А-Линь-доду вспомнил лаборантку из своего отдела, Хам-су. Конечно, она сочтет за честь сблизиться с ним. Стоит только намекнуть. Тем более, что Хам-са приблизилась к тридцатилетнему порогу. Но лицо... - бледное, унылое. Глаза... - блеклые, невыразительные. И этот запах изо рта! Ужасно! Как-то в доверительной беседе с ним Хам-са, расчувствовавшись, призналась, что ее давно мучает хронический гипоацидный гастрит. Потому изо рта у нее и попахивает. А-Линь-доду пережил тогда нечто, вроде легкого шока. Верно, спутала его Хам-са с личным доктором. О Логос, если у женщины нет ума, то хотя бы должно быть чувство, что ума у нее нет. Или, на худой конец, женский инстинкт. Не тянет достойнейшая Хам-са на женский минимум, нет, не тянет!

Рядом с дверью его встретила крошечная секретарь Главы института. Глядя на него сверху вниз, она едва кивнула в ответ на приветствие и, никак не отреагировав на цветистый комплимент, пропищала:

- Немедленно к Главе института на Совет. Сугубо конфиденциально! - и удалилась, постукивая миниатюрными лаковыми копытцами.

Сохраняя приятное выражение лица, А-Линь проводил ее взглядом. Какое ничтожество! Полтора метра женщины, а туда же. Сколько высокомерия, сколько апломба. Чувствует за собой высокое покровительство. Не напрасно о ней и Главе рассказывают... Хотя - А-Линь тонко улыбнулся - это может быть обычный блеф. Но поди проверь!

Развернув плечи и слегка раскачиваясь, он направился к кабинету Главы института. И странная метаморфоза происходила с ним по дороге. В начале пути он твердо знал, что представляет собой: уважаемый всеми в учреждении руководитель одного из ведущих секторов, высокий, представительный мужчина. Он давно пришел к выводу, что Глава - абсолютный ноль в интеллектуальном отношении, а в моральном - скорее всего величина отрицательная. Но каждый сантиметр коридора, приближающий к кабинету Главы, производил с ним странную инверсию: А-Линь физически чувствовал, как меняется. Он становился все ниже: где-то на полпути к кабинету А-Линь почувствовал, что в нем рождается некое подобие почтения к Главе. У двери подобие почтения преобразовалось в глубокое почитание. Соответственно в росте он потерял еще сантиметров пять-десять. В кабинет Главы института входил небольшого роста человек, в глазах которого светилось почти религиозное обожание царственного руководителя.

В кабинете уже собралось около двадцати руководителей секторов. Глава института сидел не на своем обычном месте по центру стола, а несколько сбоку. На его лошадиной физиономии застыло выражение, случающееся у него во время посещения института особо важными персонами: радостно-умиленное и празднично-просветленное.

По центру стола сидела ничем не примечательная особа с выцветшими бровками, седеньким, блистающим белизной хохолком и невыразительным скучающим взглядом маленьких глазок. Но костюм на этой непримечательной особе был таков, что его в любом магазине не купишь, и галстук был какой-то особенный. И в выражении лица, если внимательно присмотреться, светилось нечто значительное, вызывающее желание стать по стойке "смирно". Вид его рождал в голове вполне определенный набор фраз: "Мы все, как один, если того потребуют интересы Фирболгии..."; "Еще более улучшим..."; "Наш небольшой, но дружный коллектив, охваченный творческим горением...".

Глава института посмотрел на непредставительного представителя и сказал, словно спросил:

- Начнем, пожалуй.

Его сосед ничем не выразил своего отношения к сказанному, поэтому Глава продолжил с несвойственной ему неуверенностью:

- Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить чрезвычайно важное известие. Строго конфиденциально. Более того, все здесь сказанное, здесь должно и остаться, - он постучал для вящей убедительности пальцем по столу и оглянулся на непримечательную особу. Та едва заметно кивнула.

Руководители секторов изобразили на физиономиях особое внимание и готовность помереть, но не выдать.

