Глаза моей матери слегка расширились на мою интонацию, но я собирался добиться всего, что мог. И учитывая, что был значимее, чем среднестатистический человек, которого пилили из–за его любовной истории, я подумал, что ей повезло, что я не встал из–за стола и не свалил на хер.

Продолжая фарс со встречей счастливой семьи, моя мать потянулась за водой и сделала глоток, прежде чем ответить.

– Мне кажется, ты должен тщательно рассмотреть это, Эйс. Мы только думаем о твоей карьере и всей усердной работе.

– Я не собираюсь возвращаться в долбаный шкаф, и не важно, сколько работ я потеряю при этом.

– Эйс… – начал отец, но я покачал головой.

– Нет, вы двое больше не имеете права обсуждать то, как я проживаю свою жизнь. Я делал то, что говорили вы, много лет, слишком много, и был несчастен. Я не заведу себе девушку и не прекращу все это. Никто больше в это не поверит.

– Просто задумайся над тем, что ты творишь, – сказала мама беззвучным шепотом, сквозь ее милую интонацию начала пробиваться досада. – Только посмотри на те роли, что ты уже потерял. И свои представительские обязанности? Мы говорим о миллионах долларов сейчас, Эйс. Ты не сможешь оправиться после этого.

– Если нет, то я заработал больше денег, чем знаю на что их потратить.

– Это ты сейчас так думаешь, но что ты будешь делать со своей жизнью? – спросила она.

Мои губы сжались.

– Думаю, пойду на уроки гончарства. Попробую свои силы барменом. Или возможно я просто должен найти что–то по–голубее…

– Достаточно, – сказал отец, и моя мать положила руку на его ладонь, действием, которое заставляло его заткнуть свой рот.

Затем она коротко посмотрела вбок на камеры, и когда снова перевела взгляд на меня, она улыбнулась.

– Послушай, милый, мы не говорим, что ты не можешь быть… – ее взгляд заметался по сторонам, и она наклонилась вперед. – …геем. Это твой выбор и твоя личная жизнь, но здесь обсуждаются вещи намного серьезнее. В смысле, Дилан кажется достаточно приятным мужчиной, но действительно ли он стоит того, чтобы выкинуть все, что с таким трудом заработал, ради…

– Да! – взорвался я, и треп вокруг нас заглох. Все взгляды – ну, те, которые еще не смотрели на нас – повернулись в нашу сторону, и мне пришлось физически приложить руку к челюсти, чтобы держать ее закрытой. Не сказать, что я не догадывался, что последует этот разговор. Черт, мои родители помогали организовывать для меня «подружек» долгие годы, но не думаю, что они хотели довести меня до взрыва на людях, не тогда, когда любой из этих людей мог, и сделает это, побежать к тем фотографам, когда мы уйдем, с сенсационной новостью.

Я оттолкнул свою тарелку в сторону, с таким чувством тошноты, что даже не пытался что–то запихнуть в желудок. Когда я снова поднял взгляд, у моей матери было выражение убитого горем человека, и я знал, что это означало, – следующими будут слезы. Они чаще всего срабатывали со мной, слишком часто, но не в этот раз. Что бы ни последовало дальше, будет заткнуто очень быстро.

– Но…а как же мы? – сказала она тонким голоском. – Ты подумал о том, что будут говорить о нас люди….

– Нет, – сказал я.

– И что если в итоге, мы окажемся нищими? Мы уже на пенсии, и у твоего отца плохие колени, поэтому как ты можешь просить нас вернуться на работу…

– Так, просто остановись. Ты отлично знаешь, что вы оба обеспечены на всю жизнь. Если того, что я откладывал для вас недостаточно, тогда забирайте все. Я не хочу этого. Я счастлив впервые в жизни. Вы понимаете? Вы не можете просто позволить мне это? – даже не утруждаясь ответом, я встал, и не обращал внимания, как все наблюдающие наклонили свои камеры, чтобы снять меня на ногах.

