— Я поклялся не предаваться страстям, пока живы враги королевы Рихензы.

Враги никогда не кончаются, подумала я досадливо, так можно всю жизнь проходить одиноким.

— И что же, так и не предадитесь? — шепнула я в ответ, обняла одной рукой за шею.

— В последнее время стало сложно… — его дыхание грело губы, — воздерживаться.

Я обняла его крепче и, наконец, приникла ко рту. Потянула к себе, и он, наконец, сообразил уложить меня. Трава холодила спину, а сэр Эвин сверху был тяжелый и жаркий, как ватное одеяло. Я подняла бедра. Сэр Эвин зазвенел пряжкой.

Белка застрекотала бешено, словно ей наступили на хвост. Подскочила Полла и привстала, мерцая вышивкой на рубашке, королева. Я выкатилась из-под сэра Эвина, шлепнула по траве, надеясь пристукнуть шумное животное. Белка увернулась, скакнула мне на ногу, вскарабкалась и повисла на плаще. Я попыталась ее отодрать, но тут раздался голос королевы, я обернулась к ней — и увидела.

Они шли между деревьев и сквозь, трава не гнулась под шагами. Люди и нелюди, или просто не похожие на людей, все незнакомые, и почти все — мертвые. Потому что сложно жить со свернутой шеей, со стрелой в груди, с взрезанным горлом, так, что в крови вся грудь. Я метнулась к своему месту под деревом, перепрыгнула через Мастера, подхватила кинжал.

— Это моя земля, — повторила королева. Она стояла босая (Полла держала ее туфли) и следила острием обнаженного меча за надвигающейся толпой. — Это моя земля, и всякая сила может обретаться тут — до той поры, пока не чинит мне неудобств.

Съедят они нас, думала я, судорожно сжимая рукоять, вот это точно будут неудобства.

Сэр Эвин обнажил меч тоже, легко, с ловкими поворотами ушагивал от столкновения с идущими. Споткнулся и замер. Королева опустила оружие, побледнела до полной гармонии с ночной рубашкой. Полла подставила ей локоть. Королева оперлась. Я следила за их взглядами и угадывала, кто их так впечатлил: серьезный гражданин в измятых доспехах и драном синем плаще, или вон тот юнец, который прошел по костру и не заметил, покачнулся только, загребая воздух культей правой руки, или другой, у которого из подмышки торчала маленькая рукоять ("удар милосердия", не иначе, свои добили). Или… Или Марх Мэлор и его "братец" с кинжалом в щеке.

Нет, это уж лично мои мальчики.

— Что, не дает вам покою моя личная жизнь?

Кожа с Марха Мэлора висела клоками, но узнать его я узнала. Перехватила кинжал, как подучивал меня от нечего делать сэр Эвин. Марх Мэлор шел, хромая, прямо на меня. Я сглотнула, выставила лезвие. Ну-ну, попробуй. Какое-нибудь очередное видение или призрак, ничего ты мне не сделаешь.

За исключением того, что призраки нас чуть не доконали, а Мастер нам в этот раз на помощь не придет.

Мастер. Точно.

Я схватила белку поперек тела, отодрала от плаща, спросила:

— Вы знаете, что это такое?

Марх Мэлор шел на меня и шел, я шагнула в сторону, и он повернул ко мне лицо, следил выкаченными от боли глазами — но прошел мимо, вперся в дерево и пропал в нем, как в мутной реке. Я выдохнула, потрясла белку. Она заверещала.

— Да или нет?

Белка, впившись коготками мне в руку, пропищала два раза. Забилась, замолотила хвостом, и я догадалась ее отпустить. Она тут же шмыгнула к телу Мастера, зарылась под одежду и долго шуршала, пока я не догадалась, сняла с пояса кошель. Белка нырнула в траву, вынырнула у костра. Сэр Эвин оторвал тяжелый взгляд от волокших ноги видений, глянул на нее, отступил, чтобы не пнуть сапогом. Я, уворачиваясь от братии Тихого леса и стараясь поменьше на нее глядеть (от мысли, что многих из них так отделала лично я, подкатывало к горлу), прокралась за белкой, которая прыгала у костра и так и эдак — точно, цирковая. Она взбежала по мне, повисла на руке, вцепилась в завязки кошеля. Я развязала, увернулась от какой-то незнакомой девицы в исподнем, которую сэр Эвин проводил взглядом, сунула в кошель руку. Вытащила горстку порошка, блестящего, а цвета в полутьме не разобрать совсем. Белка скатилась с меня, снова запрыгала у костра. Я на удачу сыпанула немного порошка в огонь.

Вспыхнуло алым, пламя разгорелось, словно подбросили сухих дров, траву и деревья залило красноватым светом. Пришельцы на секунду остановились, вперили в меня безразличные взгляды — и побежали кто куда, врезались и проходили сквозь стволы, неподвижную королеву Рихензу и закрывшуюся руками Поллу.

Я утерла запястьем лоб, отряхнула пальцы от порошка. Тщательно затянула завязки. Сэр Эвин с оглушительным в рухнувшей тишине стуком вложил меч в ножны. Дернулся, прыгнул, как дельфин из воды, в два шага оказался у королевы. Успел подхватить ее на руки, прежде чем она осела на Поллу.

Я наблюдала, как они возятся, и удивлялась, что мне, в общем, все равно. Полла убежала к ключу за водой, сэр Эвин пытался одной рукой одернуть задравшуюся ночную рубашку своей повелительницы, другой держа ее под спину, а я села у костра, пустила на колени белку и смотрела.