Глава, приободрясь, заговорил снова:

- Не секрет, что каждое государство должно всемерно повышать свои потенциальные возможности: интеллектуальные, технологические, научные, оборонные, а также всякие прочие. Вот для укрепления этих возможностей и предложено пошевелить мозгами. И своими, конечно, и теми, которыми вы занимаетесь.

Он сделал выразительную паузу, и понятливые подчиненные оценили перл остроумия легким поощрительным смехом.

Потом Глава института долго и нудно рассуждал о работе института. Было понятно, что все это говорится для гостя. Руководители секторов знали о нюансах работы своих подразделений гораздо лучше шефа, поэтому быстро заскучали, но мужественно удерживали на лицах выражение напряженного внимания.

Интерес вызвал финал выступления. Он был довольно неожиданным и озадачил присутствующих. Был в нем некий фантастический элемент. Но даже тени мысли о мистификации не мелькнуло у научных работников. Не тот человек шеф, чтобы пойти на дешевый розыгрыш. Значит, все надо воспринимать абсолютно серьезно.

Эта мысль мелькнула у всех одновременно. Мысль А-Линя пошла еще дальше. Не напрасно коллеги называли его тертым калачом и стреляным воробьем. Он просчитал несколько ходов наперед.

Предложение работать над сращением живого (надо понимать человеческого) мозга с электронно-вычислительной машиной - это явно какая-то политическая авантюра. И, как всякая авантюра, рано или поздно кончится крахом, со всеми вытекающими последствиями для тех, кто занимался практической реализацией абсурдной идеи.

Сектор А-Линя-доду являлся ведущим в институте, и если бы он без возражений принял предложение Главы и тех, кто за ним стоял, то крах безумной затеи обернулся бы его собственным крахом. Высокостоящие аферисты сбросят вину на того, кто ниже. То есть - на него.

А-Линь-доду оглядел коллег, вобравших головы в плечи, и умненько улыбнулся. Сейчас он всем им покажет великолепный образец интеллектуальной операции.

Глава института поиграл густыми бровями, отвесил массивную челюсть, всем своим видом давая понять, что не потерпит вольнодумия. После такой психологической артподготовки он вопросил, сверля А-Линя взглядом:

- Что на этот счет думает наш главный сектор?

А-Линь-доду легко встал на ноги и с энтузиазмом воскликнул:

- Великолепная мысль! Не скрою, она несколько раз приходила в голову и мне самому. Но, конечно, не в таком ракурсе, не в таком свободном и сильном развороте. Позвольте выразить вам свое восхищение. Но хочу поделиться с вами и сомнениями, которые в свое время не дали мне пойти дальше обычных мечтаний. Во-первых, если мы изберем новое направление исследований, то, естественно, вынуждены будем оставить старое. А оно очень важно! - Тут А-Линь очень ловко вставил несколько цитат из учения Непостижимого. - Не забывайте, что выявление некоего психофизиологического стандарта в деятельности центральной нервной системы очень важно для всей нашей Фирболгии. Наш строй - образец завершенности, учение Непостижимого непревзойденный эталон логики. Если некто категорически не признает этих фактов, мы вправе говорить о его умственной неполноценности или даже заболевании. Наши исследования помогут доказать, что мозг подобного субъекта неадекватно отражает окружающий его мир.

Гость задвигался, и солнечный луч вспыхнул и погас в белоснежном хохолке. Глава института встревожился. Он торопливо встал, и его необъятное пузо нависло над столом.

- Не злоупотребляйте терминологией! Говорите просто и ясно! Не все могут пролезть через ваши словесные дебри, - он искательно улыбнулся в сторону ответственного гостя. - Если говорить без словесных выкрутасов, наш А-Линь-доду хочет сказать, что не признавать наш строй может только сумасшедший. И А-Линь-доду работает над тем, чтобы доказать это с научной точки зрения.

Высокий гость удовлетворенно кивнул, и Глава, шумно выдохнув, сел. На А-Линь-доду он больше не смотрел, и это было плохим предзнаменованием. Коллеги видели волнение А-Линя и втихомолку злорадствовали.