— Друзья… И этих людей я любил… Ни сочувствия, ни доброго взгляда! Купите мне туфли!

— Нет денег, — бессердечно отвечает Нестратов. — Ты сам ограничил наш бюджет.

— Купите! — безнадежным голосом повторяет Чижов и неожиданно оживляется. — А то вообще не дам ни копейки. Я — казначей.

— Ты общественный казначей. Если не дашь, отымем силой, — предупреждает Лапин. И, обращаясь к Нестратову, говорит: — Заходи, Василий!

Чижов, сообразив, что сейчас ему придется худо, вытаскивает из кармана деньги:

— Черт с вами, вот шесть рублей.

— Что же мы можем купить на шесть рублей? — разводит руками Лапин. Семечек? Не дури, друг! Нам надо чаю, газет, колбасы любительской, сахар кончается…

— Ах, так? — Чижов становится в позу короля Лира, ограбленного дочерьми. — Хорошо! Берите все, пейте кровь!

Он швыряет на землю несколько бумажек, затем ложится, заворачивается с головой в одеяло, а его бессердечные друзья хладнокровно подбирают деньги и, посвистывая, удаляются.

Чижов некоторое время лежит неподвижно.

Наконец это ему надоедает. Он высовывает из-под одеяла голову, осматривается, вылезает, берет самодельный веник и начинает подметать плот.

За этим занятием его и застают три загорелых широкоплечих человека в парусиновых штанах и фуражках речников.

— Здравствуйте, — очень вежливо говорит один из них, — мы к вам.

— Ко мне?

— К вам, — повторяет пришедший, деликатно стараясь не смотреть на босые ноги Чижова. — Нам, понимаете, команда «Ермака» про вас рассказывала. Очень они хвалили вашу бригаду, даже восхищались.

— Исполнением. Песню вы исполняли. Высоко, говорят, художественно. Ну а мы, так сказать, делегаты от клуба нашего — речников. У нас нынче торжественный вечер. Мы годовой план в полгода выполнили. Так что большая к вам, товарищи, просьба — выступить на нашем вечере. Понимаете?

— Выступить?

— Ну да! Концерт дать.

Чижов, прищурившись, смотрит на моряка, и лицо его освещается необыкновенно лукавой усмешкой.

— Знаете что, — медленно и почти с восторгом говорит он, — я, вероятно, выступить не смогу. По состоянию здоровья. Но мои два друга выступят обязательно.

— Слово?

— Слово! — твердо отвечает Чижов и протягивает моряку руку.

— Как объявить концерт? — деловито осведомляется моряк.

Чижов, секунду подумав, говорит:

— Объявите так: вечер русской песни.

* * *

Обувной отдел универсального магазина в Кошайске. Сверкающие глянцем туфли, ботинки, галоши.

— Вы только посмотрите товар, граждане! — любезный продавец гнет туфлю, щелкает ногтем по подошве. — Два года гарантия. Фасон прекрасный, удобный…

— Дорого, дорого, — решительно заявляет Нестратов.

— А нет ли на резине, — стыдливо спрашивает Лапин, — или на какой-нибудь там пластмассе, подешевле? Нам, знаете ли, для мальчика. Ужасно рвет. Каждый день ему покупай — не накупишься.

— Мальчику? Сорок второй номер? — удивляется продавец. — Какой же это мальчик? Это юноша, молодой человек. Ему ухаживать за девушками пора… Вот, порекомендую тогда ленинградский «Скороход», нет износу.

— Сколько? — осторожно осведомляется Лапин.

— Сто тридцать семь. Выписывать?

— Не подойдет! — решительно говорит Нестратов и, откашлявшись, спрашивает: — А нет ли у вас на деревянной подошве? Я как-то раз видел такие. И прочно, и, наверное, недорого.

— Что вы, — разводит руками продавец. — Это же спецобувь. Ее производства прямо с баз получают.

Нестратов и Лапин грустно переглядываются. Помолчав, Лапин снова начинает:

— А нет ли у вас…

* * *

Вечереет.

Нестратов и Лапин, нагруженные незамысловатыми покупками, весело переговариваясь, спускаются с пригорка к плоту. Чижов лежит на спине, завернутый в одеяло.

— Распеленаем? — шепотом спрашивает Лапин.

— Распеленаем!

