– Элен, моя дорогая, – миссис Кросс была шокирована. – У мистера Доунса вероятно, где-то есть дела.

– Тогда он мог бы опоздать, – возразила ее племянница, принимаю предложенную руку Эдгара и опираясь на нее всем своим весом. – О, как же я жалею, что не уехала с семьей Повайз. Так утомительно находится в Англии, когда тут так холодно, пасмурно и уныло.

– У меня нет никаких дел, которые нельзя было бы отложить, мэм, – заметил Эдгар миссис Кросс. – Я Вас провожу, леди Стэплтон, а потом пойду за доктором, если вы скажете, где он находится. Я так полагаю, что Вы с ним давно не консультировались. – Это было скорее утверждение, а не вопрос.

– Как это мило с вашей стороны, сэр, – заметила миссис Кросс.

– Я не зову врача всякий раз, когда перегреваюсь до полуобморочного состояния в библиотеке из-за духоты, – сказала леди Стэплтон. – Через мгновение я приду в себя.

Но она была далеко не в порядке даже пять минут спустя. Она продолжала тяжело опираться на его руку и довольно медленно шла по улице. Она больше не говорила, даже, чтобы возразить, когда миссис Кросс сообщила Эдгару, что у нее не все в порядке со здоровьем вот уже некоторое время. К тому времени, как показался ее дом, ее глаза были полуприкрыты, и она отставала больше, чем когда-либо.

– Возможно, мэм, – Эдгар предложил миссис Кросс, – вы могли бы пройти вперед и постучать в дверь, чтобы ее открыли к тому времени, как леди Стэплтон подойдет к ней. – И не предупреждая свою поникшую спутницу, он остановился, отпустил ее и тут же подхватил на руки.

Тогда она заговорила, одной рукой обхватив его за шею и опустив голову ему на плечо.

– Черт возьми, Эдгар, – сказала она, напомнив ему, как ругала его в прошлый раз. – Черт тебя побери. Я полагаю, что Вы ждали меня снаружи только, чтобы унизить меня. Как же я Вас ненавижу. – Но она не стала бороться, чтобы он ее отпустил.

– Ваши бурные выражения благодарности могут подождать, пока Вы придете в себя, – ответил он.

Плосконосый боксер стоял в холле, и как будто собирался принять госпожу в свои руки. Эдгар прошел мимо, даже не взглянув на него, и понес свою ношу вверх по лестнице. Она отнюдь не была легкой ношей. Он испытал благодарность, когда увидел миссис Кросс возле комнаты миссис Стэплтон, открывшую дверь настежь. Если бы она поднималась за ним, он мог бы и забыть, что ему не следовало бы знать, где находится спальня леди.

Он опустил ее на постель и отступил, пока тетя снимала с нее шляпку, а служанка, которая поспешно вбежала за ними, полусапожки. Она все еще была ужасно бледной.

– Как зовут Вашего врача? – поинтересовался он.

– У меня нет своего врача, – Элен открыла глаза и посмотрела на него снизу вверх. Часть ее волос распустилась при снятии шляпки, и темные каштановые пряди подчеркивали бледность лица. – Мне не нужен доктор, мистер Доунс. Мне нужно горячее питье и отдых. Позволю себе заметить, что увижу вас на музыкальном вечере у леди Кэрью сегодня.

– О, я так не думаю, Элен, – заявила миссис Кросс. – Я пошлю записку. Маркиза поймет.

– Вам нужен врач, – заметил Эдгар.

– А Вы можете катиться к дьяволу, сэр, – резко ответила она. – Могу я располагать уединением своей собственной спальни? Вам же, не пристало стоять здесь и пялиться на меня, правда же? – Прежняя насмешка показалась на ее лице и прозвучала в голосе. Эта была та же комната и та же постель, разумеется.

– Когда ты почувствуешь себя лучше, Элен, – заметила миссис Кросс с мягкой серьезностью, – ты захочешь извиниться перед мистером Доунсом. Он был безмерно любезен с нами этим утром. И нет никакой непристойности в его присутствии, так как здесь есть также я и Мари. А теперь мы оставим тебя на попечение Мари. Сэр, не пройдете ли в гостиную на чай или кофе? Или, возможно, что-нибудь покрепче?

– Благодарю Вас, мэм, – ответил он, поворачиваясь к двери. – Но у меня действительно есть дела. Я, если возможно, справлюсь завтра о здоровье леди Стэплтон.

