Клюнут или нет? Вот одна из рыб плывет около самого кальмарчика – внимательно рассматривает его своим шоколадно-желтым глазом. Ну, хватай же! Корифена немного отстает, а потом разгоняется. Я дергаю тролл и вырываю резинового кальмара из зубастой пасти. Ах ты, черт... рано! Но корифена была, как видно, очень голодна. Разогнавшись, она вновь бросается на кальмара. Я немного выжидаю и резко подсекаю: рыба свечой взмывает в воздух, звонко шлепается об воду и, натягивая шнур, круто уходит в глубину.

– Стоп! – кричу я, вытягивая метр за метром мокрую веревку. – Стоп, машина! Стоп!

Но никто меня не слышит, а до переговорной трубы не дотянуться. Решив – была не была! – может, и не сорвется, я, напрягая мышцы, подтаскиваю рыбу к теплоходу. Корифена делает отчаянный бросок – ух, и сильная же она! Капрон натянут до предела... Рыба мечется в воде... Но крючок крепок, он выдержит тяжесть и побольше, чем эта. Еще усилие, еще... И рыба, судорожно содрогаясь всем телом, шлепается на горячий палубный настил.

– Что там? – слышу я за своей спиной.

Это Саша. Ему немного досадно: ведь до меня дежурил он, и за эти часы на крючок ничего не попадалось. Наступаю рыбе на хвост. За кормой слышен всплеск.

– Тролл! Тяни, Сашка!

Но он уже и сам заметил, что на другой тролл клюнула еще одна корифена. Через минуту вторая рыбина забилась на палубе. Это самочка. В отличие от самцов у самок голова менее тупая, а спинной плавник значительно ниже.

Рыбы постепенно успокаиваются. И на наших глазах происходит удивительное превращение: из ярко-золотых корифены становятся сначала сине-зелеными, потом желтыми, светло-розовыми, совершенно белыми в россыпи голубых веснушек. Но вот по мускулистым телам пробегает волной последняя дрожь, и рыбы принимают обычную золотисто-желтую окраску.

Приходит Виктор Жаров, за ним – наш судовой рыболов-любитель матрос палубной команды Иван Лукьянец. У рыбака-любителя даже лицо от зависти вытянулось, когда он увидел большущих золотистых рыб. Как он мечтал половить в океане не рыбешек с палец величиной, какие обычно попадаются на речке Преголе, около его родного города, а вот таких тяжелых, сильных! И вот тебе – кто-то поймал, а не он. Притушив завистливый огонек в глазах, Иван с равнодушным видом отвернулся от нас и стал смотреть в воду, где на остальных шести троллах еще прыгали кальмарчики и свинцовые рыбки. Мне почему-то казалось, что поклевок больше не будет, но я ошибся: тихо ахнув, Иван подсек один из троллов и быстро потянул снасть к себе – в воде билась еще одна рыба. С ней Ивану пришлось повозиться, но вот и она уже хлещет хвостом по палубному настилу.

– Не ушла, голубушка! – говорит Иван удовлетворенно и достает дрожащими пальцами сигареты.

– Эх, жалко, твои друзья-рыболовы не видят тебя в этот момент, – замечает Жаров. – А ведь будешь рассказывать – не поверят!

Иван усмехается и присаживается около рыб.

– Как их называют-то?

– Корифены, или золотистые макрели, – поясняет Жаров, по привычке пощипывая бородку.

На корме шумно – почти все сбежались, столпились вокруг рыб, поражаясь их красотой и живучестью. Да, это действительно очень живучая рыба. Вспомнили такой случай. В Гвинейском заливе мы выловили на удочку корифену. И лишь только она забилась на палубе, как мгновенно привлекла внимание всех, кто был поблизости, пораженных необычным ее видом. На нее смотрели с удивлением не потому, что она все время меняла окраску, очень сильно билась и была порядочной величины – 1 метр 20 сантиметров, а потому что у этой рыбы не было живота. На его месте зияла громадная рана, нанесенная чьими-то беспощадными зубами. В отверстии раны виднелись кости, созревшие гонады[3], желудок. Ткань на месте раны уже начала зарубцовываться, затягиваться. Как видно, встреча с акулой состоялась несколько дней назад. Кто-то из матросов жалостливо сказал:

– Эх, бедная!.. Как же они тебя, эти мерзкие хищники!

