незнакомец.

Теперь меня окружал полумрак помещения. Большая мрачная комната, почерневшее дерево стен, пола, потолка и подозрительная чистота. Завешенное темной тканью окно, сквозь которую пробивается яркое полуденное солнце. Позади меня широкая деревянная лестница ведущая вверх и вниз. И тишина…ни шороха, ни звуков леса, как в гробнице.

Я покрутилась на месте, не решаясь осмотреть помещения наверху, а тем более внизу. Но стоять и ничего не делать, оказалось выше моих сил, я решила подняться наверх и развеять свои страхи, ну или быть ими битой.

Два пролета лестницы привели меня к двум дверям, одна из которых оказалась безнадежно заперта, а другая с натужным скрипом распахнулась. Здесь темнота подсвечивалась бледным светом, который исходил от единственного украшения — мраморного барельефа, который находился на дальней стене. Он был неуместен на голых, черных досках стен. Я подошла ближе, внимательно вглядываясь в тонкие черты лица, будто бы замершего на секунду молодого мужчину. В пустых глазах застыла скорбь, руки сжаты в кулаки, голова опущена вниз, а волосы рассыпались по плечам. Поза покоренного человека — у которого отобрали все…

Рядом с ним хотелось сесть и потосковать, вспомнить всех оставленных позади: друзей, врагов, просто мир, ставший чужим, и быть может зарождавшееся чувство чистой любви. Но как бы там ни было, пусть лучше рано, чем поздно. Сейчас еще можно забыть, решить, что это приснилось, и словно дурной сон прогнать прочь, за кромку света.

Я подошла вплотную к странному, но такому совершенному произведению искусства, и осторожно прикоснулась к мраморному лицу. Камень показался мне слегка теплым, и я положила ладонь ему на грудь, послышался тихий вздох. Чуть было не вскрикнув, я отпрянула от барельефа, чувствуя, как сердце медленно опускается куда-то вниз. Оглядевшись и выглянув за дверь, поняла, что этот вздох нарисовало мое больное воображение, а вокруг, как и прежде ни одной живой души.

Нужно просто сесть и подумать для чего я здесь и кем является тот незнакомец, так элегантно подставивший меня перед нордами. Но сидеть не хотелось, думать нормально не получалось, а взгляд постоянно замирал на странном каменном мужчине. Я подошла и опустилась на колени у его ног, снизу было лучше видно его лицо, которое не давало моему воображению покоя. На языке вертелся глупый вопрос, который и задавать-то оказалось некому.

Кто ты? И почему, мне все время кажется, что я тебя знаю? — стремительно поднявшись, я обе руки положила ему на лицо. Жест бы показался слишком интимным, если бы на месте скульптуры находился живой мужчина. И снова тихий вздох, и дрогнувшие губы на мраморном лице. Страх растекся по телу моментально, примораживая ноги к полу, и не давая сделать и шага.

Камень под ладонями ощутимо потеплел, став мягким, будто кожа. Я до боли закусила губу, и, собрав остатки воли, заглянула в приоткрывшиеся глаза каменного мужчины. Вопль ужаса огласил пустую комнату, заметался у высокого потолка, вырвался за приоткрытую дверь и заскакал по этажам, создавая мне аккомпанемент многоголосым эхо.

Это был Ним, околдованный чьей-то чужой волей, превращенный в камень, но все еще живой. Ему сейчас было очень больно от бессилия и он безумно страдал. Я бессильно опустилась на пол, глаза наполнились слезами.

— Что мне делать…Ним? — размазывая по лицу бегущие слезы, спросила я вслух, будто могла получить ответ. Сил во мне не осталось, а солнца…я вспомнила окно этажом ниже. Конечно, как же я сразу не догадалась.

Перепрыгивая сразу через несколько ступеней я бежала вниз, чтобы несколько секунд спустя сдернуть темную тряпку с окна. Солнечный свет, словно освежающий душ, хлынул на меня. От прилива сил я блаженно прикрыла глаза, впитывая каждый лучик света. Провалившись внутрь, я радостно отметила, как угли медленно разгораются, перекидывая искры на еще не разгоревшиеся серые клубочки. Так хорошо, мне не было очень давно. Солнечный свет, словно живительное пламя выжигал во мне всю боль, злость и отчаянье, что успело скопиться, шепча при этом слова утешения. Потерпи, будь сильный, бы с тобой, мы не бросим, только верь…

И я верила, совершенно бескорыстно выполняя желание мира, а мир требовал жертв, принесенных добровольно, через боль и слезы, через горе и пролитую кровь. Мир знал цену своей помощи, и не хотел отдавать ее слишком дешево. Мир надо заслужить.

Эти мысли, составляли некий негласный кодекс, жестокий на первый взгляд, но совершенно беспощадный при рассмотрении ближе. Принять дар, и использовать в своих целях, нет, сказки — это невозможно, можно пропустишь тот момент, когда плата окажется смертельной, без права на возвращение.

Я вынырнула неожиданно, меня просто выдернули. Столп света исчез, а темнота ослепляла. Лишь несколько томительных мгновений спустя, я смогла увидеть круг из зажженных свечей, кольцом замыкающийся вокруг меня. За неясным кругом света, лежала пухлыми пучками трава с мясистыми алыми листочками, а прямо под моими ногами был начертан странный рисунок, вписанный в двойную окружность. Я подняла глаза, вглядываясь в чернильную темноту, а она будто того и ждала, чтобы выпустить из себя печально знакомого незнакомца.

— Как чувствует себя мой милый Феникс? — все тем же тягуче-бархатным голосом спросил он.

— Спасибо, неплохо, — тихо и как-то совсем обреченно ответила я.

— Я рад, что доставил тебе несколько счастливых минут. Ведь тебе было хорошо? — "восхитительно", — подумала я, но вслух ничего не сказала, — ты, наверное, уже догадалась, для чего здесь?

Мне оставалось лишь отрицательно покачать головой. На что мужчина печально улыбнулся, будто в этой комнате он жертва, а я беспощадный палач.

— Ты отдашь мне Феникса.

Я чуть не зарычала от ярости, услышав его слова, но вовремя остановилась.

— Ты сумасшедший! Нас нельзя разделить, мы единое целое! — закричала я, делая шаг вперед.

Что мне какие-то круги, да травки! Да я его сейчас голыми руками порву, чтоб не нес ересь! Но я ошиблась, круг пропустил лишь чуть, ног коснулась трава. Вверх полыхнуло мертвенно синее пламя, заставляя отступить, закрывая лицо руками.

Вот значит как? Что ж…

— Что ты хочешь от меня?

Он будто только и ждал моих слов. В метре от меня зажглись свечи, образовывая почти такой же круг, но внутри него лежала алая бархатная ткань. Я не поверила своим глазам, он действительно верил, что сможет разделить единое целое.

— Ты готова? — он внимательно всматривался в мое лицо, выискивая что-то важное одному ему.

— У меня есть два условия, — с вызовом произнесла я, на что мужчина вопросительно вскинул брови, а затем рассмеялся.

— Ты смеешь просить?

— Думаю, ты бы не спрашивал меня, о моей готовности, если бы того не требовал ритуал, — конечно, я блефовала, но сейчас перед смертью шла ва-банк.