Лука молча провел Корнея в часовенку и также молча они помолились.

-Ну что, пора расставаться, дядя Лука.

-Да, я-то уж отсюда никуда. Привык к уединению Да и обет не могу нарушить. Обо мне и о том, что видел никому не говори. Трудно будет, приходи, а я за тебя молиться буду. Прощай, сынок!

-Спасибо, дядя Лука вам за все. Бог даст наведаюсь.

Внизу молодой скитник постоянно задумывался и пытался осмыслить все то, что произошло с ним в горах, что видел и слышал. И понял он, что Господь приоткрыл для него новый мир, как будто хотел сказать: "Посмотри, каким чистым и красивым должен быть мир. Также чист и красив должен быть и человек. И не стоит замыкаться только в скорлупе Впадины. На свете так много нового и интересного. А чистоту веры можно хранить везде. Для этого не обязательно зарываться в норы подобно муравьям. Укрепи душу, очисти от всякой скверны тело и смело живи с верой и правдой там, где тебе велит твоя душа."

Перелом

Унылая долгая зима наконец-то закончилась. Пронеслась и бурная, яркая весна.

В тот злополучный летний день неутомимый бродяга Корней отправился к озеру, которое обнаружил в юго-восточной части впадины еще весной, два месяца назад в пору массового пролета птиц. Он очень гордился этим открытием.

В скиту все были удивлены узнав о существовании озера: "Столько лет живем тут и не ведаем о нем." Если учесть, что водоем имел почти полверсты в диаметре это действительно было удивительно.

Оно было надежно скрыто между трех холмов и питалось тремя небольшими ручьями, стекавшими с них.

Обнаружить озеро Корнею помогла его природная наблюдательность: очутившись весной невдалеке от одного из холмов он обратил внимание, что стаи птиц садятся и взлетают где-то прямо за ним с одного и того же места. Поднимаясь по склону холма до него стали долетать крики множества птиц и вскоре из-за деревьев он увидел зеркало озера просто кишащее водоплавающими. Птиц было такое множество, что от их разнородного крика, свиста, писка и хлопков крыльев ,от взлетающих и садящихся стай, над озером стоял беспрерывный, радостно-ликующий стон. Несмотря на разноголосицу все они воспевали весну, пробуждение нового круга жизни.

Сейчас же бурливая, клокочущая весенняя жизнь сменилась размеренным летним спокойствием. Синяя поверхность озера с опрокинутой в него небесной ширью и затонувшими облаками блестела как отполированная. Отдельные крупные льдины-останцы точно гладкие плоские тени облаков блуждали по ней.

Он шел по обрывистому берегу озера вдоль которого с металлическим скрежетом проносились чайки, когда его взгляд отвлекло одинокое дерево на скалистом островке.

-Вроде бы весной его не было, - подумал Корней... И в тот же момент зацепился за рогатую корягу и, не удержав равновесия сорвался с обрыва вниз. Обо что-то ударился. Раздался жуткий хруст кости.

Когда в голове прояснилось, Корней увидел, что положение его весьма плачевно: кость левой голени сломана и нога в этом месте гнется так, словно там появился дополнительный сустав.

И чем яснее осознавал Корней свое положение, тем сильнее стыла кровь в его жилах и им овладевали растерянность и отчаяние каких он никогда еще не испытывал.

Не привыкший отступать Корней лихорадочно размышлял, что можно предпринять. Идти он явно не мог.

Корней поулюлюкал, призывая Великана, но тот не откликался. Скорее всего он сейчас, оберегая еще не совсем окостеневшие рога ушел в горы.

От деда он слышал, что лисы при переломе закапывают ногу в мягкий грунт и неподвижно сидят, пока кость не срастется. "Может попробовать?" - подумал скитник и, корчась от боли в волокущейся ноге ,сполз поближе к воде. Снял с поврежденной ноги обувь. Выкопал рукой в жирном прибрежном иле углубление по длине ноги и бережно уложил ее туда. Крепко стиснув зубы, преодолевая боль, он состыковал на ощупь сломанные кости так, чтобы они не шатались при покачивании. Затем завалив ногу толстым слоем ила н ладонями плотно утрамбовал его. А чтобы удобнее было лежать подгреб под спину сухой береговой хлам , под голову сунул котомку с припасами.

Взмокший, измученный Корней с облегчением откинулся на спину. Его лицо пронилось. Ему не оставалось ничего другого, как набраться терпения и ждать.

Передохнув, он еще несколько раз поулюлюкал Снежка, но кроме двух ворон, давно вглядывавшихся, приоткрыв от волнения клювы, в одиноко лежащего человека, да хорошенького подтянутого куличка беззвучно семенившего по влажному илу и при встрече с Корнеем подолгу смешно кланявшемся ему, на его крик никто не обращал внимания.

Неподвижного Корнея стало донимать обрадовавшееся неожиданной поживе комарье. Они повисли словно нимбы над головой .Пока скитник возился с ногой, они не очень беспокоили, но на неподвижного набросились с таким остервенением словно в окрестностях он был единственным живым существом. Пришлось доставать из котомки банку с мазью из дегтя и какими-то еще известными только деду добавками, и нанести ее на руки, шею и лицо. Кровопийцы с сердитым писком кружились вокруг, но кусать перестали. Под этот привычный звон Корней задремал.

Вскоре он почувствовал осторожный влажный толчок в щеку.

-Лютый, это ты?

В ответ шершавый язык еще раз осторожно лизнул его.

Скитник открыл глаза и обнял друга, потрепал его за бакенбарды.

-Умница! Молодец, что пришел! Давай дружок выручай! Видишь, я теперь не ходячий. Беги в скит, приведи наших... Давай, дружок, иди, иди... Ну же, чего ты стоишь? Ты не понял? Иди в скит. Приведи отца.

Лютый же, всем своим видом изображая непонимание, отвернул морду и бесстрастно наблюдал за ноившимися над озером чайками.

Корней , наконец, сообразил, что кот в скит не пойдет даже по такому чрезвычайному поводу. После того. как у Маркела с Лютым произошла стычка, он в скит не заходил.

Эту историю и стычкой-то даже нельзя назвать. Так, обычное недоразумение. Но кот почему-то затаил сильную обиду.

Как-то. в начале марта, Маркел вышел на припек и, водя замусоленным пальцем по строчкам, читал слабыми глазами при свете солнца любимые "Златоструи". Это была та единственная книга, которую Маркел не доверял никому. Положив ее на порог, он ненадолго отошел подбросить дров в баню. А Скиталец, лежавший рядом, обратил внимание на шелест страниц, тихонько перелистываемых ветерком. Рысь подошла и, гася бег страниц, нерасчетливо махнула лапой. Две вырванные страницы понеслись по снегу.