На пробу из темпоскафа выпускали газ. Автоматы измеряли температуру, сличая спектры.

- Разрешаю выход, - сдавленным голосом сказал Гурьянов.

И Саша Куницын вышел из темпоскафа, слегка пошатываясь, бледный, истомленный, с серыми губами.

Друзья-темпонавты кинулись к нему, подхватили под локти.

- Ну, как там, Сашок? - поспешно спросил дублер.

- Можно вернуться и живым, - ответил Куницын сурово, - если уж очень постараешься.

- А все же, как там, в быстром времени?

Тысячи и тысячи раз приходилось Куницыну отвечать на этот вопрос. Бывший таежник, бывший водолаз, первый темпонавт стал еще и лектором. Терпеливо и добросовестно он выискивал в памяти добавочные детали, выискивал все новые слова для многократно изложенных событий.

- Вы герой, - говорили ему. - Такие рождаются раз в столетие.

- Ну, зачем же преувеличивать? - отмахивался Куницын. - Все наши ребята были подготовлены не хуже. Гурьянов долго колебался, сам приехал отбирать. Ну, решил нас погонять на лыжах, как слаломистов. И врезался я в пень, сломал лыжу на этом самом слаломе. И такое зло меня взяло. Понимаю: главный отбирать приехал, а мой номер последний. Доковылял до базы, раздобыл другие лыжи, догнал ребят уже к ночи. Ну вот, Гурьянову и понравилось, что я характер проявил. А у других просто не было такой возможности...

Может быть, Куницын и прав отчасти. Но чтобы проявить характер - надо его иметь прежде всего.

И еще спрашивали его стандартно:

- Какие у вас планы на будущее?

- Повторить охота, - говорил Куницын. - Дальше и дольше! Не день, а неделя, месяц, не лупа, а микроскоп. Чем глубже, тем интереснее. И труднее, не без того. Но на то и мужик, чтобы на плечи валить тяжелое.

- И дольше, и дальше, и шире, - поправлял его Гурьянов. - Темподом уже есть. Будет и город...

Кажется, вот он - город.

В ночной темноте под колесами ослепительно-желтое "Т". Крыша Т-града. "Т" растет, расползается, падает на меня. Или я падаю? Пружинистый толчок. Струи перестают гудеть, переходят на шипенье. Прибыл.

22 часа 03 минуты. Двести километров за сорок минут. От автомата больше не потребуешь.

Под крышей типичный вокзал. Много журчащих лифтов, журчащих эскалаторов и гибких лент для багажа. Много коридоров, отделанных холодной плиткой, желтой и черной. По коридорам спешат озабоченные и распаренные люди в неуместных шубах, слишком тепло одетые, перегруженные. По лентам, подрагивая на роликах, плывут обыкновенные ящики, чемоданы и микробиблиотечки, как у меня, а также какие-то модели, кубы с кристаллами, приборы, коробки с семенами, испуганный олененок в клетке и бойкие лисенята нелисьей расцветки: откровенно голубые, сиреневые, лимонно-желтые, полосатые и клетчатые. Всем нужен Т-град - и писателям, и конструкторам, и генетикам.

Желто-черный коридор приводит в зал ожидания, где люди с распаренными лицами сидят на скамейках, уставившись на часы. Зал как зал, вокзал как вокзал. Таких тысячи на авиатрассах планеты. Но у этого одна особенность. За прозрачной стеной зала не просторное бетонно-травянистое поле, где ветер надувает полосатые мешки, а город, однако не настоящий, какой-то игрушечный город, модель города в масштабе 1:360. Дома в нем не больше записной книжки, этажи - как строчка в тетради, окошечки . словно буквы. Есть там и улицы, и пандусы, и заводы с цилиндрами, кубами, шарами, обвитыми трубами, есть парки с деревцами, клумбы, скамеечки. Тысячи и тысячи деталек, и все крошечное, кукольное. Только куколок не видать. Что-то вроде бы и мелькает, вроде бы лишь сейчас сидело на скамеечке - и тут же исчезло. А над всем этим нагромождением, над всем хозяйством невидимых куколок - старинные настольные часы, позолоченные и со стрелочным циферблатом. И перед ними целая галерея позолоченных фигур. Двенадцать насчитал я. Ну да, так и должно быть . двенадцать.

Стрелки на часах кукольного города показывают 22 часа 16 минут.

22 часа 16 минут и на часах в зале ожидания.