Фу, весь этот гадюжник вызывал во мне желание просто, блять, заорать. Давление в каждом аспекте моей жизни наступало на меня, и чем дольше я оставался здесь, тем большее чувство клаустрофобии я ощущал. Это проблема, при таком уровне славы. Ох, это связано с большим количеством блеска, гламура и денег. За каждым крошечным действием, что вы сделали, наблюдают. Это будут осуждать, изучать и анализировать, пока ты не захочешь выдрать с корнем свои чертовы волосы. И чем дольше я сидел здесь без Дилана и со злым выражением на лице, тем больше понимал, что истории, которые будут крутиться повсюду, станут настолько разгромными, что я захочу надрать всем задницы.

Я бросил салфетку на стол и свирепо уставился на родителей.

– Я уезжаю, – оповестил их, просто на случай, если это не ясно. – Я попрошу хостесс отправить мне счет, когда вы закончите, и отправлю Фрэнка, чтобы он забрал вас.

– Что? Эйс, – теперь возмущенно произнесла мама, его глаза округлились, как тарелка с хлебом перед ней. – Ты не уедешь и не оставишь нас здесь. Сядь.

– Нет. С меня хватит. Этот разговор закончен, – когда я сказал последнее слово, молодая девушка выбрала этот неудачный момент, чтобы перебить меня.

– Простите, мистер Локк?

– Что? – огрызнулся я ядовитым тоном, разворачиваясь вокруг, чтобы увидеть миниатюрную брюнетку с ручкой и блокнотом в руке. Она, что, блять, серьезно?

Это поставило меня в тупик, так предсказуемо для этой публики. Я понимал свою роль, я любил своих фанатов, но иногда мне становилось интересно, они забывали, что мы тоже люди? Потому что я не мог поверить, что кто–то, кто видел меня сейчас, посчитал бы, что сейчас удачное время, чтобы подойти и попросить автограф. Но вот она, стоит здесь и смотрит на меня снизу–вверх, как будто я только и жду подобного дерьма – реально, я же должен ждать, правильно?

Господи, пульсация в моей голове была безжалостной, и я знал, что если скоро не уберусь отсюда, то сойду с ума.

– Простите, просто…вы мой любимый актер, и сегодня мой день рождения, и Боже мой, я не могу поверить, что действительно встретила вас, – глаза девушки блестели от восторга, ярко–розовый румянец покрыл пятнами ее щеки, и я сразу же ощутил укол вины.

Я потер рукой голову и попытался улыбнуться.

– Что ж, с днем рождения….?

– Ой! Это – Аманда, – сказала она, и затем прикусила свою губу. – В смысле, я – Аманда.

– С днем рождения, Аманда, – сказал я, кивнув, а затем забрал у нее ручку и бумагу. Я начеркал быстрое послание и поставил подпись, а когда вручил блокнот обратно, она положила ладонь на мою руку.

– Могу я еще вас обнять?

– Эм…конечно.

– Ой, спасибо, – ответила она, накидываясь на меня с объятиями. – «Похититель счастья» – мой самый любимый фильм. Кажется, я раз сто его пересмотрела.

– Спасибо, он тоже один из моих любимых.

– И, эм, я просто хотела сказать, что… – она понизила голос, и я склонил голову, чтобы расслышать ее. – Считаю вас с Диланом очень милыми. Ну, вместе.

Когда она отстранилась, я с трудом сглотнул. Это был первый раз, когда кто–то помимо Шейн и остальных девочек, говорил хоть что–то, даже вполовину принимающее наши отношения с Диланом, и меня поразили эмоции, вызванные единственной фразой от незнакомки.

Я не мог подобрать слов очень долго, а затем умудрился сказать:

– Я очень ценю это.

Она ушла обратно к своему столику и с гордостью демонстрировала мое послание группе, с которой обедала.

Однако, когда я направился к парковщику, любые сентиментальные чувства, которые всколыхнулись во мне, были втоптаны в землю. Когда я шагнул на тротуар, по меньшей мере, десяток или больше камер оказались перед моим лицом, такое множество вопросов было выкрикнуто мне, что я едва расшифровывал их по отдельности.

– Эйс, ты бросил своих родителей на произвол судьбы, потому что они не одобрили ваши отношения?

Такое ощущение, что я находился в центре урагана, фотографы окружили меня со всех сторон, блокируя мне дорогу, что даже пришлось с боем пробираться сквозь них. Мое терпение истончалось, когда я сказал:

– Пожалуйста, отойдите.

– Эйс, ты не боишься, что Дилан может использовать тебя из–за денег, после детства в приемной семье?