Друзья, ухватив с двух концов одеяло, вытряхивают из него Чижова.

— Человек должен… — наставительно говорит Лапин и внезапно умолкает, изумленный выражением лица Чижова, которое светится тихим счастьем.

— Здравствуйте, здравствуйте! — улыбается он. — Как прогулялись?

— Отлично, — осторожно отвечает Нестратов. — А как ты?

— Лучше быть не может.

Чижов с сожалением оглядывает измятый костюм Нестратова.

— Здорово ты измялся, Василий. Беда! Нет в тебе прежнего лоска. Разве в таком костюме пойдешь на концерт… А как раз, понимаешь, нынче вечером тебе костюм очень понадобится.

— Зачем? — встревоженно спрашивает Чижова Нестратов. Чижов, усаживаясь поудобнее и умильно улыбаясь, говорит:

— Дело в том, что сегодня вечером…

* * *

На стене небольшого белого здания два паренька в фуражках речного флота вывешивают плакат:

«Сегодня вечером, по случаю торжественного окончания планового года, бригада артистов-туристов дает концерт „ВЕЧЕР РУССКОЙ ПЕСНИ“».

* * *

На плоту — кромешный ад.

Нестратов бушует как одержимый. Лапин рвет на себе бороду.

— Позор! — кричит Нестратов. — Ты не имел на это права!‥ Это не шутка!‥ Я не мальчишка!‥ Мы взрослые люди!‥ Пожалуйста!‥

— Послушай, Борис, — от волнения Лапин заикается, — согласись, что ты позволил недопустимое…

— Друзья мои! — Чижов умильно улыбается. — Зачем пустые разговоры? Дело сделано, пути отрезаны, люди ждут. И какие люди! Прекрасные люди, которые закончили годовой план в полгода. Если вы хотите огорчить этих людей, — что ж, я умываю руки. Могу только прибавить: будь у меня возможность — я бы выступил на этом концерте с наслаждением.

— И выступишь, — злобно шипит Нестратов.

Чижов пожимает плечами:

— И рад бы! Но согласитесь, что выступать босым — значит проявить элементарное неуважение к аудитории.

И тут наступает его очередь встревожиться — по лицу Лапина медленно расплывается улыбка.

— Нет, нет, — торопливо говорит Чижов, — я в твоих ботинках не пойду, они жмут.

— Зачем же в моих? — нежно говорит Лапин. — Ты не ценишь своих друзей. Они купили тебе прекрасные матерчатые тапочки за восемнадцать целковых. На лакированные, к сожалению, денег не хватило. Так что готовься, мой друг, к выступлению.

* * *

Клуб речников.

Переполненный зрительный зал. Люди стоят в проходах, расположившись на подоконниках, толпятся в дверях.

В первых рядах, рядом с начальством, сидят жены речников и держат на коленях детей.

Несмотря на то, что занавес еще закрыт, на лицах ребятишек, облепивших окна с улицы, сияет полный восторг. Иногда из общего гула голосов вырываются отдельные реплики:

— У нас тоннаж превосходит.

— А это из Куйбышева артисты?

— И теперь грузы пойдут из Москвы водой…

Но вот наконец дернулся и открылся занавес.

Посредине ярко освещенной сцены стоят три стула. В центре сидит Чижов, Лапин и Нестратов, держась руками за спинки стульев, стоят по бокам и растерянно улыбаются. Гремят аплодисменты.

Нестратов делает шаг вперед, поднимает руку, судорожно глотает воздух и застывает.

— Давай! — раздается сзади энергичный шепот Лапина.

— Дорогие товарищи!‥ — от неловкости Нестратов говорит срывающимся голосом и заискивающе улыбается. — Разрешите мне от всех нас поздравить вас…

Чижов хихикнул, и Лапин сердито ткнул его кулаком в бок.

— …поздравить вас, — уже тверже продолжает Нестратов, — с вашими замечательными производственными успехами. Мы с огромным удовольствием выступим сегодня на вашем вечере, но мы должны вам признаться заранее — произошла ошибка. Мы не артисты. Я, например, архитектор…

По залу прокатывается взрыв хохота. Какой-то веснушчатый матросик, прижав к груди фуражку, восторженно восклицает:

— Ох, дает! Вот это дает!

Нестратов, пожав плечами, продолжает: