7

7

И Айями решилась. Раздевшись до сорочки, придирчиво изучила себя в зеркале. Худа, ребра выпирают. Груди практически нет. Волосы тусклые, под глазами темные круги, у лица землистый цвет. Еще неделя - и превратится в скелет, на который солдаты побрезгуют взглянуть, не то, что офицеры. Ноги стройные, но скоро станут дистрофичными.
Для внепланового мытья пришлось сходить к речке дважды. Покуда грелась вода, Айями вывалила на кровать содержимое шкатулки и перебирала помадные тюбики, рассохшиеся румяна.
Эммалиэ, заметив приготовления, поняла без слов.
- Милая, ты не обязана. Всегда есть выход...
- Есть, - сказала Айями. - Но не сейчас.
Люнечка, увидев сверкающее богатство, накинулась на побрякушки как сорока.
- Мам, это чё? Ой, а это чё за стучка? - перебирала бусы, серьги, кольца - бижутерию без изысков, из стекла и пластмассы. Откуда бы знать дочке предназначение украшений, если Айями ни разу не наряжалась?
Эммалиэ посуровела. Она тоже приняла решение.
Ведра грелись на печке. Обычно соблюдалась очередность: первой мыли Люнечку, затем той же водой споласкивались женщины. Но сегодня приоритет получила Айями, и Эммалиэ добавила в воду несколько капель розового масла, не успевшего выдохнуться за годы войны. Цветочному аромату надлежало перебить запах дегтярного мыла, как и отвару крапивы, предназначенному для ополаскивания волос.
Айями достала с антресоли коробку. В ней лежали туфли - черные, лакированные, на пятисантиметровом каблуке. Айями купила их сразу же после знакомства с Микасом, потратив два ежемесячных заработка. Вроде бы бегала тогда в сандалетках и не задумывалась о красоте и моде, а для Микаса захотелось стать самой-самой. Сможет ли она пройтись в них?
Тушь засохла, пришлось развести водой. А еще придать бровям четкий изгиб и наложить тени - абы как, интуитивно, в тон цвету глаз. Айями никогда не усердствовала с косметикой, да и не особо в ней разбиралась. Все её потуги связывались с Микасом, с его восхищением. Вот и накупила флакончики и коробочки, чтобы выглядеть красивой для любимого. Теперь надеть нитку искусственного жемчуга на шею, вставить жемчужные капельки в уши. Айями сдавленно зашипела - проколы в мочках успели зарасти.
Люнечка старательно копировала мамины движения, умазавшись в туши и в помаде. Но довольная была - страсть, и Эммалиэ не строжилась, видя увлеченность девочки.
А еще Эммалиэ сделала прическу. Подняла волосы и, перевив пряди, закрепила на затылке булавками. И костюм принесла - старомодный, но элегантный, состоявший из блузки с жакетом и юбки. А в довершение - упаковку... с чулками.
- Трофейные, риволийские, - пояснила в ответ на немое изумление Айями. - Муж подарил на годовщину свадьбы, незадолго до смерти. Хотела снохе отдать, но не довелось.
- Красиво, - заключила Айями, сделав оборот возле зеркала, и юбка взметнулась колоколом. - Вы волшебница!
- Пустое. Скажи спасибо папе-генералу, вырастившему капризную дочурку. Весь гарнизон был у меня на побегушках. А мне нравилось изводить ухажеров. Кокетка была и легкомысленная, к тому же, а муж усмирил, - улыбнулась Эммалиэ.
- Значит, у вас династия? И отец - военный, и муж, и сын...
- Получается, так.
Айями вздохнула. Эх, видел бы сейчас Микас!
- Мамоська, ты настоясяя плинцесса! - восхитилась Люнечка, сложив ладошки на груди. Умиленная рожица дочки, увазюканной не хуже страшилища, вызвала у Айями прилив нежности. Пусть Хикаяси не радуется раньше времени, её не пустят на порог.
- Уложу Люню и дождусь тебя у площади, - сказала тихо Эммалиэ.
- Нет, не рискуйте. Я вернусь сама, - ответила Айями вполголоса, чтобы Люнечка не услышала.
- Мам, ты куда? - встревожилась кроха. - И когда вейнёсся?
