Глава 5

Главарь сидел на троне. Это был настоящий трон, резные ручки и спинка, а стоял он на возвышении, к которому вели укрытые вышарканным ковром ступени. Один из его пособников облокотился на спинку, заправил одну руку за пояс с кривым ножом. Поигрывал соломиной в зубах.

Другой вытряхивал перед главарем вещи из мешка. Главарь распинывал их сапогом целой ноги. Деревянная стояла на ковре твердо. Были его ноги в разных сапогах, деревянная — в красном, маленьком, кажется, женском. Я рассматривала, пока один из пособников не схватил меня за волосы, силой отвернул голову в сторону. Сказал: а нечего пялиться, мы счас тебе такое же организуем.

Главарь на него шикнул, пнул туфлю. Она покатилась по ступенькам прямо к ногам сэра Эвина. Тот проводил ее глазами, потом снова уставился на главаря. Ему-то смотреть разрешали.

— А кто нынче правит Рилирвеном?

Сэр Эвин буднично отвечал:

— Король Кадел Искусный.

— Ишь ты. А кто нынче правит Викерраном?

В такой манере он допрашивал рыцаря уже добрых четверть часа. Я начинала подозревать, что сэр Эвин выдумывает имена, благо, у разбойников не было под рукой ни интернета, ни летописей, чтобы проверить.

Что это разбойники, я б догадалась по одним только рожам. Но они представились.

— Никто не правит, — сказал сэр Эвин сердито. — Орки грабят. Как разграбят и сожгут, станет царствовать Эбрар. Знаете такого? Вы, сволота, от него бежали, пока другие проливали кровь.

— А я на шише вертел проливать кровь в королевской армии. И саму королевскую армию вертел, — сказал главарь и подал знак. Один из разбойников, что держали рыцаря, врезал ему под дых. Сэр Эвин согнулся, сипло кашлянул, но остался стоять.

— Трусы и дезертиры, — заключил он, — видал я таких. Война идет, а вы по лесам сидите.

— Война нас не касается, — сказал главарь. — Ты б не вякал, орочий ублюдок, а то мы ж как вспомним о своем долге, так и начнем защищать отечество от проклятого племени. С тебя ж и начнем. Вздернем захватчика на хер, а, братцы?

Разбойники загоготали согласно. Я дергала руки за спиной, но связаны они были крепко.

Называли они друг друга братцами, и я подозревала, что некоторые из них в самом деле родственники: вон тот рыжий с нагайкой, например, и другой, с рыжей бородой, который сидит на ковре около трона и пробует одежду из мешка на запах и на разрыв.

— Это вас вздернут, как и полагается с бандитами поступать, — сказал сэр Эвин. Его родители не учили не ругаться с превосходящими (и до зубов вооруженными) силами? — За ребра подвесят в назидание другим.

— Ха! — сказал тот, что жевал соломину. — А что, уже не колесуют? Этот прыщавый обмылок Кеннет все больше колесовал. Голос не переломался, усы не отросли у щенка, а туда же, закон, мол, водворить и вчинить, значит, то самое назидание.

— А как с вами, бесчестными псами, еще поступать? — сказал сэр Эвин. Рыжий врезал ему над ремнем рукоятью нагайки. Рыцарь скорчился и без звука упал на колени. Рыжий взял его за волосы, поднял голову и держал, чтобы главарю было видно лицо.

— Твоя мамка ноги перед орками раздвигала, — сказал тот, — любила, видать, шипастую елду. Так что молчал бы, сопливец.

— Моя матушка, — сказал сэр Эвин трудным голосом, — была благочестивой женщиной.

— Хрена с два, — сказал главарь, повернулся, наконец, ко мне. Я сжалась. — Но не будем выражаться при мазели. Мы ж не варвары.

— Я это ценю, милостивые государи, — сказала я, улыбаясь как можно искреннее.

— Вот, слыхали? — обвел главарь взглядом своих подельников. — Говорил я вам: не забывайте, паскуды, вежество, пригодится. А что, мазель, вы делаете в лесу с этим мурлом? — он кивнул на сэра Эвина, который был весь пятнистый от нехорошего румянца. — Не слыхали, что ли, что здесь опасно?

— Мы бежали от более опасных сил, милостивый государь, — сказала я. Разбойник с соломиной оттолкнулся от трона, сошел по ступеням, на ходу вытаскивая из-за пояса нож. Меня держали, не дали попятиться. Разбойник зашел за спину, я почувствовала, как дергаются на запястьях веревки — и опадают. Кровь устремилась в кисти, я сжала зубы, чтобы не застонать, растерла.

— Благодарю, милостивые государи.

Главарь усмехнулся.

— Видите, мазель, мы никакие не звери, а очень даже к вам расположены. Так и вы ведите себя, как в гостях, отблагодарите за милость. Вы целы, потому что я того хочу. Сделайте, чтобы хотел и впредь.

Разбойник показал мне кривой нож. Я сглотнула, закивала.

— Вот и хорошо, — удовлетворился главарь, встал, скрипнув деревянной ногой. Сошел по ступеням. Я ждала, что он оступится, упадет носом о каменный пол и расшибется к чертям, но он, видно, привык ходить по этому ковру. Подошел. Вблизи он оказался моложе, чем я думала, его старила неровная бородка и нечесаные волосы.

Он поклонился. Разбойник, который держал сэра Эвина за волосы, надавил, пригнул рыцаря к полу. Я не знала, что делать, кланяться ли в ответ, на всякий случай легко склонила голову. Дала руку, когда главарь протянул ладонь: так, как давала королева для поцелуя, здесь так делают все дамы. Главарь поцеловал. Я стиснула руки, чтобы не вытереть о платье, когда он закончил с лобызанием.

