Рассказ было решено отправить известному писателю Короленко, редактору журнала «Русское богатство». Среди прогрессивной молодёжи он считался лучшим знатоком беллетристики. Через десять дней Шура получила ответ:

«Милостивая государыня Александра Михайловна, прошу простить, что задержал ответ несколько дольше (как обещал). Мне хотелось, чтобы Вашу новеллу прочитал ещё Н. К. Михайловский. Теперь — вот наше общее мнение. Рассказ задуман очень хорошо; к сожалению, исполнен же несколько сухо и кое-где грубовато. Между тем самая тема требует очень тонкой обработки. Кое-что сгладить нетрудно, но этого мало. Нужна бы ещё авторская работа. Во всяком случае, этот рассказ возбуждает интерес к другим Вашим работам. Если бы Вы пожелали принести что-нибудь, то я бываю почти каждый день в редакции (от 1 до 3), а по пятницам — обязательно.

С совершенным уважением, готовый к услугам

Вл. Короленко

17 октября 1897 г.»

Это был тяжёлый удар. Шура впала в отчаяние.

   — Я больше не буду писать, — объявила она.

Но Владимир принял поражение жены почти со смехом.

   — Это всё потому, что ты избрала героиней увядающую даму. Если бы ты взяла красивую молодую девушку, рассказ был бы интереснее. А ты навязываешь молодому человеку, едущему за границу, замужнюю женщину с детьми. Я думаю, что Короленко не понравилась именно твоя героиня. Старички любят хорошеньких молодых девушек.

Шутки мужа Шуру глубоко обижали и сердили.

Марсианин, прочитав письмо Короленко, задумался и сказал:

   — Короленко вовсе не пишет, что у вас нет литературного таланта. Ему не нравится сама тема. Рассказ направлен против основных принципов буржуазной морали. Короленко как один из редакторов большого журнала боится, что, если такую повесть напечатают, журнал могут конфисковать.

Шура облегчённо вздохнула и ласково ему улыбнулась.

Какой у него логический ум! Вот он-то настоящий друг.

С тех пор Марсианин стал бывать у них в доме чаще прежнего.

   — Почему бы вам не написать брошюру, — сказал он как-то Шуре, — о том, что вы нам часто доказываете, — о влиянии обстановки на характер ребёнка. Теперь очень в моде вопросы воспитания.

Идея Шуре понравилась. Александр стал приносить ей книги Песталоцци, Ушинского, Пирогова. Вместе они ходили на лекции профессора Лесгафта. Работая над статьёй, Шура пользовалась мыслями Добролюбова, чтобы доказать ошибочность школы идеалистов, признающих врождённые свойства человека.

В детской горит ночник. Шура сидит у кроватки сына, который тяжело заболел. Его мягкое тельце горит и пышет жаром. Щёчки воспалены, пересохший ротик жадно ловит воздух, головка беспокойно мечется по подушке. Шура готова всё отдать, лишь бы прекратить эти страдания. Прижавшись лицом к его горячему тельцу, она страстно и напряжённо желает, чтобы его болезнь перешла к ней. Она упрекает себя, что не усмотрела за ним. Няня Анна Петровна уехала навестить свою мать, и Шура не заметила начала простуды, которая грозит перейти в воспаление лёгких. А всё из-за того, что она увлеклась статьёй о воспитании и забыла надеть на сына тёплую кофточку.

После лекарства Мише стало лучше. Дышит он легче, свободнее. Она целует его маленькие ручки и облегчённо вздыхает.

Здесь же в комнате сидит Марсианин. Узнав о болезни ребёнка, он приехал помочь жене друга, уехавшего в командировку.

Наконец Миша заснул спокойным сном. Теперь можно вернуться к обсуждению рукописи только что законченной статьи.

Шурин манускрипт Марсианин сам переписал набело своим красивым круглым почерком. Наиболее понравившиеся ему места он осторожно отметил на полях тоненьким карандашом и теперь шёпотом, чтобы не разбудить ребёнка, зачитывает их:

   — «Усвоение впечатлений совершается в мозгу, мозг же у людей неодинаков».