- Скоро, солнышко. А ты слушайся бабушку, - погрозила Айями, и Эммалиэ освятила её на прощание, приложив пальцы ко лбу и к груди - там, где сердце. Дождавшись, когда Люнечка уснет, женщина опустилась на колени перед образами и горячо молилась, чего не делала уж лет тридцать, после того, как собственной рукой закрыла глаза дочери.

Айями побоялась стучать каблуками по мостовой. Несла туфли в пакете, чтобы переобуться позже. Заморосил дождь, загнавший горожан по домам, и Айями испытала огромное облегчение. Ей казалось, любой встречный сразу бы понял, куда она собралась, и оттого стыд раскрасил щеки не хуже румян. Руки предательски дрожали, и Айями сжала ручку зонта. Слегка кружилась голова - от голода. Разволновавшись сборами, Айями не смогла проглотить и ложки супа, о чем теперь пожалела.
Сегодня Оламирь открыла сразу. Осмотрела напарницу и изогнула бровь удивленно.
- Миленько, миленько. Не ожидала... Нафталином не пахнет?... А впрочем, сойдет. Даганны не больно-то разбираются в нашей моде. Им подавай чистеньких и здоровых.
Оламирь облачилась в черное прямое платье скандальной и неприличной длины, оголившей колени. И макияж нанесла соответствующий, придав лицу трагичность. Вылитая актриса.
- Сразу предупреждаю - моему глазки не строй. Это тот, который у них самый главный. Иначе руки-ноги поотрываю. По-дагански понимаешь?
- Плохо. Вот, записала кое-что, - показала Айями бумажку.
- Я тоже не сильна. Кое-какие фразы выучила. Зачем болтать, когда за нас работает язык тела? - ответила игриво Оламирь и, выпятив грудь, потрясла ею. Айями невольно сглотнула. Да, габариты у Оламирь что надо. А ей, Айями, и похвастать нечем.
- До клуба дойдем пешком, а обратно привезут, - сказала Оламирь. - Ну, готова?
Так точно.
Из-за низких плотных туч вечерело раньше. В сумерках шли осторожно, чтобы не врюхаться в лужи. Улицы вымерли, это хорошая примета. Айями загадала: если их не увидят городские, значит, обязательно повезёт. Оламирь накинула черный кардиган, на плече - сумочка. Её туфельки уверенно стучали по асфальту, а Айями пыталась приноровиться к ходьбе на каблуках. Ноги отвыкли, и с непривычки тянуло мышцы в икрах.
- Среди даганнов нет садистов. Не бьют и не издеваются... Бывают напористыми... даже чересчур... Но, в целом, терпимо, - просвещала Оламирь с усмешкой. - Ты вазелин взяла?
- Нет. - Испугалась Айями. - А надо?
- Не помешал бы. - Спутница задержалась на ней взглядом. - Да не трусь ты. В конце концов, давно не девственница.
Площадь освещалась фонарями, как и центральная улица окрест. Айями уж и забыла, каково это, когда горит свет. Удивительно! Наверное, даганны привезли с собой нибелим.
Оламирь уверенной походкой направилась к зданию школы.
- Когда зайдем, не ползи как овечий хвост. Я сама по себе, а ты - по своим делам, - учила на ходу. - Привет, мальчики, - помахала военным, собравшимся на крыльце. Те оглядели женщин с откровенными ухмылками. Сигаретный дым перебивал дождливую свежесть.
Как же у Айями колотилось сердце! Казалось, вот-вот разорвет грудную клетку. А ноги заплетались. И зачем она пришла сюда? Пока не поздно, нужно развернуться и уйти, убежать. Спрятаться от раздевающих взглядов. Но на страх времени не осталось. Поспевая за провожатой, Айями поднялась по ступенькам и через фойе попала в школьный коридор, а оттуда в торжественный зал. В прежние времена здесь показывали театральные постановки школьного драмкружка, вручали аттестаты и устраивали общешкольные собрания. Давно было и неправда, и с кем-то другим. Теперь нет школы, но есть даганны. Оккупанты. И они диктуют условия. А Айями нужна работа.
Торжественный зал изменился. Сиденья убрали, зато появились диваны. За опущенными шторами прятались окна, заколоченные досками. Из классов принесли парты и сдвинули большими столами. Светильники испускали приглушенный свет - зеленоватый, розоватый, голубоватый. Полузадушенно курлыкал патефон.
Даганны шумели. Смеялись, хлопали друг друга по спинам, обнимаясь по-дружески. Играли в карты, пили напрямик из бутылок. Сбросив кители, мерялись, кто сильнее, давя рукопожатием соперника.
Оламирь двинулась влево, растерянная Айями последовала было за ней, но вспомнила о наставлении и, прошмыгнув мышкой, уселась на диван в углу. Здесь тихо, никто не мешает. Сердце заходится от страха. Откуда в зале диван? И второй, напротив, откуда? Наверное, из директорского кабинета или из учительской.
Судорожно мяла юбку. Что делать? Как привлечь внимание какого-нибудь даганна? Врага, который убил немало амидарейцев. Заколол штыком в бою, а сейчас приехал в городок, чтобы отдохнуть и повеселиться в обществе амидарейских женщин.
Офицер - тот, у которого птицы на погонах... Впрочем, солдат в клуб не пускают...
Так и просижу весь вечер бестолково. Все старания насмарку. Подняться бы и показать себя во всей красе, но ноги приросли к полу.
Оглядываясь по сторонам, Айями с удивлением заметила амидареек. Четверых или пятерых, помимо Оламирь, в разных углах зала. С бокалами в руках и в компании спутников. Даганнов. Одна пара поднялась и пошла к выходу из зала, причем чужак придерживал даму за талию. Тихо, цивилизованно, культурно. Никто не вырывается, не визжит и не плачет истерически, умоляя пожалеть. Потому что сюда приходят по доброй воле. И по нужде.
Айями чуть шею не вывихнула, глядя вслед удаляющейся паре. Со вздохом обернулась и, вздрогнув, замерла. Напротив сидел даганн. Нога на ногу, устроился на диване и курил, выпуская носом дым. И смотрел на Айями пристально. Разглядывал как торговец на рынке. Изучил лицо, грудь, опустился взглядом к ногам и снова остановился на лице Айями.
Она заерзала. Странная у даганна сигарета, тонкая как лучинка. И дымит странно, и пахнет не так удушающе. Айями опустила глаза, чувствуя, как загорелись щеки. Напротив сидел чужак, убийца, враг... Нет, перед ней сидел мужчина, и он проявил интерес. Ощупывал на расстоянии, приценивался.
Дрожащие руки скомкали изжульканную юбку и отпустили. Сердце выделывало гимнастические кульбиты. Как понравиться даганну? Может, сказать что-нибудь? "Мы рады приветствовать вас в нашем городе и на нашей земле"... Или улыбнуться? Нет, у неё не получится. Она сможет высокомерно посмотреть на даганна и застыть под его взглядом как кролик перед удавом.
Рассеянный свет все ж давал представление о мужчине, занявшем диван напротив. Широкоплеч, на погонах - птицы с распростертыми крыльями. Наверное, смугл. Они все смуглые. Черняв как грач. Короткие волосы черны, как и брови, подбородок тяжел. Глаза раскосые, очерченный контур крыльев носа, как и рта. Губы не тонкие и не полные. Однодневная щетина...
Айями не сразу сообразила, о чем он спросил. Офицер повторил.
Впервые здесь? - перевела она и смешалась. Плохо или хорошо, что впервые? Или ему нужна женщина с опытом... в подобных делах?
Не успела Айями и глазом моргнуть, как рядом с офицером опустился второй даганн и с ухмылкой выдал тираду на чужеземном языке. Из длинной речи Айями уловила одно слово. "Повеселимся". Втроем?!
Очевидно, ужас отразился на её лице, потому как тот, что пришел первым, сказал боевому товарищу: "Firgin", и тот, пожав плечами, поднялся с дивана.
"Занята". Она занята... С чужаком, который сидит напротив и рассматривает её как залежалый товар, потрепанный невзгодами военного времени.
Опять вопрос. Знакомый, из курса школьной программы, хотя сразу сложно вникнуть. "Говорите на даганском?"
Айями ответила:
- Плохо.
Наверное, с сильным акцентом, потому что офицер улыбнулся уголками рта, но сигарету не выпустил.