Макрель вскрыли – и что же? В ее желудке мы нашли с десяток сардин, и среди них три рыбки, украшенные ярко-красными пластмассовыми метками. Этими маленькими пластмассовыми пластинками с номером и надписью «СССР» мы за час до этого метили сардинок. Работа была очень сложной и утомительной: живой рыбке продевалась под кожу тонкая проволочка, на которую надевалась метка. Делали это для того, чтобы выяснить, в каком направлении перемещаются косяки сардины. Выловив сардинку с меткой, промысловики сообщают в институт о месте ее поимки. Так определяют, куда уплыла рыба из района, где она была помечена. С самого раннего утра мы вдевали в рыбьи спинки красные пластинки, а в это время, оказывается, позади плыла стайка корифен, и среди них эта «бедная», и преспокойно пожирала меченых сардинок.

Корма опустела. Кок ловким ударом большого ножа отсек рыбам головы и, мурлыкая песенку: «Присядем, друзья, перед дальней дорогой», потащил рыб на камбуз. А спустя примерно час произошло долгожданное событие: Юра Торин поймал первого в этой экспедиции тунца. И снова оживление, снова радостный шум на корме.

Действительно, нельзя было не залюбоваться этой красивой, идеально приспособленной для быстрого плавания рыбой. Тунец своим внешним видом похож на торпеду – острая голова плавно переходит в массивное, почти цилиндрического сечения тело, постепенно сужающееся к хвостовому плавнику. Спинной и грудной плавники прячутся у тунца в специальные желобки; мускулистый хвостовой плавник помогает тунцу развивать скорость до 30-35 миль в час. Темное тело рыбы отливает цветом вороненой стали и переливается различными красками радуги. От грудного плавника к хвосту протянулись несколько пепельно-голубых продольных полос.

– Катсувонус пеламис... полосатый тунец, – определил Виктор вид рыбы. – Его называют также «бонито». Полосатый тунец – один из наиболее теплолюбивых видов этих рыб. Широко распространен в Атлантическом, Тихом и Индийском океанах. Придерживается поверхностных вод, редко опускаясь на глубину свыше сорока метров, обитает большими косяками, в которых насчитывается до пятидесяти тысяч рыб. Интересно еще то, что в добыче тунцовых «бонито» занимает первое место. Вот, пожалуй, и все. А теперь слово за вами, – закончил Жаров и отдал тунца Юре Смирнову, который с задумчивой улыбкой пробовал пальцем острие ножа.

Вечером кок приготовил из тунца великолепные котлеты. Они были такие румяные, такие душистые и сочные, такие вкусные, что вся команда пришла в восторг. Действительно, не рыба, а превосходная говядина! Скорее – курятина. Котлеты понравились всем. Лишь второй штурман, который пришел на ужин позже всех, ткнув вилкой в золотистый кусок мяса, нахмурился и вызвал с камбуза кока.

– В чем дело? – недовольно сказал он. – На завтрак говядина, на обед – говядина, за ужином – тоже говядина. Так нам мяса не хватит и на полрейса!

Кок зарделся и опустил глаза. Может быть, впервые его похвалили таким необычным образом: штурман, ведающий на судне довольствием, большой знаток мясных блюд, не отличил на этот раз тунцовое мясо от говядины.

Перед сном я достал свою тропическую рубашку, чтобы примерить ее. Из нагрудного карманчика выпал маленький листок бумаги. На нем было написано химическим карандашом: «Дорогой рыбак-искатель! Желаю тебе счастливого рейса и успехов вдалеке от Родины! Швейный цех. Федотова Нина». Я надел рубашку – она была сшита как будто на меня, а потом поднялся на корму и долго смотрел на север: где-то там, очень далеко от этих солнечных мест, осталась Родина, жена, ребятишки, родители, друзья и незнакомая Нина Федотова из швейного цеха...