«Для развития сильного, стройного ума нужно многое самому узнать и передумать, для образования же цельного характера нужно многое самому пережить и перечувствовать».

«Для желания нужно, чтобы предмет произвёл сначала впечатление на наш мозг, потому что нельзя же желать того, о чём не имеешь никакого представления».

«Ребёнок, обжёгшийся на огне, уже, вероятно, не потянется к нему снова». Шура, от вашей статьи веет библейской мудростью! — восклицает Марсианин.

   — Тише, — шепчет Шура, умилённая его похвалой. — Вы разбудите ребёнка.

Карл приближает губы к её уху:

   — Ваше имя останется в веках. Вас будут называть вторым Песталоцци.

Шура краснеет и отворачивается. Губы Марсианина касаются её губ. Медленно тикают ходики на стене детской.

   — Идём в другую комнату, — тихо произносит Карл, прерывая долгий поцелуй.

   — Я не могу оставить больного ребёнка, — говорит Шура, выключая ночничок.

После нескольких суток лихорадки ослабевший ребёнок спит крепким сном. Его чуть учащённое дыхание совпадает с дыханием влюблённого и благодарного Марсианина.

— Владимир совсем замучил меня своей беспричинной ревностью, — жаловалась Шура Зое. — Как он не может понять, что я люблю только его одного.

— Он тебя не понимал никогда, но теперь, после того как ты осуществила свою мечту и стала писательницей, ты можешь устроить свою жизнь по-своему.

Статья Коллонтай «Основы воспитания по взглядам Добролюбова» появилась в первых числах августа 1898 года в ежемесячном легальном марксистском журнале «Образование», а тринадцатого августа поезд увозил Александру в далёкий Цюрих.

В вагоне она сразу почувствовала себя одинокой и с тоской начала думать о своём добром, нежном и любящем муже. Владимир в это время находился в командировке в Люблине и не знал, что она решила покинуть его. С Мишенькой она тоже не попрощалась: он гостил у родителей в Куузе. Сердце разрывалось на части, когда она видела перед собой его мягкие маленькие ручки, тянущиеся ей навстречу.

Ночью Александра горько плакала, обливая слезами твёрдую вагонную подушку, и мысленно звала мужа. За что я наношу ему такую обиду и такой удар! Ведь он не может не упрекать меня за то, что я бросила его и сына ради лекций какого-то профессора Геркнера! Владимир не поймёт, что ухожу я не только от него, но и навсегда порываю с той средой, которая мешает мне стать полезным человеком.

Александра не без страха понимала, что Владимир не будет годами ждать её возвращения. Она вспомнила про сестру Зои, красавицу артистку Веру Юреневу. Что, если он в неё влюбится? Становилось жутко и горько. В Вильно Александра чуть не выскочила из вагона, чтобы пересесть на люблинский поезд, который бы привёз её к мужу. Но это означало бы полный отказ от всех желаний и намерений. Такого случая порвать со своей средой больше не представится.

Александра решила написать Владимиру длинное и тёплое письмо тут же в вагоне. В письме она уверяла его, как горячо и глубоко она его любит.

Запечатав письмо мужу, Шура написала второе письмо — Зое. «Пусть моё сердце разорвётся от горя из-за того, что я потеряю любовь Коллонтая, — писала она подруге, — но ведь у меня есть другие задачи в жизни, важнее семейного счастья. Или я до конца своих дней буду только матерью и женой, буду заботиться о сыне, и мне не будет никакого дела до того, что миллионам его маленьких сверстников худо; буду любить мужа и считать, что не моё дело бороться за свободу и справедливость, было бы только мне хорошо; или я пойду, куда зовёт меня совесть».

На пограничной станции Вержболово Александра отыскала почтовый ящик. Когда она услышала, как оба письма ударились о дно ящика, сердце её сжалось, она поняла, что пути к прежней жизни отрезаны.