- Каков наш Т-град? - с гордостью спрашивает дежурный в огненной фуражке.

Затем он смотрите список и, приблизив микрофон к губам, объявляет:

- Синьора Торрес из Лимы. Пройдите в красную дверь, пожалуйста.

Хорошенькая, но чересчур уж намазанная женщина суетится, собирая свои сумочки. Торопливо целуется с провожатыми, оставляя краску на их щеках. Волнуется, но не забывает придерживать боа на шее. Видимо, певица боится горло застудить. И что ей нужно в Темпограде? Роль разучивает? Или просто гастроли?

- Приготовиться товарищу Мантыкову из Улан-Удэ.

Коренастый бурят катит клетки с лисенятами. Надо полагать, новую породу выводит.

Так каждые две минуты: одному пройти, другому приготовиться. Пройти, приготовиться...

- Приготовиться товарищу... из Москвы.

22 часа 28 минут.

- Пройдите в зеленую дверь, пожалуйста.

Шествую вдоль скамеек, замечаю взгляды ожидающих: у завсегдатаев снисходительные, у новичков - соболезнующе испуганные. Может быть, и я так смотрел на синьору из Лимы.

Тесноватая кабинка, как раздевалка в Душевой. Полка, вешалка, лежанка, рупор. Опять, как в такси, я наедине с автоматом. Преувеличенно вежливый и от старательности равнодушный голос распоряжается: "Разденьтесь, положите одежду в ящик, ложитесь на койку, закройте глаза. Не открывайте глаза, пожалуйста. Если готовы, говорите вслух, внятно: "Готов". Повторите трижды, пожалуйста. Вдохните, выдохните и не дышите..."

Фух-х!.. Словно через костер прошел. Все горит, все жжет, каждой клеточке досталось. Но это рассказывается долго. На самом деле - единый опаляющий миг. Даже "фух-х" говоришь, когда все позади.

Тот же безликий натужно-вежливый голос:

- Поздравляю вас с прибытием в Темпоград. Если чувствуете себя хорошо, спустите ноги. Садитесь. Встаньте. Примите душ, пожалуйста. Простыня в левом шкафчике.

И тут же добавляет настораживающе:

- Если плохо себя чувствуете, не напрягайтесь, не заставляйте себя вставать через силу. Под правой рукой у вас кнопка с красным крестом. Нажмите ее. Врач явится немедленно. Не волнуйтесь, не торопитесь. Теперь у вас сколько угодно времени.

Сколько угодно? А я мчался сломя голову, минуты считал.

Вот эта неторопливость прежде всего поражает в Т-граде.

Выхожу из кабины в зал ожидания. Зал как зал, вокзал как вокзал, тоже коридоры в шашечку, жёлтые с черным. Но очень просторно, совсем пусто, ни провожающих, ни встречающих. Сидит за окошком одинокая девушка в огненной фуражке. Завидя меня, неторопливо откладывает учебник.

- Ах, вы уже прибыли, - говорит она без волнения. - А я ждала вас после обеда.

И заключает, повторяя слова автомата:

- Не торопитесь. Теперь у вас сколько угодно времени.

- Как так не торопиться? Мне надо книгу написать до утра. Каждая минута на счету.

- Земная минута - это шесть часов в Темпограде, - напоминает она наставительно.

Она дает мне ключ от номера, объясняет, как пройти:

- Через парк к Часам, оттуда направо, корпус "Д"...

Я взвешиваю багаж в руках, спрашиваю такси.

- Такси у нас нет. Расстояния близкие. Все ходят пешком для моциона. А багаж вам доставят... - Она смотрит на часы. 22 часа 48 минут! - Багаж доставят через двадцать секунд. Привыкайте к нашим секундам. В каждой шесть рабочих минут.

Иду пешком для моциона. Иду через парк, чрезмерно ухоженный, с дорожками, посыпанными толченым кирпичом, с ненатурально яркой зеленью. Иду к Часам. Они возвышаются над деревьями. Не настольные, а целый дворец с золоченым фасадом и гигантскими, словно копья, стрелками. Те самые Часы, на которые я глядел... Когда это было? Полчаса назад, два часа назад, вчера? Счет сбивается, когда переходишь из земного времени в темпоградское.

22 часа и 48 минут на Часах.

Стоят они, что ли? Я же пешком шел через парк, добрых полтора километра отшагал! Ах да, все забываю: время здесь такое. На полтора километра довольно трех секунд. Весомые секунды. Можно не торопиться.