Уходя, посмотрев на кровать, он увидел, что леди Стэплтон лежала с закрытыми глазами и презрительной ухмылкой на устах.

– Я волнуюсь за нее, – сказала миссис Кросс, когда он закрыл дверь. – Она не в себе. Она всегда была очень энергичной. А теперь она кажется какой-то обеспокоенной.

– Вы хотите, чтобы я вызвал врача, мэм? – спросил Эдгар.

– Вопреки пожеланиям Элен? – произнесла она, подняв брови и рассмеявшись. – Вы не знаете мою племянницу, мистер Доунс. Она была непростительно груба с Вами сегодня утром. Я приношу извинения Вам вместо нее. Я уверена, что она сама принесет Вам извинения, когда почувствует себя лучше и вспомнит, что она Вам высказала.

Эдгар в этом сомневался.

– Я понимаю, что леди Стэплтон проявляет гордыню в своей независимости, – сказал он. – Она была расстроена тем, что ей пришлось воспользоваться моей помощью утром. Вам не стоит извиняться.

Они уже стояли в холле, и слуга снова придя в себя и обретя уверенность, ждал, чтобы открыть двери на улицу.

– Вы очень любезны, сэр, – заметила миссис Кросс.

Он бы хотел, чтобы Элен пошла к врачу, думал Эдгар, пока шел по улице, прилагая все старания, чтобы не слишком сильно опоздать на встречу со своим деловым партнером. Она была не из тех женщин, которые подвержены действию духоты, и которые нуждались в помощи мужчины, чтобы дойти до ближайшей кушетки. Ей пришлось воспользоваться его помощью утром. Она даже кляла его – и называла его по имени. Ее нездоровье было явным и длилось уже некоторое время, если верить словам тетки.

Он беспокоился о ней.

А потом он нахмурился, поймав себя на этой мысли. Он беспокоился о ней? О леди Стэплтон, которая не значила для него ничего? Как там они говорили друг другу в тот вечер, когда вальсировали? Они не были врагами, друзьями или любовниками. Они были никем друг для друга. Из-за той ночи.

Но эта ночь была. Он узнал ее тело очень-очень близко. С ней он познал возбуждающую, пламенеющую страсть.

Да. Думал он, она определенно что-то для него значит. Но что именно? Он не мог выразить словами.

Потому, что была та ночь.

И поэтому он беспокоился о ней.

* * *

Она позволила Мари раздеть себя и укрыть одеялом. Она разрешила тете зайти в свою комнату только для того, чтобы задернуть занавески на окне и послала ее принести горячий, некрепкий чай, – одна мысль о горячем шоколаде или кофе вызывала сильную тошноту. Она позволила им обеим суетиться над ней, хотя обычно не выносила, когда над ней тряслись.

И теперь ее оставили в покое, чтобы она поспала. Но спать совсем не хотелось. Она лежала, уставившись на шелковую розетку, венчающую балдахин ее кровати. Она не могла поверить, что была настолько глупа. Она была потрясена собственной наивностью.

Хотя ее мужу было пятьдесят четыре, когда она вышла за него замуж и шестьдесят один, когда он скончался, он был энергичным мужчиной. В первый год их брака он занимался с ней любовью почти каждую ночь, да и потом это происходило часто, до самого конца. Она ни разу не забеременела. Она стала думать, что причина в ней самой. И хотя Кристиан был его единственным сыном, ей говорили, что у первой жены было ужасающее число мертворожденных детей и выкидышей.

Возможность зачатия не приходила ей в голову ни до, ни после, ни во время той ночи с Эдгаром Доунсом. И даже тогда, когда она постоянно стала испытывать недомогание.

Она не следила за своим месячным циклом. Ее месячные, та неприятность, которой были подвластны все женщины, всегда заставали ее врасплох. Она не знала, идут ли они регулярно или нет. Она была из тех женщин, кому повезло не испытывать ни боли, ни дискомфорта, ни слишком обильного кровотечения.

И теперь она позволила себе не заметить те симптомы, которые были у нее прямо под носом. Даже сейчас, хотя она и старалась, но не смогла вспомнить, когда они у нее были в последний раз. Она была уверена, что их не было уже некоторое время, - нет, с той самой ночи, во всяком случае. Она была почти уверена в этом, чтобы утверждать, что достаточно уверена насчет этого. О, разумеется, она была уверена. Это было больше месяца назад.