— Верно, — пробормотал Мастер, разбирая бумаги. Зажег на пальце огонек, повесил перед собою. Дама разглядывала письмена поверх его плеча.

Ну просто отлично. Я подобрала юбки, стараясь, чтобы они не липли к ногам, отошла туда, где уже вытерла задом, пригляделась, куда можно сесть. Вытянула ноги. Мастер отбросил волосы за спину, переложил листы, провел рукой по полу, тревожа пальцами узоры. Они засветились и погасли.

Как и не было ничего. Как и не расставались, черт побери. Я улыбнулась. Мастер трогал узоры на стенке и сверялся с бумагами. Это лучший сорт людей, на самом деле: кто закрывает пузом самое ценное, что для них есть — свои труды, и кому плевать на все, кроме знаний. Королева так и говорила: его можно привязать обещанием знаний.

Дама заговорила на Весенней речи, и на этот раз я не понимала ни слова. Мастер отвечал, сел на пятки и водил пальцем вдоль линий. Потом встал, глянул на меня, на даму — и опустился на колени перед нею, уперся ладонями перед собою, согнулся, коснулся рук лбом. Побыл так — как китаец из исторической документалки. Дама протянула руку, сказала что-то. Мастер поднял голову с рук, и глядел на нее глазами, какими не смотрел ни на меня, ни на сэра Эвина, ни на королеву. И уж точно не кланялся он королеве так. Мастер медленно поднял руки, все еще стоя на коленях, взял даму за пальцы, прижал их к своему лбу, закрыл глаза. Я зашуршала юбками, поднялась, отошла в уголок, попинала ботинком головешку. Пусть общаются, им явно есть, о чем поговорить, а у меня конь там, наверное, уже отвязался.

— Леди, — сказал Мастер за спиной, — не найдется ли при вас какой-нибудь пищи?

Он уже стоял, и наготы своей не стеснялся, хотя дам тут было две, и все равно, что одна мертвая, а вторая уже видала его без ничего.

— Аппетит проснулся? — спросила я с ехидством. — Добро пожаловать в мир живых.

— Я его не покидал, — ответил Мастер. — От превращения живой ткани в мертвую остаются следы, а здесь их нет.

Я развела руками.

— Ну тогда простите, что потревожила ваш… э… курортный отдых! Вы бы отлично справились и без меня.

Мастер поклонился, — но, конечно, не так, как даме, без падения на колени, — волосы упали на лицо, как шторы. Он проговорил глухо, словно ребра ему что-то сдавливало:

— Моя неблагодарность не знает границ, леди, за что я нижайше прошу прощения. Вы не оставили своего недостойного… — он замялся. И правда, не раб, не слуга, не муж, не сват и не брат, одноразовый любовник только. Один из немногих приятелей, которых я успела тут наделать. Даже «друг» — было бы слишком громко. Наверное. Откуда мы знаем, когда уже — «друг», а не просто «вон тот мужик, который мне пару раз помог и которому помогла я»?

— Я рада, что вы не удивлены и так хорошо все восприняли, — сказала я честно. Это правда хорошо, я не знала бы, что делать, если бы он психанул.

Мастер, все еще склонившись, сцепил руки, проговорил вполголоса:

— Я бы не сказал, что не удивлен. Я не ожидал, что вы вернетесь за мною. И уж тем более, — он перешел на шепот, — не предполагал такой великой чести.

— А?

Мастер мотнул головой в сторону дамы, волосы качнулись и повисли. Он, наконец, выпрямился, растер себе плечи, и снова ладони его засветились рыжим.

— Вы не говорили, что успели составить знакомство с духом Семидесяти источников.

Я пожала плечами.

— Я сама не знала, что она за мною ходит.

Мастер прищурился, как родитель, который знает, что ты врешь, но дает еще шанс самому вырулить на правду.

— Да я правда не знала! — я развела руками. — Я упала в одну из тамошних луж, когда стирала, и… и вот.

— Что «вот»? — спросил Мастер, сложив руки на груди.

Еще меня голые остроухие мужики с меня ростом не допрашивали!..

— А то, — буркнула я, — что мне было предсказано, что ничем хорошим, — я широко замахала руками, — это не кончится! И вы знаете, что? Оказалось — правда!

Мастер задрал брови чуть не на затылок. Я, сердясь на Поллу, что ее нет рядом, когда она так нужна, а больше сердясь на себя неведомо за что, разодрала швы, кое-как добралась до завязок, выдернула из-под набрякшей парчи две нижние юбки. Скомкала, швырнула Мастеру. Он тут же завернулся, ткань облепила его, и вот уже Мастер стоит в рубахе и коротких штанцах. Зябко переступает по полу. Обуви-то я и не захватила. А ботинки свои не дам, даже если у нас один размер.

— Роща Семидесяти источников — очень интересное место, — проговорил он, оглядываясь на даму. Та бродила где-то в глубине развалин, оттуда раздавался плеск. — Ходят слухи, что в каждом источнике там по духу, но, конечно же, это не так, скорее всего — один или несколько на все… э… водоемы. Духи, видите ли, плохо уживаются в тесноте.

— В ней никто хорошо не уживается. — Я припомнила коммуналки, куда ходила в гости к одноклассницам.

— Существует такое убеждение, что, если чародей встретил смерть раньше срока, от злой руки, умер с проклятьем на устах и не был погребен, как полагается — ему сулит навечно быть вплетенным в то место, где пролилась его кровь. В общем случае. В частном — может быть бескровное убийство.