Он рявкнул:

— Швец, мать твою, не стой, как пень, представь меня мазели. Чтоб по правилам.

Швецом оказался тот, что с соломиной во рту. Нож он уже сунул обратно за пояс, и теперь, ухмыляясь, изобразил поклон тоже.

— Тот, кого вы имеете честь лицезреть, это сам Марх Мэлор, старший брат из братии Тихого леса, да будет вам известно. Кто говорит, что видал Марха Мэлора — брешет, скорей всего, мало кто видал и выходил живым и при своих деньгах.

Не выглядит он старшим. Старший — это вот тот рыжебородый, который привалился к трону и, кажется, дремлет.

— Цыц, — сказал главарь. — Не пугай мазель. Мы добрые люди, которые живут, как умеют, и кто посмеет нас за это осудить? Даже Четверо пока не осудили, а вовсе даже наградили.

Сэр Эвин издал сиплый смешок. Его пнули по почкам.

— Рада составить знакомство, — сказала я светски, надеясь, что он не полезет лобызать руку снова. Не полез, а только пихнул Швеца в плечо. Тот кашлянул, ткнул в меня пальцем.

— А вы кто будете?

Я в нерешительности, кому именно нужно представляться, сказала, глядя на него и главаря попеременно:

— Меня зовут София, я очень издалека, путешествовала по здешним прелестным местам, пока путь нам не пересекли недружественные отряды. Мы бежали в лес, чтобы скрыться от них. Мой дорогой страж, — я кивнула на сэра Эвина, — которого приставил ко мне папенька, сражался храбро, но их было больше.

— А кто папенька-то будет? — спросил бородач, открыв один глаз.

— Ученый, — сказала я и тут же спохватилась: я же благородная леди, а интеллигенция тут вряд ли автоматически получает титул. — Дворянин, но занимается наукой. Исследует наследие… прошлых времен и древних народов.

— Богат? — спросил бородач.

— Богат, — соврала я. — Наш род древний и знатный, и папеньку очень ценят в определенных кругах. Так что, если вы попросите, выкуп за меня будет внушительный, я единственная дочь в семье, родные ничего не пожалеют.

— Это хорошо, — сказал Марх Мэлор, пальцем ткнул мне под подбородок, придержал, разглядывая лицо и нехорошо ухмыляясь. — Только мы не просим. Мы выдвигаем требования. Их принимают. Обычно. Если не дураки.

— Папенька будет так рад увидеть меня в целости, — залепетала я быстро, — что ничего не пожалеет. И моего дорого стража, конечно. Его жизнь мы тоже очень ценим. И целостность.

— Это мы поглядим, — сказал Швец.

— Поглядим, — сказал главарь. — Что-то больно борзый для охранника, я думал, рыцарь. Много их тут было, странствующих рыцарей. Приезжали избавить землю от нашей гнуси. Мы закапывать замучились. — Он махнул рукой. — Уберите его и заприте. Не убейте только. А мазель пожалуйте со мной. Квинт, вина нам.

— Ты это, — сказал Швец негромко, тронув его за плечо. — Ты это… не жилься. Нам оставь.

Кивнул на меня. Я сдержала дрожь.

Сэра Эвина подняли на ноги и поволокли. Разбойники потянулись к трону, стали подбирать и делить мои вещи. Я одернула платье и пошла за Мархом Мэлором, потому что из-под его куртки показывался здоровенный клинок, и он его нетерпеливо трогал. А оружие, как известно — очень убедительный аргумент.

Мы шли длинными коридорами, поднялись по лестнице, вышли на галерейку, внизу я увидела темный холл, в который нас ввели через парадную дверь. Холл был грязный, у стен валялись кучи разномастного добра, пахло пылью и старьем. Потом нас провели в тронный зал, а теперь мы шли по верхнему этажу, и я думала, что будет, если перемахнуть через перила галерейки. Ноги переломаю или шею сверну, какой уж тут побег.

— Не думайте бежать, — сказал Марх Мэлор.

Я растянула губы в улыбке.

— Мне не приходило это в голову.

— Вот пусть и не приходит, мазель. Не смотрите, что у меня не все ноги — те, с какими был рожден. Я быстро бегаю, а мои братья — еще быстрее. И если вы попытаетесь отказаться от моего гостеприимства или будете нелюбезны, мы сделаем из головы вашего охранника мяч для игр. Братья любят поиграть. Ясно?

— Более чем.

— Ну и славно. Люблю взаимопонимание.

А уж я как люблю, подумала я. Тут не хватает Мастера, чтобы сделал из этих любезных ребят ходячие факелы.

Мы прошли мимо портретов в тяжелых рамах. Было темно, я притормозила, чтобы разглядеть. Удивительно, но главарь не стал меня торопить, остановился рядом.

— Нравятся? Знакомых видите кого-нибудь?

— Нет. Кто это?

— А пес их знает. — Он махнул рукой вдоль стены. — Вон там — хозяин дома.

Хозяин оказался плотным представительным мужчиной, художник изобразил его у стола, заваленного книгами, со свитком в руках.

— Должно быть, он был просвещенный человек, — сказала я задумчиво.

— А наверно, — пожал плечами Марх Мэлор. — Он паковал книги, когда мы его поймали. Допаковался, дылдак. Дочка у него еще была. Тут ее нет. — Он кивнул на стену. — Мелкая, вас помладше, мазель.