Все-таки удивлению есть предел, то ли подумала, то ли сказала я вслух, почесывая белке спинку. Удивлению и страху. И надежде. Мне ведь не светит попасть домой. Съедят. Чертовы бандиты, чертовы твари, чертовы призраки или сам этот чертов лес.

Или мужик в белом, чей народ я почему-то должна спасать. Или королева, если Мастер не врал насчет всех тех ужасов, что она задумала (и в которых я ничего не поняла). Я почесала белке под подбородком, как Китне. К сожалению, не все звери на свете умеют мурлыкать.

Полла с осторожностью плескала королеве в лицо, прикладывала мокрые ладони ко лбу и щекам, королева же слабо отмахивалась и пыталась встать на ноги. Сэр Эвин бросил на меня взгляд. Я развела руками. Не судьба, стало быть, вам нарушать рыцарское целомудрие. Спасайте тех, кому выбрали быть верным, служите, обороняйте. Хорошее дело.

— Будем спать? — спросила я белку, когда королева, поставленная на ноги и одетая, приказала всем оставаться на своих местах и ушла туда, где переступал ногами по палому листу Лиуф. Полла комкала влажный платок и глядела то на сэра Эвина, то на меня. Сэр Эвин тоже глядел на меня. Я повторила громче: — Спать?

Сэр Эвин что-то буркнул и пошел вслед за королевой. Я вскочила, стряхнув белку с колен, схватила его за руку.

— Не надо. Не ходите. Оставьте пока. Мы… мы сами, правильно? — я истово кивала Полле, она растерянно кивала в ответ.

Сэр Эвин послушался и вернулся к костру. Я слышала, как он клацает пряжкой, усмехнулась. Не судьба. С другой стороны, у меня есть снадобье, если я его не кокнула в пути. Главное, чтоб больше без происшествий.

Полла нашла свою королеву легко, как тренированный корги — наркотики в аэропорту. Я придержала шаг, пропустила ее вперед, в разреженную луною темноту, где со всхлипами хватала воздух Ее Величество королева Рихенза и фыркал конь. Полла что-то сочувственно заворковала, а потом примолкла, и королевы тоже не было слышно. Я прислонилась к дереву, растерла руки, запахнула плащ. Подняла голову. Звезды холодными ночами особенно яркие.

Всему есть предел. Силам тоже. Иногда просто слишком много. Переливается через край — и все. Чего уж тут не понять.

— А ты жестокий, как я посмотрю, — сказала я Лесу, постучав по коре. Ободрала костяшки, сунула в рот, облизнула. — Низкий прием: дергать людей за эти ниточки. Особенно родителей — за детей.

Порывом ветра дернуло кроны, над головой прошел слитный шум. Я поежилась, но договорила:

— Поимейте, пожалуйста, совесть.

Сэр Эвин потом подтвердил: Лес показал короля и принцев. Корни Леса, как рассказывают, простираются по половине мира, он слышит и видит везде, куда они достают. А еще говорят, что Лес испытывает всякого, кто подбирается к его сердцу. Того, кто проходит испытания, он оставляет в покое и обещает спокойную дорогу. Того, кто не проходит, не найдут потом и егеря. А еще рассказывают, вмешивалась Полла, что Лес был всегда, и всегда в нем жили страшные чудеса вроде демонов, которые наградят или пленят в зависимости от настроения, или духов вод, которые, опять же, заточат либо исполнят желание, если будешь правильно себя вести, проявишь искреннее вежество и не попросишь ничего для себя. Сэр Эвин говорил, что все это сказки. Полла не спорила. Рассказывала еще и еще про старый Лес и про Лес новый, который стал расти после великого и славного подвига короля Кеннета Желтого, да напоят его Четверо из чаши всех благ. Я слушала, как колыбельную, рассказы уносили меня, я засыпала на ходу и спотыкалась, придерживая мешок на плече и белку в лифе. После того, как чуть не полетела носом в заросшую тропу, стала глядеть под ноги.

Спотыкалась я, оказывается, о вросшие в землю тела. Я остановилась. Распахнутые глаза моргнули мне из травы. Что-то схватило меня за ботинок. Я выдрала ногу, с силой опустила на пальцы, завопила больше от злости, чем от страха, отскочила. Белка выскочила из лифа, взвилась на плечо и драла меня за ухо, вереща.

— Поворачиваем, — сказала королева. Ей-то легко быть спокойной — верхом. Я прижалась ближе к коню и к сэру Эвину, который вел его за поводья, наткнулась взглядом на алебарду. Древко держала рука в железной рукавице. Она уходила локтем в древесный ствол. Выше из коры торчал нос, глаз и край лба с кромкой шлема. Глаз следил за нами зрачком.

— Орки, — сказал сэр Эвин, пнув с тропинки клинок. — Плохо. Они далеко забрались.

— Это все, что вас заботит? — прошипела я.

— Они не прошли дальше, — сказала королева.

— И ВЫ. НЕ ПРОЙДЕТЕ.

Я лапнула кинжал на поясе, завертелась. Снова раздалось отовсюду сразу:

— ОСТАНЕТЕСЬ ЗДЕСЬ. МОИ. ЕСЛИ НЕ УПЛАТИТЕ.

Гулкий голос из земли, звенящий — с неба, шуршащий ветками со всех сторон. Королева снова развернула коня.

— УПЛАТИТЕ. ИЛИ МОИ.

Перед конем из самой земли вырос земляной столб. Травяные корни торчали из него, как кудрявые космы в высокую влажность. Из столба бесконтрольно полезли конечности, одна из них вспухла и оказалась головой.