Я передернула плечами: Мастер так зябко приплясывал, что становилось холодно и мне.

— Сделайте огонь, — сказала я.

— На чары уходят силы, которые тело могло бы употребить для согревания, — ответил Мастер.

— Мне в мокром, — я снова отряхнула тяжелые от воды верхние юбки, — тоже не ах.

Мастер повел рукою, и между нами повис огонек. Я сглотнула. Мастера подсветило точно так же, как тогда… как в прошлый раз, когда мы тут стояли. Узоры горели, горело вокруг королевы Рихнезы.

Я протянула к огоньку руки.

Мастер откашлялся и продолжил:

— И существует также легенда, что придворную чародейку государя Каданока Серного умертвили как раз на месте рощи Семидесяти источников, а тела ее впоследствии не нашли. И с тех пор особо удачливые — или неудачливые — могут, поглядевшись в водную гладь, призвать ее дух и требовать исполнения желаний.

— И что же? — спросила я. — Исполняет?

Мастер прищурился опять. Выговорил медленно:

— Вам, леди, я полагаю, виднее.

Я старательно пожала плечами. Мастер снова оглянулся на булькающие звуки, поманил огонек, он облетел Мастера по дуге, осветил темный провал. Дама ходила между обломков колонн и трогала стены кончиками пальцев, водяная мантия волочилась за нею, тревожила мусор и оставляла влажный след.

— Подчиненный дух может быть очень и очень полезен, — сказал Мастер.

— Так, — подобралась я тут же. — Чтобы без этого. У нас с ней вроде как соглашение. Я не строю из себя повелительницу, она помогает мне. Ну, то есть… я ее попросила, и она… вот тут. Скажите ей, кстати, спасибо.

— Сказал, — ответил Мастер. — Выразил свое почтение. Повстречать даже тень миледи О… — он осекся, изобразил кашель, — такой блистательной чародейки — непредставимая честь!

О да, подумала я. Ну, это, наверное, как художнику встретить привидение ван Эйка, или врачу — зомби Авиценны. То-то началось лобызание ручек.

Мы пошли вслед за дамой, Мастер ступал по влажному, тряс ногами, как кот, потом выдохнул огнем на руки, уронил пламя на пол, как моток рыжей шерсти, огонь расползся по полу, облизал поваленную колонну, и мы сели. Я все ждала, что Мастер скажет мне, что делать, но он молчал и только моргал медленно-медленно, прикрывал глаза, словно задремывал на пару секунд. Ну отлично, подумала я. Невольники не умеют командовать, духи, которых связывают невидимые путы, я так понимаю, тоже не в том положении. Остаюсь я. Просто великолепно. Я потерла лицо, почесала щеки, приложила тыльные стороны ладоней. Все-таки неплохо было, пока мы всей компанией тащились через Лес: я шла за королевой, и было страшно, но хотя бы было ясно, что мы куда-то движемся. А теперь? Нет, я напринимаю сейчас всяких решений, только половина из них наверняка приведет к аду на земле и всеобщей погибели. Понятно, почему сэр Эвин так тоскует по королю: когда кому-то служишь, всегда есть указующий перст, идешь и делаешь, и не думаешь о последствиях, все последствия — на совести того, кто носит золотые доспехи и венец с рубинами. И сомнения тоже. А у тебя сомнений нет. От этого происходит здоровье ума и тела.

Как он там, кстати, мой рыцарь?..

— Спасибо за зелье, — сказала я. — Отлично сработало, хотя я и мешала его с вином. Вы говорили так не делать, но все равно получилось как надо.

— М-м, — Мастер приоткрыл глаза. — И что же, если леди позволит непристойное любопытство, вкусили с блюда наслаждения?

— Да как вам сказать. Скорее нет, чем да.

Я рассказала ему, на что употребила зелье, и с Мастера слетел всякий сон. Он подвинулся на колонне, весь собрался, так что штанцы задрались к самым коленкам.

— Это было… хитро, — сказал он, наконец. Потер подбородок, и я не видела его рта, а без рта не поймешь, какую мину состроил. — Но разве же вы не знали о камне виверны?

— Откуда мне о нем знать? Сто раз говорила — я не местная. У нас нет магии, любовных зелий и камней против ядов.

Мастер пробарабанил пальцами под губой. Спросил, подавшись вперед:

— И что Рихенза?

Мальчики так оживляются, когда девочки целуются! Я полюбовалась им еще секунду, и сказала:

— Ничего. Благословила мой поход.

— За такие дела вас должны были бросить в темницу и допрашивать, кто вас подослал опоить Ее Величество.

— Я хорошо целуюсь, — сказала я. Мастера совсем развезло, и я буркнула: — Правда, она передумала потом. Но я успела.

Мастер задумался.

— Вы уверены, что это Рихенза послала стражу?

— А кто?

Мастер сплел пальцы под подбородком, уперся локтями в колени. Рубаха задралась на пояснице, и я держала себя за руки, чтобы не одернуть. Рубаха была белая, и спина была белая, позвонки торчали, как пузыри на гоголе-моголе.

— Будь я Каделлом, я бы убрал Рихензу с дороги, — выговорил он невнятно. Мне показалось, что уши его дергаются. — Объявил бы полоумной, или предательницей супруга и господина — как и зачем она выбралась живой из столицы, верно? — Он подождал, и я на всякий случай кивнула. — Или что-нибудь вроде того, что королева погибла в путешествии, и теперь некое существо выдает себя за нее.